Силиконовое сердце - Луганцева Татьяна Игоревна - Страница 2

Зрение она посадила себе еще в школе, так как читала много, а хорошо освещенного рабочего места никогда не имела из-за тесноты.

– Мне не то чтобы неудобно перед Жанной Арнольдовной – мамой Артема. Я была готова от стыда провалиться сквозь землю! Человек прилетел специально из другого города, чтобы познакомиться с тобой! Он умен, красив…

– Это тебе только так кажется, – поморщилась Ева.

– Конечно, разве кто-нибудь достоин тебя, принцессы Египетской?! Еще назвала тебя таким красивым именем, Ева. Думала, что это имя самое женское из всех, имя самой первой женщины на земле, предназначенной для единственного достойного мужчины. Но, скорее всего, ни один из ныне живущих мужчин не удостоится чести быть рядом с тобой! Артем – очень хорошая для тебя партия! Я жизнь прожила и кое-что понимаю! Артем богатый человек, у него свой большой дом…

– Это из которого он выгнал свою жену с детьми на улицу?! – уточнила Ева.

– Да тебе-то что до них?! Ты бы вышла за Артема замуж и жила бы с ним в свое удовольствие в роскошном доме!

– Пока он так же бы не выгнал и меня, – добавила Ева.

– Нет, с тобой невозможно разговаривать! Главное, что и Артему ты приглянулась. Но нет, мы мечтаем о какой-то призрачной, настоящей любви! Где ты ее видела, любовь-то?! Вот моя любовь к твоему отцу к чему привела!

– Я не просила тебя искать мне женихов, – хмуро ответила Ева.

– Ты бы и не попросила никогда! Зачем тебе? Тебе, кроме учебников и заумных книжек, ничего не надо! Сидишь целыми днями, словно книжный червь! Над тобой даже твои студенты смеются и называют за глаза «книжным червем»!

– Откуда ты знаешь?! – вспыхнула Ева.

– Подружка твоя начирикала!

– Таня?

– А кто же еще?! Вот молодец девица! Ведь вместе с тобой в институте осталась преподавать, но как устроилась?! Ей-то не грех ходить на такую мизерную зарплату задницей вилять!

– Мама!

– Выскочила замуж за профессора, можно сказать, увела его из семьи, почувствовав, что в старом козле…

– Мама!!

– Прости, господи, что взыграло ретивое, как раз по пословице «седина в бороду, бес в ребро». И живет сейчас себе припеваючи! – разгорячилась Мария Валентиновна.

– Мама, он старше Тани почти в три раза, что же в этом может быть хорошего?! – возмутилась Ева.

– Таня твоя не пропадет! Любовь-то она крутит с молодыми студентами под носом у своего старого мужа! Везде успевает, очень хваткая девица! А ведь на ее месте могла быть и ты! Лев Леонидович ведь за тобой вначале ухаживал! Ты же шарахалась от него словно черт от ладана, вот Таня и перехватила твое счастье!

– Я не считаю судьбу Тани счастливой! – Ева оставалась непреклонна.

– Зато твое положение старой девы тебя вполне устраивает! А Егор – твой бывший однокурсник, который два года ухаживал за тобой? Ведь стал бизнесменом, настоящим «новым русским» и искренне хотел вытащить тебя из этой клоаки, но нет! Видишь ли, оказался недостаточно умным для тебя, моей нобелевской лауреатки!

– Мне с ним было совсем неинтересно! – отрезала Ева и задумалась: «Может быть, у меня действительно от одиночества испортился характер?»

– А с кем тебе интересно? «Новые русские» для нас слишком тупы, профессор микробиологии слишком стар, Артем некрасив!

– Мама, прекрати меня мучить!

– Тебя измучаешь! Это ты родную мать совсем извела и себе жизнь испортила. Так и живешь, как твой отец, – ни рыба ни мясо! А ведь уже пошел четвертый десяток, не девочка уже! Каково матери помирать, знаючи, что дочь не пристроена?!

– Мама, ты ведь тоже родила меня поздно.

– А ты не бери с родителей дурной пример. И вообще, что ты собираешься делать летом? – Под конец разговора, который в принципе и не кончался никогда, решила окончательно добить дочь Мария Валентиновна.

Она знала, что это всегда был больной вопрос для Евы. У студентов заканчивались экзамены и начинались каникулы. Город пустел, люди разъезжались в отпуска, а некоторые на собственные дачи. Ева не могла никуда поехать отдохнуть, потому что на это никогда не хватало денег. Те жалкие гроши, что она получала, уходили на питание и дорогостоящие лекарства для лечения суставов Марии Валентиновны. И дачи у них тоже не было. Конечно, у Евы находились друзья, которые звали ее к себе на дачи. Но девушка не любила никого стеснять и вообще чувствовала себя в качестве гостьи не очень уютно. Та же Татьяна – ее подруга и ровесница – неоднократно приглашала ее к себе в Подмосковье на шикарную профессорскую дачу, на шашлыки. Ева один раз поехала, даже расслабилась и выпила вина. Но как только почувствовала на своем бедре похотливую, старческую ладонь Льва Леонидовича, сразу же протрезвела и унесла свои ноги с дачи «счастливых» супругов Коршуновых на следующий же день. Потом в институте Татьяна корила ее:

– Что ты так поспешно сбежала? У нас там такой сосновый лес и воздух, а какая чистая родниковая вода! Ты думаешь, я не видела, как мой муженек хватает тебя за ляжки? Ты должна его понять, это же его лебединая песня! Он у меня такой… Правда, только на это и способен… – смахнула пепел в консервную банку Татьяна, стоя с подругой на лестнице, в месте, специально отведенном для курения. Хотя преподаватели могли курить и у себя, в ассистентских, но Татьяна всегда ходила на лестницу, чтобы построить глазки очередному студентику.

– Потом всем известно, что первоначально Лева положил глаз на тебя, поэтому лично я в его приставаниях ничего страшного не вижу! Пусть бы порезвился на природе старенький козленочек!

– Я не против, чтобы твой муженек резвился на природе, но для этого найди ему других телочек, – возмутилась Ева, находясь на лестнице исключительно за компанию с подругой, потому что не курила и не клеила мальчиков. – Таня, ты просто меня поражаешь!

– Это ты меня поражаешь! Молодая, красивая женщина, а ведешь себя как ханжа!

Сама Татьяна была очень обходительной, милой, бойкой крашеной платиновой блондинкой, небольшого роста, достаточно стройной, с яркими, озорными глазами и пухлыми, всегда ярко накрашенными губами. В микробиологии она понимала столько же, сколько и каждый из нас, не имеющих ничего общего с этой наукой. Однако она весьма уверенно чувствовала себя в качестве преподавателя, потому что самым главным и уважаемым человеком на кафедре был ее муж – Лев Леонидович Коршунов.

– Ты думаешь, Ева, я не знаю, как за моей спиной шушукаются и «доброжелатели» напоминают, что я одним местом заняла эту должность? Все я знаю! Только восприятие негативных фактов зависит, в целом, от отношения к жизни. Мне абсолютно все равно, что обо мне говорят эти старые мегеры. Я сама в жизни устроилась хорошо и ни о чем не жалею! А вот за тебя, подруга, мне обидно! Ты все так и прислушиваешься ко всему, так всем и стараешься угодить, так и чувствуешь себя неудобно, чуть что! Проще надо быть! Проще! – учила Еву Татьяна, прибегая к ней в ассистентскую в перерывах между занятиями и вытаскивая Еву на свои бесконечные перекуры.

Вся беда Евы состояла в том, что проще она быть не могла. Как не могла кардинальным образом в тридцать лет изменить свое мировоззрение, уже давно и навсегда сформированное.