Миракль рядового дня - Логинов Святослав Владимирович - Страница 12

Гелия не сомневалась в своём решении, но когда Крыльский увёз двух последних воспитанников, и дом затих, Гелия закрылась в дальней комнате и целый час проплакала. Потом встала, умылась, припудрила зарёванную физиономию. На улице начинало темнеть, пора было показывать вечерний мультфильм.

Отпрыгали на экране три поросёнка, такие же нездешние, как и усевшиеся кружком зрители. Рада загнала свою ораву в землянку, и стало окончательно пусто. Гелия прошла по комнатам, машинально расставляя разбросанные Костиком игрушки. Снова вышла на улицу. На камне возле крыльца сидел Кристиан.

– Добрый вечер, – сказала Гелия и присела на ступеньку.

– Добрый вечер, – сказал Кристиан.

– Видишь, как удачно выходит, – сказала Гелия, – семья собралась, большая, дружная. Устраиваетесь потихоньку. Я знаю, вы выбьетесь, лишь бы вам никто не помешал. А у меня – наоборот, все разлетелись, как не было.

– Агату убили, сестрёнку мою, – тихо сказал Кристиан. – В доме сожгли. Только Бастин, свояк и спасся, да и то, никак, в уме повредился. Мальчика принёс, чужого. Называет его Яриком, как своего младшего, а тот откликается. И Рада малыша признала… значит судьба.

– Мне сегодня уехать предложили, – сказала Гелия, – а я отказалась. Куда я теперь без вас?.. Смешно, правда?

– Бастин говорит, будто сделал огнемётную машину, какой у вас воюют. Я ему не верю – разве у вас бывает война? А может и вправду сделал, Бастин может. Я думал – только мы знаем дорогу на Буреломье, а у него оказывается, тут углище устроено, на дальнем конце. Говорит, для огнемётной машины скипидар нужен, просил помочь. Я согласился.

– Ночь сегодня какая тёплая, – сказала Гелия, поднимаясь со ступеньки. – Пойдём, немного походим? Мне теперь никого караулить не надо.

– Углище показать? – спросил Кристиан. – Давай. Только темно вот-вот станет, ничего не увидим.

Они тихо пошли, Гелия по дорожке, Кристиан через кусты, местами уже вырубленные на дрова и для засыпки крыши между брёвнами и слоем земли.

– Бастин говорит, ему один из ваших помогал – чернобородый, что с ним пришёл. Он ему показывал, что и как, а Бастин делал. Ты знаешь… – Кристиан запнулся, – мне этот чернобородый не нравится. Ты прости, я понимаю, что у вас нет плохих людей, но я и не говорю, что он плохой. Он мне просто не нравится. Я не хочу, чтобы на тебя смотрели так, как он.

– До чего красиво! – сказала Гелия. – У вас, вообще, красивее чем у нас, хоть и болото, и заросли.

– Ты не замёрзнешь, Ангела? – спросил Кристиан. – Ночь сегодня холодная…

Кристиан остановился, словно пытаясь согреть, положил руки на плечи Гелии, осторожно провёл пальцами вдоль шеи, и Гелия покорно замерла, смущённая этой лаской без прикосновения.

– Ангела, – быстро и освобождённо зашептал Кристиан, – ты самая лучшая на свете, я теперь не смогу без тебя жить… Почему ты там, где можно только смотреть на тебя? Я понимаю, что недостоин попасть в твою жизнь, но я люблю тебя, я бы сберёг тебя и здесь, сохранил от всякой беды. Я тебя люблю…

– Ну что ты?.. – тоже шёпотом, словно кто-то мог услышать, твердила Гелия. – Ты же умница, Кристиан, ты же сам всё понимаешь… Мы дальше друг от друга чем звёзды, я никогда не смогу к тебе прикоснуться… Какой же ты глупый, какие мы с тобой глупые, хороший мой…

К дому Гелия вернулась, когда уже царила глухая ночь. Лампа, обычно светившаяся над крыльцом, сегодня не горела, и Гелия не сразу заметила фигуру, сидящую на ступенях. При виде Гелии Марат встал, кашлянул, словно предупреждая о себе, сказал нарочито бодрым голосом:

– А я к вам. Что-то мы с кузнецом завертелись сегодня, и мне теперь домой не попасть. Машины нет, транспорт не ходит. Переночевать не пустите?

– Ладно, – согласилась Гелия, с недоумением отметив, как неожиданно Марат перешёл на «вы». – Детей сегодня нет, можно в игровой устроиться.

Она вошла в дом, повела рукой по стене в поисках выключателя, но почувствовала на своих плечах ладони Марата. Гелия развернулась, уходя от повелевающей тяжести.

– Что ты? – позвал Марат. – Иди сюда.

– Пусти, – шёпотом потребовала Гелия.

Ладони ослабли, но сам Марат придвинулся ближе, бормоча какие-то фразы, которые днём могли бы показаться глупыми и смешными, но сейчас пугали, бросая в дрожь.

– Пусти! – повторила Гелия. – Увидят…

– Кто? – опешивший Марат прервал горячечный монолог.

– В землянке не спят.

– А уж их это никак не касается! – Марат рассмеялся. Его смех придал Гелии силы, она резким движением вывернулась из чужих объятий и отступила на шаг. Щёлкнула выключателем, залив прихожую отрезвляющим светом.

– Их это касается больше, чем ты думаешь, – сказала она почти спокойно. – А ты… Ты извини, Марат, я знаю, ты хороший человек и не станешь обижаться, но ты мне просто не нравишься.

С трудом протиснувшись через узкий лаз, Петер выбрался наружу и огляделся. Вокруг было спокойно, лишь со стороны хутора доносились возгласы и жуткий хруст горящего дерева. Следом из дыры показался Атанас, Ханна, затем – дети. Последней ползла Марта – петерова жена.

Чуть приподнявшись, Петер сквозь кисти цветущей лебеды попытался рассмотреть хутор. Огонь охватил уже оба дома, пылал двор и сараи. Солдаты, толпящиеся вокруг, отступали, заслоняясь руками от жара. Из горла Петера вырвался всхлип. В один час он потерял всё! Дома, имущество, нажитое предками, уложенное в дедовские сундуки, две пары пахотных волов, конь… всё сгорело или пограблено свалившимися неведомо откуда чужаками в страшных белых плащах с крестом. Давно уже никто не видал крестоносцев, один дед Матфей рассказывал о них, остальным же казалось, что это легенды времён короля Атли. Но, видно, сместилось само время, на поля пали тучи крестоносной саранчи, так что Петер с семьёй едва успел уползти по чудом сохранившемуся дедову лазу.

Атанас с Марком под руки вытащили из-под земли мать, Ханна взвалила на плечо узлы с немногими спасёнными пожитками, и все, прячась и пригибаясь, двинули по оврагу к лесу.

Но уйти незамеченными не удалось. Фигура в белой накидке появилась на краю обрыва. Солдат закричал по-немецки, указывая на мужиков. Марк, видя, что их всё равно обнаружили, метнул ременный аркан, который нёс в руке, крестоносец рухнул вниз, а Атанас хладнокровно ткнул ножом сквозь нашитый крест и ремни кирасы, заставив немца замолчать. Женщины, похватав малышей, побежали.