Миссионеры - Лукина Любовь Александровна - Страница 5

Что же он затеял, этот самый Ионги тамахи? Настоящее Имя Врага разглашению не подлежит. За такие вещи отстраняют от командования и отправляют «на тростник»... А откуда мог Старый узнать о парламентере?.. И этот странный запрос четыре дня назад... И Сехеи еще раз оглядел исподлобья посланца вечерних. Совершенно безупречная татуировка! Вот только на левой щеке правильность рисунка слегка нарушена. Что-то, значит, натворил вестник Арраи – давно, еще мальчишкой на Детском острове. Причем что-то весьма серьезное... Тогда почему отсутствует линия вины? Странно... Попал под особый надзор воспитателей, а ни в чем не виноват. У кого же это еще видел Сехеи подобный рисунок на левой щеке?..

Он отвернулся и некоторое время смотрел на темнеющий горизонт, откуда плотной толпой шли навстречу ветру короткие и словно обрубленные спереди волны.

Настоящее Имя Врага... Неужели правда?..

– Европейцы, – с трудом и как бы про себя выговорил он это чудовищное по звучанию слово. – Европейцы...

Каравелла «Святая Дева».

Сорок девятый день плавания

Велико милосердие Божие – уже на второй день перед нами ангельски воссияли в морской дали паруса трех остальных каравелл, и я вознес молитву благодарности. Кем бы ни был послан встретившийся нам корабль-призрак – он не осмелится преградить путь королевской эскадре.

Пушечный выстрел огласил пустынные воды, знаменуя воссоединение флотилии. Однако на ликующие возгласы наших матросов флагманский корабль ответил хмурым молчанием. Позже спрошенный мною офицер рассказал с неохотой, что в пути они замечали не однажды некую дурно пахнущую жидкость, разлитую по волнам. Все сочли это зловещим предзнаменованием и прозвали ее «слюной дьявола». Офицер не скрывал, что более всего на свете он хотел бы повернуть назад. Мужество явно оставило этого человека.

К вечеру Господь ниспослал нам безлюдный остров с глубокой бухтой – дать отдых усталым членам и восстановить сломанную штормом мачту одной из каравелл.

Увы, адмирал внимательно выслушал наш рассказ о дьявольском судне и исполненными гордыни словами поклялся, что теперь тысяча дьяволов не заставят его отступить. Он приказал принести дорогой ларец искусной работы и, достав из него некий предмет, принятый мною поначалу за продолговатый отшлифованный прибоем камушек, предложил нам осмотреть его.

Камушек был опоясан двумя гладкими кольцами из светлого металла. И хотя металл этот не был золотом, его блеск ласкал глаза и вселял в сердце надежду. Уже четыре больших и девять малых островов узрели свет истинной веры, но ни на одном из них жители не ведали ни о золоте, ни о каком другом металле. Якоря их лодок – из камня, оружие – из твердого дерева, акульих зубов и резной кости, а вместо денег – презренные раковины.

И это тем более странно, что именно здесь, согласно древним картам, должны лежать Золотые острова, где люди, будучи искусны в обработке драгоценных металлов, не знают их подлинной цены, и золото лежит брошенное за порогами хижин.

Призвав на всякий случай имя Божие, я взял в руки странный предмет. Это был продолговатый каменный, а возможно, и глиняный сосуд, столь малый, что я не мог поместить в него даже кончик мизинного пальца. Металлические кольца были врезаны в сосудец с великим тщанием, отсутствие же на них узора выдавало скудость ума, свойственную дикарям.

Несомненно, что сосудцем пользовались не для питья. На внутренних его стенках я обнаружил следы черного, твердого, как камень, пепла. Пораженный мыслью, что в руках у меня, возможно, часть утвари, предназначенной для какого-то сатанинского обряда, я поспешно передал странный предмет алчно ожидавшему своей очереди дворянину, что отплыл с нами на каравелле «Благодать Господня», тщась уйти от возмездия за богопротивную и смертоубийственную дуэль.

Затем адмирал поведал нам, что жители острова, на песчаном берегу которого был найден сосудец, при виде его явили страх и уважение. Подвергнутые испытанию, они, не зная угодных Господу языков, все указали на юг. Там, несомненно там, за линией горизонта, лежали, по мнению адмирала, желанные Золотые острова, губернатором которых его назначил король.

В нашем присутствии он приказал прикрепить сосудец к серебряной цепочке и надел ее на шею, дабы все видели его уверенность в том, что цель близка, и воспряли духом.

Зная вспыльчивый нрав адмирала, я не дерзнул указать ему, что не пристало воину, заслужившему грозное имя Десницы Божьей, носить на груди предмет, бывший, может быть, когда-то кадильницей дьявола, и что за такой поступок он был бы в другое время примерно наказан церковью. Но в море владыка – он. А я? Что я есть? Смиренный слуга Господа, не более...

Иту, база Утренних.

Шестьдесят первый год высадки. День двести пятый

Очертаниями остров был похож на искалеченного краба. Уродливый каменный краб, выставивший из-под горбатого панциря Высокого мыса атакующую клешню Скалистой бухты. Там, отражаясь в неподвижной, как мутное зеркало, воде, среди радужных пятен сивушных масел, замер на якорях в ожидании шторма второй флот утренних. Мерзко пахло бардой и дохлой рыбой. У решеток сточных канав вздымались серые шапки зловонной пены.

Машину парламентера уже успели переправить на Высокий мыс. Транспортировали зачехленной – из соображений секретности. Из тех же соображений экипаж «Тахи тианга» не был отпущен на берег, и это было тем более обидно, что известие о захвате «стальной чайки» все равно облетело базу в полчаса...

Прекрасно сознавая, что это значит, на верфях без приказа ускорили сборку. Штрафники на тростниковых полях, напротив, замахали ножами помедленнее, многозначительно переглядываясь и надеясь с минуты на минуту услышать команду к общему построению. Наверное, даже кокосовым крабам в уцелевших от вырубки пальмовых рощах было ясно, что в самом скором времени острову гореть.

Ждали событий. Ждали, что, прибыв на Высокий мыс, Сехеи тамахи первым делом «вывяжет единицу», то есть объявит чрезвычайное положение, сосредоточив всю власть в своих руках. И пойдут взрываться, треща, в хижине со стенами из двойных циновок слепящие электрические разряды, полетят по острову из зеркала в зеркало серии вспышек – приказ за приказом.

Но время шло, а Высокий мыс молчал. Ни одного распоряжения за весь вечер. А потом начался шторм.

Первый шквал обрушился на побережье с мощью ракетного залпа. Ломая пальмы и свайные постройки, он расшибся о горбатый панцирь каменного краба и, с воем перемахнув гребень, ворвался в долину. Он оборвал канат подвесной дороги, в бухте – взбил вдоль берега пятиметровые хребты серой пены, черным смерчем крутнулся над рудником и ослабел лишь в теснине, где шелестела распадающейся серой листвой Мертвая роща. Мертвая – после аварии в спиртохранилище.

На юго-восточном склоне было относительно тихо. Сырой ветер, войдя в наполовину раскрытую стену, свободно гулял по хижине.

– Сядь, – сказал Сехеи. – Почему он отстранил тебя от командования? Что было поводом?

Предки Таини тамуори жили когда-то на сожженном ныне Ана-Тарау, владели узелковым письмом, вырезали из камня бесполезные узорчатые столбы с человеческими лицами и считали дикарями все прочие племена.

Статная, рослая, темнолицая, Таини прошла через хижину и опустилась рядом на циновку.

– Поводом был один провинившийся, – нехотя сообщила она. – Сегодня утром он заявил при всех, что не собирается выходить на свободу.

– Не понимаю, – Сехеи нахмурился.

– Я тоже не совсем понимаю его, – призналась она, помолчав. – Он сказал, что лучше остаться в живых «на тростнике», чем сгореть заживо в нейтральных водах. И еще он сказал, что это не трусость, а доблесть, поскольку он знает, на что идет. Когда мне доложили об этом, я приказала доставить его сюда, на Высокий мыс.

– Зачем?

– Его бы убили, – просто ответила Таини. – Ты же знаешь, что такое «тростник». Если провинившиеся хотя бы заподозрят, что кто-то из них нарочно работает плохо, надеясь удлинить срок, – этот кто-то немедленно исчезает, а потом его находят на решетках стока... А тут человек сам заявил, что отказывается воевать...