Академия родная - Ломачинский Андрей Анатольевич - Страница 6

Так вот, перед первым экзаменом «кирпича» всякого слушателя Академии, вне зависимости от курса, тайно приглашали совершить ритуал. Даже если ты шестикурсник, давным-давно забывший анатомию, отказаться от поддержки вторых курсов, которым это удовольствие только грозило, считалось опасным. Такого негодяя-отказника наверняка должны были страшно покарать боги – ну хоть на «госах» засыпать или распределить на Новую Землю. Народ боялся, и поэтому в первой части ритуала участвовали все. Массовость делала мероприятие безопасным – ни один патруль, ни дежурный по Академии ничего не могли сделать. Ритуал считался настолько священным, что поучаствовать в нём на факультеты приезжали все женатики и ленинградцы, живущие дома.

В те давние советские времена обязательным пунктом массового агитпропа было наличие проволочного радио в любом жилом помещении. Казармы были исключением лишь в том смысле, что там было несколько радиоприёмников на одно помещение. Советский день начинался и заканчивался на протяжении десятилетий на удивление одинаково для всех жителей СССР. Утром и в полночь радио начинало звенеть боем Кремлевских Курантов. Прозвенев с полминуты, без шести секунд шесть утра и без двенадцати секунд двенадцать ночи Куранты переходили на бой какого-то одного здорового колокола с точным секундным интервалом. Шестой удар утром и двенадцатый вечером означали начало и конец каждого дня. После последнего удара начинался Гимн Советского Союза, а после гимна – или мёртвая ночная тишина, или наоборот, утренняя радиопередача.

В назначенную полночь надо было содрать наклеенную бумагу с оконных щелей и широко открыть окно. Затем надо было врубить радио на всю громкость. Когда Кремлевские Куранты начинали свою мелодичную заставку надо было орать, что есть мочи через раскрытое окно в зимнюю ночь. Все зависело от того какой экзамен надо было сдавать. Например мы, первокурсники, орали «химия – жопа», а шестикурсники, «ОТМС – жопа» или «инфекционные болезни – жопа». ОТМС – это организация и тактика медицинской службы. Мы еще и слов таких не знали, но кричали вместе со всеми. Крик должен был исходить из души, хоть и через голосовые связки. Громкость крика должна была быть максимальной, а переход в истошный визг, срыв на фальцет или иные тембро-частотные вариации были крайне желательны.

Но вот после колокольной заставки Куранты начинают свой секундный бой. На каждый удар необходимо было скандировать одно лишь слово: «Жо-па!!!» Когда пара тысяч глоток в тихую морозную полночь заснувшего Ленинграда орут «Жопа», то зрелище и слышище – почище парада Победы. Бьёт последний, двенадцатый удар и раздаётся первый аккорд Советского Гимна. В этот момент все орут одну короткую фразу: «Жопа пролетела!», после чего надо вырубить свет и стать по стойке смирно. Наиболее суеверные накрывали голову подушкой, чтобы пролетающая в ночи страшная Жопа их не зацепила. Во внезапно наступившей тишине гордо звучит Гимн Советского Союза. По окончании гимна ритуал считался законченным, можно было включать свет и продолжать подготовку к экзаменам. На следующий день добрая четверть курсантов отвечала на экзаменах заметно охрипшими голосами.

Для второкурсников же ритуал имел продолжение, и эту часть «Пролёта Жопы» уже по-праву можно назвать настоящим праздником. Все остальные являлись только зрителями, хотя и наблюдать было небезопасно для здоровья – можно было запросто получить черепно-мозговую травму. После сдачи «кирпича» вторые курсы дружно выходили подкупить спиртных напитков. Эта часть программы была не просто обыденным обмыванием последнего экзамена, а непременным условием второго акта «Пролетевшей Жопы». Сразу после всяких обязательных построений необходимо было начинать бухать. В этот особый день предпочтение отдавалось не водке и коньяку, а, как ни странно, сухим винам и пиву. Делалось это по одной простой причине – необходимо было к полуночи собрать как можно больше пустых бутылок для «вечернего звона».

Как только начинали бить куранты, второкурсники открывали окна и во всю глотку орали кто во что горазд что-нибудь курсантско-медицинское. Например, можно было декламировать такой стишок: «Как на Lamina cribrosa поселился Crista galle, перед ним Foramen cаеcum, сзади Os sphenoidale!», или «Lingua latina non Penis canina!», или «Musculus sternocleidomastoideus», «Ligamentum calcanooccipitalis, Nervus linguavaginalis»… Популярны были и лозунги типа «Анатомию сдали – можем влюбиться, «фарму» сдадим – сможем жениться!», «Три года – крематорий, три года – санаторий. Ура! Экватор крематория!» и тому подобные изречения. Но вот куранты начинают бой по секундам. На каждую секунду необходимо было в окно выбрасывать пустые бутылки. Бутылки падали и громко разбивались об асфальт под окнами. Этот замечательный эффект и назывался «вечерним звоном». И именно «вечерний звон» мог быть чреват травмой головы стороннего наблюдателя.

Но вот отгремели двенадцать салютных залпов. И тут начиналось самое страшное – «казнь черепа», «похороны Тонкова» и «обсыкание Синельникова». Каждому отделению надо было за курс анатомии «ощипать» три мацерированных в щёлоке человечьих головы под черепА. После этого любому можно было взять себе одну «вареную» голову и сделать череп уже в личную собственность. А что, дело проще пареной репы – требуется только анатомический пинцет для щипки да кусок проволоки, чтобы мозги выскребать, плюс терпение, и страшная вареная человеческая голова с отстающими ошмётками превращается в красивый, блестящий, чистый череп. Так вот на курс (а иногда и на взвод) делался Жертвенный Череп. Лицо, схватившее «банан» по анатомии, или же наоборот, умник, схвативший «автомат», назначались в верховные жрецы. Задачей жреца было шмякнуть осточертевший череп об асфальт перед входом на Факультет, ну а остальным оставалось только дробить в крошку осколки коваными каблуками. Такая вот ритуальная агрессия по отношению к сидящему в печёнках объекту.

«Похороны Тонкова» состояли в том, что изыскивался старый учебник по анатомии под редакцией Тонкова. На каждом курсе находилось с десяток таких учебников – из-за ветхости их отказывались принимать назад в библиотеку, и это было западло, ещё и штраф требовали. Так вот, эту старую макулатуру надо было всем вместе закопать в сугробах внутреннего двора. Профессор Тонков был из академии, с кафедры нормальной анатомии, поэтому на его похоронах вольности и оскорбления не допускались.

А с трёхтомным «Атласом Человеческого Тела» под редакцией Синельникова дело обстояло сложнее. Не только потому, что профессор Синельников не «академик», а значит, над ним позволительно глумиться, а ещё и потому что «синельниковы» были сравнительно новые. Если не удавалось найти экземпляры, пригодные для жертвоприношения, то тогда перед экзекуцией эти здоровенные книги заворачивались в полиэтиленовые мешки, а после казни извлекались оттуда и неслись в библиотеку. Хотя настоящих ценителей «Пролетевшей Жопы» такой вариант не устраивал – в идеале «Синельников» должен быть насквозь пропитан мочёй и превратиться в жёлтую глыбу льда, которую утром наряд брезгливо выкинет на помойку. Но судя по тому, что многие атласы имели характерный запах, многоразово-челночный вариант практиковался весьма часто.

Итак, отгремел последний залп «Вечернего Звона». Толпа второкурсников с победным кличем: «Жопа пролетела!!!» вываливается из дверей Факультета. Клич уже означает не летящую над головой страшную жопу, а жопу уже не опасную – благополучно пролетевшую. Одежда каждого курсанта символична и строго регламентирована. Молодые люди одеты в сапоги или прогары, флотские полуботинки (портянки и носки допускаются) и белую простыню, символизирующую саван. Больше ничего надевать нельзя. Анатомия – это наука о красоте нагого тела. Вот нагота участников и символизирует надоевшие до рвоты трупы. Мороз крепок, поэтому действия голых курсантов весьма быстры. Мгновенно крошится череп с победным криком «жопа пролетела!», затем с тем же криком погребаются «тонковы», а «синельниковы» пока просто бросаются на снег. Затем толпа, скандируя вечное «жопа пролетела!», оббегает по периметру внутренний двор «Пентагона» от одного до трёх раз (зависит от стойкости каждого участника и крепости мороза в эту ночь). Побегаешь голый на морозе, да ещё после пива и вина, – очень хочется писать (гиперволюмарная и холодовая стимуляция диуреза). Тут все и мочатся на надоевшего «Синельникова». Деяние совершается под величественные звуки советского гимна, льющегося из раскрытых окон. Всё, ритуал окончен. Все забегают на курс догуливать или спать – завтра начинается зимний отпуск. «Кирпич» сдан, жопа пролетела, можно ехать домой.