Царь, царевич, король, королевич... - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 40

– В общем-то у вас есть возможность выйти из их власти, – вкрадчиво заявил Холмс. – Ведь вы – реальные люди, и вам просто нужно вернуться в реальный мир.

На лице его при этом почему-то появилась легкая улыбка.

– Но если все, что сейчас происходит, придумано другими, то мы ничего не сможем сделать, пока они этого не напишут, – плаксиво заявил Стас. И посмотрел на злополучные зеленые кресла кровожадным взглядом.

– Типичный фатализм сфинксов, – непонятно ответил брату Костя. Тут позволил вмешаться в беседу и ваш покорный слуга. Ситуация явно требовала вмешательства профессионала…

– Простите, джентльмены, меня за самоуверенность, но, являясь в некотором смысле литератором, я хотел бы заметить, что в вашем понимании взаимоотношений между персонажами и автором за версту виден дилетантизм.

Стас потряс головой, и я понял, что для детского разума фраза была слишком витиеватой.

– Продолжайте, мой друг, продолжайте, – вскричал Шерлок, – вы редко высказываете свои мысли, зато они, как правило, блестящи!

Польщенный, я закончил:

– Думаю, мы можем поступать так, как нам заблагорассудится. А авторы будут вынуждены писать именно это. Более того, они будут уверены, что все наши действия продиктованы сугубо их собственными фантазией и волей.

– Браво! – восхитился Холмс. Кубатай, подпрыгивая на кресле, зааплодировал.

Стас почесал затылок. Потом глянул на брата:

– Тогда – домой?

– Погоди, – ответил тот. – Во-первых, надо этих… которые мебель… расколдовать. А во-вторых, что с этим миром-то будет? Не оставлять же его так?

– А это не моя забота, – ощетинился Стас. – Как написали, так и будет. Что написано пером, не вырубишь топором. А я тут вообще ни при чем! Забросили ребенка в Антарктиду… оставили один на один с Кащеем…

– Давай работай, не увиливай! – нахмурился Костя. – Между прочим, кто-то сам собирался стать писателем… книжку начал сочинять…

– Ладно-ладно, молчи, – вытаращив глаза, пошел Стас на попятный. – Трудно мне, что ли? Сейчас. Дядя Кубатай, дядя Смолянин, встаньте, пожалуйста.

ДЗР-овцы неохотно подчинились. Стас щелкнул пальцами, и на месте кресел возникли два джентльмена. Один, хоть и молодой, но лысоватый. Другой, хоть и еще моложе, но толстоватый. Они обалдело оглядывались по сторонам.

– Значит, так… господа писатели, – сурово сказал Стас. – Я тут разобрался маленько… вы как бы ни при чем. Это другие писаки во всем виноваты, двойники ваши. Они про нас книжки написали. Так что – живите.

– А откуда вы взялись? – разглядывая нашу пеструю компанию, спросил писатель потолще.

– Объяснять долго, – махнул рукой Кубатай, нервно поглаживая саблю, – скажу лишь, что мы из другого мира.

– Помните, как у Стругацких в «Понедельнике», – встрял Костя, который явно стремился загладить проступки брата, – там машина была типа велосипеда…

– Ясно, догадался, – заявил писатель постарше и полысее. – Они из Вымышленного мира; из книжки, которую, вероятно, мы еще напишем.

Костя прыснул, но промолчал. А Стас ехидно произнес:

– Это еще посмотрим, найдется ли у вас время на писание.

– Что-что? – хором заволновались толстоватый и лысоватый.

– Ну… – начал объяснять Стас. – Я с помощью своей магической силы мир переделать решил, потому что писателям поверил. В том, что, если детям власть дать, они все устроят как надо. И переделал. Еще хуже стало. Все писатели врут. Так что я вас накажу за вранье. Правьте вместо меня!

– Погоди, мальчик, – остановил его писатель помоложе. – А ты эту свою силу магическую тоже нам передашь?

– Не, – ответил Стас. – Нельзя такие вещи, как магия, писателям доверять. Она их портит. По себе знаю.

– Стас, жалко же людей. Как они все это расхлебают… – тихонько сказал брату Костя. Стас вздохнул.

– И чего я сегодня такой добрый? Ладно. Чтоб вам полегче было, вызову я сейчас к вам всех своих министров и советников.

Посмотрев на Костю, Стас ухмыльнулся чему-то, понятному лишь им, и добавил:

– Включая Тайных! Все. Работайте.

Он повернулся к двери. Кубатай, ехидно улыбаясь, раскланялся и, подхватив под руку Смолянина, направился к выходу. Следом двинулись и мы, оставив растерянных писателей оглядываться и ожидать появления советников. За дверью Стас остановился, взмахнул руками и сказал:

– Бамбара-Чуфара! Ёрики-Морики! Перейди вся полнота власти к этим двум писакам! И явитесь к ним для доклада все мои советники и министры! Все разом!

– Садист ты все-таки, – вздохнул Костя.

Глава восьмая,

грустная, в которой Стас собирает пожитки и прощается с Решиловым, после чего все мы прощаемся друг с другом и отправляемся в разные стороны

(Рассказывает Костя)

Произнеся свое заклинание, Стас с блаженным лицом приник к двери. Я подумал и сделал то же самое. За дверью творилось черт знает что! Свежерасколдованные писатели пытались навести порядок, малолетние советники и министры орали, ревели и звали Стаса и мам. Гремел бас Решилова, пытавшегося всех успокоить. Обстановка, в общем, была взрывоопасная.

– Ходу! – скомандовал Стас. И мы двинулись от его тронного зала в спальные апартаменты, потому что Стас хотел собрать памятные вещи. Ни Кубатай со Смолянином, ни Холмс с Ватсоном его не торопили – видать, боялись, что может передумать. Кащей, который и впрямь утратил свой западлизм, вяло брел следом.

Шапку Мономаха я Стаса уговорил оставить. Потому что это культурное достояние этого мира. И усыпанную бриллиантами шпагу, которую Ее Величество, королева Великобритании, подарила, тоже. А вот свой портрет работы художника Вальехо Стас забрал. Он на нем был очень красивый. Стоял на горном утесе, одетый только в жестяные плавки и ножны от меча, а рядом на коленях стояла девочка, одетая еще проще. Меч Стас держал в высоко поднятой руке, не то пытаясь проткнуть мрачные черные тучи, не то изображая громоотвод. Стас сказал, что портрет повесит над кроватью.

И вот когда мы совсем уж было собрались, в апартаменты ворвался писатель Решилов. Растерянно нас оглядел, подошел к Стасу и тихо-тихо, осторожно-осторожно спросил:

– Стас… Ну ты чего?

Стас затоптался на месте и, глядя в сторону, отозвался:

– Я ничего… Ухожу. Вот.

– Что с тобой?

– Со мной? – Стас неуверенно улыбнулся. – Все в порядке.

Сцена эта была такая трогательная, что я вмешиваться не стал, а тихонечко сел рядом и стал слушать. ДЗР-овцы и Холмс с Ватсоном деликатно отошли в самый конец зала. Лишь Кубатай ревниво сверкал глазами.

– Слушай… Стасик… Я чем-то обидел тебя, да?

– Нет, что ты, – испуганно ответил Стас.

– Тогда почему ты уходишь? – Голос Решилова задрожал. – Может, тебя кто-то силой уводит? – И он покосился на Кубатая. Тот выпятил грудь. Между двумя кумирами Стаса словно электрическая искра проскочила. И я почувствовал: Стас заколебался.

– Я понимаю, – грустно сказал Решилов, привлекая Стаса к себе, – ты молодой маг, а я – просто старый писатель. Но когда ты пришел ко мне за советом, мне показалось, что мы вместе. Ты и я. И мы такого натворим… Может, даже книжку вместе напишем?

И вот тут Стас, который уже почти было сдался, помрачнел. Замотал головой.

– Нет, Игорь Петрович. Я понял: книжки одно, а жизнь – совсем другое. Нельзя в книжках жить. Неправильно это!

– Да? – как-то очень устало спросил Решилов.

– Да, – грустно подтвердил Стас.

– А как же тогда мы? – И Решилов с укором посмотрел на «настоящих» – на меня, на Кубатая со Смолянином. Те потупились. – Я ведь давно догадывался, Стасик. А сейчас с этими… молодыми… поговорил. Все понял. Как нам жить?

– Очень просто, – вступил вдруг в разговор Ватсон. Подошел ближе, и я поразился, увидев, что он ведь уже совсем-совсем немолодой и глаза у него печальные и добрые. – Жить – и знать, что наш мир и есть Настоящий. Жить – и создавать другие миры. Какие получатся. Мы ведь умеем, правда, мистер… э… Решилов?

– Вроде бы да, – вздохнул Решилов. Этот диалог двух Вымышленных писателей был так трогателен, что Смолянин всхлипнул и утер подолом глаза. А я сообразил: если этот Решилов – придуманный, но сочиняет книги… а их герои – другие книги? Это что же – бесконечность?