Россия за облаком - Логинов Святослав Владимирович - Страница 51

– Вы что, хотите их из Советского Союза в пореформенную Россию переправить?

– Ну ты сказанул! Такого уровня комиков мы на месте найдём сколько потребуется. И театр комедии – народный театр! – организуем. Так-то, друг Горислав, не надо меня по людоедскому племени числить. Историю вовсе не обязательно на крови замешивать.

– А если какая-нибудь Леся Украинка откажется и от жирных гонораров, и от цензорской ласки, а станет писать на мове, что тогда?

– Начнём с того, что в искомую эпоху Лариса Петровна ещё не родилась, и к тому времени, когда она начнёт первые стишки кропать, мова станет шутовским наречием. А если кто из современников наших реформ вздумает упорствовать, то с ним уже другой разговор будет. Но и тут прежде всего – аккуратность. Мученики за идею мне не нужны. Будет дурацкая жертва нелепых обстоятельств, анекдотичная, как и его мова.

Туман сгустился до неестественной масляной плотности. Теперь уже ясно, что обоз идёт сквозь века: и захочешь обмануться, да не получится. И майор говорит о девятнадцатом веке, как о своём времени, которое можно по-хозяйски перелопачивать. И ведь получится, всё продумал, чёртов прогрессор!

– И всё-таки главный инструмент национальной политики – переселенчество, – педантично вернулся к началу рассуждений майор. – Основной поток двинется на восток. Миллионы и миллионы семей, все, кому на прежнем месте не хватало земли и воли. Правильно поставленная система здравоохранения уменьшит детскую смертность, и мы получим демографический взрыв. Но только среди славян, другие народы останутся в прежних условиях. Это сделать просто, здравоохранение отдадим на откуп церкви, так что помощь станут получать только православные. В результате, славяне, размножившись, двинутся на восток. Русские, хохлы, белорусы – всех в общий котёл. Приуралье, Сибирь… там будет своя национальная политика. У кочевых народов: башкир, калмыков, казахов через два года на третий случаются весенние голодовки, население убывает, земли высвобождаются. Вот их мы и будем занимать. Причём никакого самозахвата, только обмен. Мы им матпомощь в голодный год, они нам – землицу навсегда. И ещё – продажа детей, на Востоке этот обычай широко распространён. В голод дети всегда первыми мрут, так родители их за бесплатно готовы отдать, лишь бы от лишнего рта избавиться. А мы им ещё хлебца подкинем. Как та лисичка, за гусочку возьмём девочку.

– Не понял.

– Тоже мне, интеллигент! Сказка есть такая, «Лисичка со скалочкой». Мы будем у иноверцев детей выменивать – живого ребёнка на мешок муки. Приюты организуем, окрестим детишек, воспитаем в православии, и чтобы русский язык был им родным.

– Что ж попа с собой не везёте?

– Зачем? Этого добра, как и юмористов-эстрадников, всюду в избытке. На месте подберём подходящих: ласковых, а к детским шалостям – снисходительных, чтобы детские души к ним тянулись, а заодно и к православию.

– Вы в бога-то веруете? – спросил Горислав Борисович.

– Да как тебе сказать?.. Крестился на всякий случай, а по жизни стараюсь своими силами обходиться.

– Понятно.

– Ни черта тебе не понятно! Есть бог, нет бога – это моё личное дело. Промахнусь – буду в аду гореть. А вот религия быть должна, это, к твоему сведению, народообразующий фактор. Без единой веры получится не народ, а скопище самостоятельно мыслящих личностей, то есть явление пострашней самой тёмной толпы. С толпой просто: хвост ей накрутил, взбутетенил и повёл куда надо. А скопище личностей – штука совершенно неуправляемая.

Горислав Борисович усмехнулся потаённо, что немедленно было замечено наблюдательным майором.

– Ты, главное, из себя личность не корчи. Если бы я тебя с дивана не выкорчевал, ты бы сгнил там вместе со своей самобытностью. В этом главная беда наша, благодушествуем, пока злая судьба к подвигам не понудит.

– Это вы себя со злой судьбой сравниваете? – оскорблённо огрызнулся Горислав Борисович.

– А что, не похож я на твою судьбу? Это потому, что ты счастья своего от горя отличить не умеешь. А я – умею, и так просто тебе сгинуть не дам. У меня вообще так просто никто не сгинет, не послуживши России и истории. Потому и буду спасать казахских детей, чтобы вместо Кайсак-Киргизской орды появились у России очередные исконные земли. Выжившие детишки кочевников мне в этом помогать станут. Прежде всего, это солдаты…

– Янычары… Уже было.

– Нет, не янычары! Никакой корпоративной этики, никаких особых традиций! На первых порах подобные штучки эффективны, но очень скоро произойдёт вырождение в новых преторианцев, а значит, появится куча проблем. Нет уж, отслужил свои десять лет рука об руку с русскими парнями, получил отпускной билет, а к нему – земельный надел – и ты свободный русский человек. Свободный и от помещика, и, что особенно важно, от общины. Это будут именно русские люди, а что скуластые да раскосые, так у нас половина Сибири такие. С потоком переселенцев они очень хорошо перемешаются и станут тем каналом, по которому пойдёт русификация. К началу двадцатого века у нас сменится два поколения, после чего окажется, что от калмыков, башкир, казахов остались так называемые реликты. Всё, что в них было активного, живого, станет русским, а остальные будут мирно доживать. И Аляска у нас будет освоена как следует, а может, и от Калифорнии откусим. Аппетиты, сам понимаешь, у нас большие.

«Боже, кого я везу?» – молча страдал Горислав Борисович, глядя перед собой в беспросветное туманное молоко.

– Кстати, – продолжил майор, убедившись, что ехать ещё долго, а значит, и замолкать рано, – всё сказанное относится также к туркменам, киргизам, пуштунам. Успеем их русифицировать при моей жизни или нет – не знаю, но стремиться к этому – наша задача. Главное – начать. Ну, почему не слышу возражений?

– Каких? – вяло спросил Горислав Борисович.

– Что, мол, в начале шестидесятых это ещё не русские владения, а пуштуны – и вовсе Афганистан.

– Разве вас такая мелочь остановит?

– Правильно, не остановит! Вот смотри, Урянхайский край в начале двадцатого века – то ли самостоятельное государство, то ли маньчжурский протекторат – не понять. Но, всяко дело, не русские владения. Население – тысяч шестьдесят, в основном тувинцы. А в девятьсот седьмом пришли двенадцать тысяч русских переселенцев, и уже через четыре года им принадлежали три четверти всех пахотных земель. И находились эти люди под юрисдикцией России, а вовсе не аборигенов или Китая. И где теперь этот Урянхай? Нету такого, есть Тувинская область в составе России. Вот как надо работать! Жаль, Столыпин поздно начал и мало успел. А мы начнём на полвека раньше, так что не только киргизы и туркмены, но и Афган будет нашим. Кочевников ассимилировать легко, а купцы сильную власть любят.

– Афганская война вас ничему не научила.

– Что б ты понимал! – закричал майор, едва не соскочив с телеги. – Много вас таких, стратегов диванных! Тебя бы туда, под пули, так иначе бы запел. А я там год отвоевал, мальчишкой, девятнадцатилетним сосунком… Друг у меня там погиб. Так я после его смерти клятву дал, что весь Афган будет «Подмосковные вечера» петь, а пуштуны если и останутся, то реликтом и не ближе, чем в Пакистане. Негуманно, скажешь? Так я и не гуманист, война от гуманизма хорошо вылечивает. Но заметь, я и здесь стараюсь, чтобы крови было меньше. Не геноцид, а ассимиляция. А на тех, кто не захочет по-хорошему, есть у России генерал Скобелев. Русские генералы, скажу я тебе, хорошо умели национальный вопрос решать. Вот, скажем, Ногайская орда… кочевали когда-то от Иртыша до Дуная. В середине восемнадцатого века было их больше миллиона человек, в основном на Кубани. Во время очередной русско-турецкой войны вздумали турок поддержать, и с тех пор, как написано в одном из старых изданий, превратились в небольшой народец, живущий на Кавказе. А в Ставропольском крае у нас преимущественно русское население. Как видишь, нет нации, нет и национального вопроса. А знаешь ли, кто командовал в 1783 году Кубанским корпусом? Александр Васильевич Суворов! Он и был той чумой, что в один год решила ногайскую проблему, освободив для русских кубанские степи. И Приднестровье от турок он очистил. Народов там разных – Ноев ковчег, а турок нет, разве что гагаузов щепотку отыскать можно. Вот так надо работать! А генерал Ермолов? – его имя на Кавказе до сих пор с почтением произносят. Ему принадлежит замечательный термин: «виновное население». Пообещал какой-нибудь чеченский аул жить мирно, так его и не трогают. Но если вдруг там обнаружилась хотя бы пара боевиков, и сами чеченцы не выдали этих мерзавцев в связаном виде, то население считается виновным, и зачистка такого аула проводилась тотальная; вырезали всех – женщин, детей, стариков, кошек и собак. Помнишь у Лермонтова: «Ребёнка пленного он вёз» – пожалел генерал одного малолетку… а скольких не пожалел? Зато русских солдат в ту пору гибло куда как меньше, чем в нынешних бездарных войнах. И в справочниках начала прошлого века читаем, что Чечня по преимуществу заселена русскими. А потом дали горцам размножиться и национальное самосознание пробудили на свою голову. И что получилось?.. Вот уж этого я не допущу, на собственной шкуре знаю, чем подобный гуманизм оборачивается. Генерал Скобелев помягче будет, чем Суворов, Ермолов или Паскевич, но и он умел, когда нужно, зачистки производить, за что неоднократно подвергался взысканиям со стороны генерала Кауфмана. Тот, немец-перец-колбаса, полагал, что с азиатами можно по правилам воевать: армию бить, а местное население не трогать. А они добрую волю считают за признак слабости. Кого узбеки почитают превыше всех героев? – Тимура! А ведь он, по взятии Самарканда, сложил пирамиду из десяти тысяч отрубленных узбекских голов! Видел картину Верещагина «Апофеоз войны»? Небось думал, это предтеча сюрреализма, поэтический образ? Нет, это натурализм чистейшей воды – именно так всё и было. Потому и уважают Тимура те, кто остался недорезанным.