Монумент - Лукин Евгений Юрьевич - Страница 1

Уму непостижимо – следователь сравнил его с Колумбом! Так и сказал: «Он ведь в некотором роде Колумб…» Ничего себе, а?.. Хорошо бы отвлечься. Я останавливаюсь возле книжного шкафа, отодвигаю стекло и не глядя выдергиваю книгу. Открываю на первой попавшейся странице, читаю: «Все говорят: нет правды на земле. Но правды нет – и выше…»

Мне становится зябко, и я захлопываю томик Пушкина.

А как обыденно все началось! Весенним днем женатый мужчина зашел к женатому мужчине и предложил прогуляться. Я ему ответил:

– С удовольствием. Очень кстати. Сейчас, только банку сполосну трехлитровую…

– Не надо банку, – сдавленно попросил он. – Мне нужно поговорить с тобой.

Женатый мужчина пришел пожаловаться женатому мужчине на горькую семейную жизнь.

Мы вышли во двор и остановились у песочницы.

– Ну что стряслось-то? Поругались опять?

– Только между нами, – вздрагивая и озираясь, предупредил он, – Я тебе ничего не говорил, а ты ничего не слышал. Понимаешь, вчера…

Поругались, естественно. Дочь принесла домой штаны и попросила полторы сотни. Татьяна, понятно, рассвирепела и устроила дочери воспитательный момент, но когда муж попытался поддакнуть, она устроила воспитательный момент ему: дескать, зарабатываешь мало – вот и приходится отказывать девочке в самом необходимом. Он вспылил, хлопнул дверью…

– И пошел искать меня? – спросил я, заскучав.

Оказалось, нет. Хлопнув дверью, он направился прямиком к супруге Моторыгина, имевшей неосторожность как-то раз пригласить его на чашку кофе.

Я уже не жалел об оставленной дома трехлитровой банке – история принимала неожиданный оборот. Нет, как хотите, а Левушка Недоногов (так звали моего сослуживца) иногда меня просто умилял. Женатый мужчина отважно сидит на кухне у посторонней женщины, пьет третью чашку кофе, отвечает невпопад и думает о том, как страшно он этим отомстил жене. А посторонняя женщина, изумленно на него глядя, ставит на конфорку второй кофейник и гадает, за каким чертом он вообще пришел. Представили картину? А теперь раздается звонок в дверь. Это вернулся из командировки Моторыгин, потерявший в Саратове ключ от квартиры.

– И что? – жадно спросил я, безуспешно ища на круглом Левушкином лице следы побоев.

– Знаешь… – с дрожью в голосе сказал он. – Вскочил я и как представил, что будет дома!.. на работе!.. Ведь не докажешь же никому!..

Словом, очутился Левушка в темном дворе с чашкой кофе в руках.

– В окно? – ахнул я. – Позволь, но это же второй этаж!

– Третий, – поправил он. – И я не выпрыгивал…

Он не выпрыгивал из окна и не спускался по водосточной трубе. Он просто очутился, понимаете? Я не понимал ничего.

– Может, ты об асфальт ударился? Контузия… Память отшибло…

– Нет, – Левушка словно бредил. – Я потом еще раз попробовал – получилось…

– Да что получилось-то? Что попробовал?

– Ну это… самое… Вот я – там, и вот я уже – здесь!

Сначала я оторопел, потом засмеялся. Доконал он меня.

– Левка!.. Ну нельзя же так, комик ты… Я, главное, его слушаю, сочувствую, а он дурака валяет! Ты что же, телепортацию освоил?

– Теле… что? – Он, оказывается, даже не знал этого слова.

– Те-ле-пор-тация. Явление такое. Человек усилием воли берет и мгновенно переносит себя на любое расстояние. Что ж ты такой несовременный-то, а, Левушка? Я вот, например, в любой культурной компании разговор поддержать могу. Сайнс-фикшн? Фэнтези? Пожалуйста… Урсула ле Гуин? Будьте любезны…

Несколько секунд его лицо было удивительно тупым. Потом просветлело.

– А-а… – с облегчением проговорил он. – Так это, значит, бывает?..

– Нет, – сказал я. – Не бывает. Ну чего ты уставился? Объяснить, почему не бывает? В шесть секунд, как любит выражаться наш общий друг Моторыгин… Ну вот представь: ты исчезаешь здесь, а возникаешь там, верно? Значит, здесь, в том месте, где ты стоял, на долю секунды должна образоваться пустота, так?.. А теперь подумай вот над чем: там, где ты возникнешь, пустоты-то ведь нет. Ее там для тебя никто не приготовил. Там – воздух, пыль, упаси боже, какой-нибудь забор или того хуже – прохожий… И вот атомы твоего тела втискиваются в атомы того, что там было… Соображаешь, о чем речь?

Я сделал паузу и полюбовался Левушкиным растерянным видом.

– А почему же тогда этого не происходит? – неуверенно возразил он.

Был отличный весенний день и за углом продавали пиво, а передо мной стоял и неумело морочил голову невысокий, оплывший, часто моргающий человек. Ну не мог Левушка Недоногов разыгрывать! Не дано ему было.

Я молча повернулся и пошел за трехлитровой банкой.

– Погоди! – В испуге он поймал меня за рукав. – Не веришь, да? Я сейчас… сейчас покажу… Ты погоди…

Он чуть присел, развел руки коромыслом и напрягся. Лицо его – и без того неказистое – от прилива крови обрюзгло и обессмыслилось.

Тут я, признаться, почувствовал некую неуверенность: черт его знает – вдруг действительно возьмет да исчезнет!..

Лучше бы он исчез! Но случилось иное. И даже не случилось – стряслось! Не знаю, поймете ли вы меня, но у него пропали руки, а сам он окаменел. Я говорю «окаменел», потому что слова «окирпиче?л» в русском языке нет. Передо мной в нелепой позе стояла статуя, словно выточенная целиком из куска старой кирпичной кладки. Темно-красный фон был расчерчен искривленными серыми линиями цементного раствора… Я сказал: статуя? Я оговорился. Кирпичная копия, нечеловечески точный слепок с Левушки Недоногова – вот что стояло передо мной. Руки отсутствовали, как у Венеры, причем срезы культей были оштукатурены. На правом ясно читалось процарапанное гвоздем неприличное слово.

Мне показалось, что вместе со мной оцепенел весь мир. Потом ветви вдруг зашевелились, словно бы опомнились, и по двору прошел ветерок, обронив несколько кирпичных ресничин. У статуи были ресницы!

Я попятился и продолжал пятиться до тех пор, пока не очутился в арке, ведущей со двора на улицу. Больше всего я боялся тогда закричать – мне почему-то казалось, что сбежавшиеся на крик люди обвинят во всем случившемся меня. Такое часто испытываешь во сне – страх ответственности за то, чего не совершал и не мог совершить…