Раздолбаи. (Работа по специальности) - Лукин Евгений Юрьевич - Страница 53

Надзорка ткнулась хищным чернильным рылом в голову лежащего и замерла, словно овчарка, готовая кинуться снова при малейшем движении. Никита подскочил к бессильно разбросавшему лапки Телескопу, стал на колени, дотронулся со страхом. Хрустальные глазищи остановились, обессмыслились. Зверёк уже не дышал. Забрызганный алыми каплями полуразвернувшийся пакет лежал рядом.

«А кровь – как у нас, красная…» – с интересом подумал кто-то за Никиту Кляпова.

Тут он услышал полувскрик-полувсхлип – и обернулся. Лика, округлив глаза и зажав рот пальцами обеих рук, отступала к стене. Никита перевёл взгляд на лежащего рядом Креста – и сам чуть не заорал, настолько это было жутко. Надзорка, растягиваясь и изгибаясь, налезала на бесчувственное тело, надеваясь на него, как резиновая перчатка на руку. Наружу теперь торчали только большие ступни, повернутые пальцами друг к другу. На глазах Никиты змеящаяся бликами тварь обволокла Креста целиком, потом сократилась, словно разом переварив, – и неспешно потекла прочь.

Вид, пусть не принадлежащего человеку, но всё же мёртвого тела потряс всех настолько, что даже у словоохотливого Сократыча отнялся язык. Люди стояли вокруг Телескопа в боязливом оторопелом молчании, нарушаемом лишь всхлипами Лики.

– Васька знает?.. – тихо, почти шёпотом спросил кто-то.

– Побежали за ним… – так же негромко ответили ему.

Потом толпу раздвинуло, и к распростёртому тельцу шагнул Василий. Все взглянули ему в лицо и тут же отвели глаза. Смотреть сейчас на Василия было страшновато. Несколько секунд он неподвижно стоял над Телескопом, потом медленно присел на корточки и заметно дрогнувшей рукой огладил нежную серебристую шёрстку. В гулкой остолбенелой тишине пронзительный щебет побирушек казался особенно громким. Зверьки уже знали о случившемся.

– Кто? – глухо спросил Василий.

– Крест, – виновато сказал Никита.

– Где?..

К Василию приблизился Пузырёк.

– Вась… – гримасничая от сочувствия, начал он. – Ну ведь не человека же, ну… Не надо, Вась, не связывайся ты… Хватит, пошутил уже разок с надзорками…

– Где? – повторил Василий, поднимаясь. Смуглое лицо его отяжелело, стало угрюмым и беспощадным.

– Да нет его!.. Нет!.. – истерически вскрикнула бледная заплаканная Лика. – Нигде его уже нет!.. Никита! Скажи ему!..

Все, включая Василия, повернулись к Кляпову.

Тот беспомощно скривился, разомкнул было спёкшиеся губы, но объяснить ничего не успел. Толпа раздалась, пропуская непривычно бесцеремонную надзорку. А дальше на глазах у всех произошло то же самое, чему Лика и Никита были свидетелями каких-нибудь десять минут назад. Тварь растеклась глянцевым чернильным пригорком, обволокла пушистый трупик и, сократившись до прежних размеров, устремилась сквозь шарахнувшуюся толпу.

– Вот… – бормотал Кляпов, тыча пальцем вслед надзорке. – Вот так она и его тоже… Сначала щелчка – насмерть… А потом – вот так…

Кто-то испуганно присвистнул. Кто-то принялся с одичалым видом озираться, словно увидев этот мир впервые.

– Интересно, интересно… – проскрипел несколько замороженный тенорок Сократыча. – А хозяева-то далеко не столь безобидны, как нам думалось раньше…

Однако закончить мысль ему не дали.

– Ну, падлы! – взмыл над толпой звонкий, захлёбывающийся от злости голос Ромки. – Ну я вам сделаю!.. Хозяева, да? А вот фиг вам, хозяевам!..

Проулки были загромождены вчерашними глыбами. Второй день мужское население маленькой колонии справляло тризну по двум первым покойникам и всё никак не могло остановиться. Женщины, правда, уже опомнились и вышли на промысел, но что они могли сделать нежными своими руками с камушками чуть ли не в рост человека!

Новый самогонный аппарат Пузырька выдавал литр за литром, и всё же пригорок полупрозрачных бурдючков в заветной кладовке неуклонно таял. Дошло до смешного – стало не хватать сырья, и алые капсулы тут же подскочили в цене.

Правдоискательница Клавка, словно по пояс в облаке, стояла посреди особенно плотного нагромождения камушков и ругательски ругала всех подряд.

– Ну, я вас спрашиваю, есть у них вообще голова на плечах, у хозяев этих? – гремела она на весь проулок, хотя внимал ей один лишь дедок Сократыч, к которому Клавка, кстати, отродясь на «вы» не обращалась.

– Вы знаете, Клава, не уверен, – воспользовавшись паузой, честно ответил он. – Я даже не уверен, есть ли у них плечи…

Но та его даже и не услышала. Должно быть, перед мысленным её взором теснилась целая толпа слушателей.

– Это что же? – с искренним возмущением продолжала она. – Это и не замахнись на них теперь, на побирушек? Они у тебя из-под носа тюбики воровать будут, мартышки лупоглазые, а ты на них смотри?.. Да как это вообще можно – с людьми их равнять!..

– Стало быть, можно… – развёл руками Сократыч, но тут неподалёку от него из воздуха выпал и глухо стукнул о покрытие солидных размеров лом. Затем на том же самом месте, тряся головой, возник муж Люськи с потолка. Нагнулся за инструментом и, словно получив лёгкого пинка под зад, опустился на четвереньки, а следом уже сыпались с матом и гиканьем остальные: Лёша Баптист, Пузырёк, Ромка и мужичок средних лет, которого, оказывается, звали просто Коля.

– Дед! – заорал он. – Чего жмёшься?.. Айда с нами! Помянём рабов Божьих Креста и Телескопа!..

Охотничья ватага, размахивая железом, окружила мощную глыбу, очертаниями напоминающую сильно стилизованного фарфорового слоника.

– Ти-ха! – надрывался Ромка. – Сладили, блин! Десять рыл на один камушек!.. А-атайди!.. Долбайте тот вон… полегче…

В проулке загрохотала канонада. Среди молочно-белых глыб мелькнула округлая лоснящаяся спина надзорки. Клавка плюнула и ушла – при таком шуме и громе обличать пьянчужек было всё равно бесполезно. Хитрый Сократыч – тот остался и, примкнув к троице, обложившей указанную Ромкой глыбу, врубился в камушек с четвёртой стороны.

Новый агрегат Пузырька был куда сложнее и производительнее, чем тот, уничтоженный вредными надзорками. Вообще, глянцевые твари, сами того не подозревая, своими налётами весьма способствовали прогрессу. С каждым разом искусство Пузырька неизменно взмывало на новую ступень. Намыслить столь деликатную деталь, как, скажем, крантик, было теперь для умельца – плёвое дело! Трубчатое детище человеческого разума исправно журчало, побулькивало и благоухало брагой. Гуляли по полу и стенам разъеденные нечёткими тенями цветные блики.

Василий, угрюмый, как глыба с упрятанной внутрь напряжёнкой, проминал собою воздух над толстым смоляным кабелем. Неподвижно и бессмысленно глядя на пульсирующую рощицу стеклистых труб, он время от времени размыкал крупные губы и, словно бык на выгоне, тянул с отчаянием на одной ноте:

– М-матушка, м-матушка… что во поле… пы-ыльно…

Потом надолго умолкал и вдруг заводил снова с прежней тупостью, но на полтона ниже:

– Д-дитятко… м-милое… кони разгуля-ались…

Рядом сидел и плакал пьяненький Никита.

– Из-за меня… – вскрикивал он, неумело тыча кулачишком в грудную клетку. – Он же… должен был… меня! А не его!..

– Д-дитятко… м-милое… – Василий забирал всё ниже.

– Ну почему?.. Почему?.. – захлёбывался Никита. – Я же сам!.. Сам хотел… Я… пойду! Я – скажу им…

– Сядь… – тяжко выдохнул вдруг Василий, но Никита и сам уже, не устояв на ногах, вильнул всем телом и вновь опустился на отвердевший вокруг кабеля воздух.

В этот миг возле аппарата возник Пузырёк с двумя полными сетками, а за ним повалила скопом вся компания. Каждый вновь прибывший раздвигал собой уже имеющуюся толпу, заставляя остальных наступать друг другу на ноги и хвататься за что попало. Запорхали матерки.

– Нет, ну я-то при чём? – обиженно восклицал мужичок по имени Коля, на удивление трезвый. – Я, главное, к камушку, а там уже Лёша! Я – вокруг, а там ещё одна…

– Д-дитятко… – Василий замолчал и непонимающе уставился на собутыльников. Углядев вежливо-скорбное личико и седенькую бородку Сократыча, скривился, замотал тяжёлой головой.