Миракль рядового дня - Логинов Святослав Владимирович - Страница 10

«Облава!», – догадался Бастин. Он попятился ползком, стараясь не выдать себя, хотя м понимал, что завод невелик, и скоро всех бежавших выгонят на противоположную сторону.

Убийцы двигались неторопливо, обшаривая каждый куст и не глядя на чудные механизмы, продолжающие работу. За убегавшими солдаты не гнались, и из этого Бастин заключил, что с той стороны их ожидает ещё одна шеренга. Бастин вскочил и побежал, не скрываясь. Он ещё успел по дороге выломать палку, хотя и понимал, насколько бессмысленно идти с хворостиной против латника.

Предчувствие не обмануло Бастина. По ту сторону зарослей, опираясь на древки протазанов стоял второй отряд. Безоружные, выгнанные на открытое пространство люди остановились. Бежать было некуда. И тут Бастин снова заметил чернобородого. Очевидно, призрак не тратил даром те полтора часа, что Бастин ползал по кустам. На спине у чернобородого горбатился ещё не виданный Бастином механизм. Продолговатые баллоны, выкрашенные в серый цвет, соединялись короткими трубами, и чёрный раструб был направлен в сторону солдат. Никто не успел понять, что происходит. Стремительная струя огня вонзилась в узкий промежуток между людьми, разъединив их. Туго скрученное пламя казалось сносило всё на пути. Чернобородый медленно повёл пышущим раструбом в сторону солдат, и те не выдержали, побросав оружие, бросились наутёк. Новый шквал огня отсёк дрожащих крестьян от замерших в кустах загонщиков. Началась всеобщая паника. Через минуту на лугу оставались только чернобородый и Бастин. Все остальные – и жертвы, и охотники разбежались в разные стороны.

Горела трава, белые стены мастерских густо покрылись языками копоти. Но кусты и трава, по которым пробирался Бастин, оставались целы. Бастин единственный сумел заметить, что огненный ужас бушует лишь в том мире, а здесь не может сделать ничего. Кузнец подошёл к огнемётчику, улыбнулся спёкшимися губами:

– Спасибо, брат.

Вдвоём они направились прочь от завода. Бастин спешил впереди, чернобородый с оружием наизготовку, словно телохранитель, торопился сзади. Беспокойство не оставляло Бастина, он всё ускорял шаг, потом побежал… Потом остановился… он увидел, что спешил зря. С пригорка ему открылось дымящее пожарище на месте дома, догорающие столбы ворот, а чуть в стороне – нетронутая огнём кузница. Стены потустороннего дома гордо вздымались над пепелищем, но даже из призраков никого не было видно, словно и они, убоявшись, попрятались.

Шатаясь, Бастин подбежал к остаткам дома. Перед горящими воротами он нашёл зарубленного старшего сына, в кузнице – мёртвого молотобойца. Его пробили копьём прежде чем он успел дотянуться к своему сокрушающему инструменту. Агаты и младшего сына нигде не было, но от рухнувших стен так страшно тянуло горелым, что Бастин не стал напрасно звать их.

Чернобородый стоял у стены, угольный зрачок плавал в распахнутых глазах, белые пальцы сцепились на раструбе огнемётной машины. Бастин увидел его, шагнул, протянул руку:

– Дай мне это, слышишь? Понимаю, что никак, но ты мне только покажи, я сам сделаю! Дай!

И призрак понял. Он оторвался от стены, открутил баллон, вылил на камень немного прозрачной жидкости. Чиркнул палочкой – этот фокус Бастин уже видел – и поднёс к лужице огонёк. Жидкость вспыхнула густым коптящим пламенем.

– Сде-е-елаю! – каркнул Бастин. – Живичного скипидару из корья нагоню – он также горит. Ты показывай, что внутри!

Одну за другой чернобородый принялся отсоединять от своего оружия детали и раскладывать их перед Бастином, под его внимательный заострившийся взгляд.

Чуть больше недели прошло с того мгновения, как детский сад из пригородного лесопарка окружило зыбучее болото, а холм порос вековым лесом, но за эту неделю многое изменилось в обоих мирах. Оставленный без ухода парк быстро терял лоск: на дорожках валялись сбитые ветром сучья, неподстриженная трава превратила утоптанные спортивные площадки в обычные лужайки. В Хвойном теперь почти никого не было – горожане спешили вернуться в свои многоэтажки, многие вообще зачем-то вскинулись и уехали куда-то, хотя и знали, что взбесившийся мираж захватил всю землю, и по-настоящему укрыться можно только на Луне. Детей в группе у Гелии оставалось всего двое: Маша и Костик, да ещё однажды на день появилась Жанна.

Зато на Буреломье жизнь кипела ключом. На пастушьей стоянке теперь жила куча народу. Чумазый Теодор командовал не только детсадовцами, но и тремя младшими братьями. Их отец – Гелия хоть и с трудом, но разобралась в семейных отношениях соседей – хмуро рыл на пригорке огромную яму. Гелия долго не могла понять, зачем нужна такая воронка, и лишь когда Савел начал выкладывать вдоль земляных стенок сруб, догадалась, что люди собираются в этой норе жить.

Кристиан вместе с худым пожилым мужчиной – главой этой странной семьи – полный день пропадал на болоте, уходил затемно и затемно возвращался. Мужчины косили белёсую осоку и жирные дудки ядовитой цикуты, вязками таскали траву на плотное место и сушили там, раскидав по земле. Скот пасся на привязи, подальше от зимних кормов, смертельных, покуда солнце не выжжет из свежих стеблей яд.

В лагере всем заправляла горбунья. Она успевала управиться со скотиной и обедом, обиходить детей и взрослых, а в свободные минуты бежала ворошить сено или, по мужски широко расставив ноги, тяжёлым косарём ошкуривала заготовленные для землянки брёвна.

Гелия горбуньи боялась. Что-то страшное рассказывала об этой женщине мать одной из девочек. Что-то связанное с убитыми детьми. Гелии тогда стало плохо, она не дослушала, и теперь то и дело замирала в испуге, не зная, чего ожидать от увечной. Рада сумрачно смотрела на прозрачную фигурку Гелии, иногда говорила что-то, едва разжимая неподвижные губы. И только когда рука Гелии замирала на секунду на головёнке кого-нибудь из детей: своих или Радиных, которых она даже ощутить не могла, маска горбуньи неприметно смягчалась, притухал огонь в глазницах, и лицо становилось похожим на лицо Кристиана.

С утра Рада отправила Теодора помогать косцам, начавшим метать большой стог, и все дети остались с Гелией. Обычно Теодор мобилизовывал их на сбор грибов, которые немедленно крошились в котёл, независимо от того, что булькало там, но сегодня без бригадира дело не спорилось. Малыши играли, нимало не смущаясь тем, что не могут коснуться и слышать друг друга. Они вовсю объяснялись универсальным языком жестов, и им было весело. Гелия стояла на крыльце и смотрела вдаль. До чего же быстро она привыкла, что парк, всегда полный людей, слился с болотом, и что гуляющих теперь не отыщешь днём с огнём, все ужасно заняты и спешат. Привыкла к жизни, идущей рядом и царапающей сердце своим неудобством. Привыкла беспокоиться за троих грязнуль: Георга, Антона и Себастиана, бояться, что непогода начнётся прежде, чем их отец настелит в землянке кровлю. Привыкла встречать вечером усталую улыбку Кристиана. Непостижимый, недопускающий к себе мир, в котором она почти дома.