Мед жизни - Логинов Святослав Владимирович - Страница 5

– Прекрати, – сказал Виктан, – меня не обманешь.

– Теперь, разумеется, не обману. А если бы я сразу показался тебе в таком виде, то сумел бы посеять в твоей душе смятение. Но мне захотелось говорить с тобой от своего имени, и я могу, наконец, позволить себе это. А хочешь, – Фартор усмехнулся, и страшно было видеть на знакомом лице рыцаря Опавшего Листа чужую и мёртвую усмешку, – хочешь я покажу тебе Виктана? Такого, каков он на самом деле? Хотя тебе это не интересно, ты, пожалуй, и не узнаешь себя. Тебя волнует иное: зачем я начал борьбу, и что собираюсь делать дальше. Что же, я отвечу и на эти вопросы. Я хочу забрать себе мёд. Весь до последней капли. Пусть он зреет, а потом я не дам ему пролиться. Я буду есть мёд, макать в него свой хлеб, а вы будете завидовать мне, как я когда-то завидовал вам.

– Об этом я догадывался и без тебя, – ответил Виктан. – что ещё может изобрести бессильная зависть? Тебе лишь кажется, что ты стал силён и сумел пленить меня… – Виктан напряг мышцы, пробуя на прочность опутывающие его цепи.

– Не трудись! – Фартор поднял руку. – Эти оковы нужны лишь моему самолюбию, их несложно порвать. Ты связан иначе, хотя и не догадываешься, как. Дело в том, что мне известна твоя тайна. – Фартор поднялся и прокричал в лицо Виктану: – Ты побеждён, потому что проехал свою остановку!

Виктан рванулся, но двери автобуса уже захлопнулись, и Виктор Андреевич увидел, как мимо проплывает проходная завода, табло над входом показывает без семи минут восемь, и, значит, уже нет никакой возможности успеть на работу без опоздания. Виктор Андреевич в отчаянии привалился к дверям. Опустевший автобус, дребезжа, набирал ход.

Разумеется, в проходной Виктора Андреевича записали, а в отдел он опоздал на целых двенадцать минут. Ещё год назад на такую задержку никто не обратил бы внимания, кроме, может быть, Антонины Мадарась – злыдни и доносчицы, но теперь, когда управленцы ожидали сильного сокращения штатов, Виктора Андреевича встретило недоброжелательное молчание и изучающие взгляды. Виктор Андреевич промямлил что-то напоминающее одновременно приветствие и попытку оправдания, уселся за стол и придвинул папку с бумагами. Предстояло выяснить, что там внутри, вспомнить, какими неприятностями чреват грядущий день. Ничего срочного в папках не оказалось: какие-то заявки, отчет за прошлый квартал, докладные записки о перерасходе электроэнергии – весь тот бумажный хлам, что скапливается на столе, создавая видимость работы.

Виктор Андреевич обзвонил цеха, сообщил, что режим работы сегодня «два-тире-два». В ответ ему продиктовали расход электричества за прошлую смену. Цифры эти предстояло просуммировать и о результатах сообщить в Горэнерго. Ежедневная будничная деятельность, не требующая ни малейших усилий. Виктор Андреевич выписал цифры в колонку, вздохнув, поднял голову. Светочка Соловкова, сидящая за столом напротив, была погружена в расчёты, наманикюренные пальчики летали над клавишами калькулятора. Виктор Андреевич вздохнул ещё раз.

Лишённые тургора щёки Виктора Андреевича всегда были гладко выбриты, так что он и сам не мог бы сказать, была бы у него седина в бороде, вздумай он эту бороду отпустить. А вот бес в ребро впился прочно, и звали его Светочка Соловкова. Была она на два года младше собственной дочери Виктора Андреевича, у мужчин пользовалась успехом, так что никаких надежд у Виктора Андреевича не оставалось, тем более, что Малявин даже в молодости был смел с женщинами лишь в мечтах. И все же, он ничего не мог с собой поделать – запоздалая влюблённость была неистребима. Во время заводских междусобойчиков Виктор Андреевич демонстративно ухаживал за Светочкой, изображая «доброго дедушку», которому, учитывая возраст, позволена безобидная фамильярность. А сам жестоко клял себя и за неудачно выбранную маску, и за нерешительность, и даже за возраст, который и в самом деле со счетов было не сбросить. О Таисии в эти минуты Виктор Андреевич не думал, Таисия ждала дома, а здесь была совсем другая жизнь, такая же непохожая на домашнюю, как и царственные равнины Тургора.

Виктор Андреевич машинально пересчитывал общее потребление электроэнергии, но мысли его были далеко. В середине дня ему уже не требовалось вспоминать обыденные вещи, уплывал в тень и Тургор, так что можно было помечтать о чём-нибудь несбыточном. Например, о рацпредложении, которое он сделает, и которое радикально изменит… неважно, что оно изменит, но в результате увеличится объём продукции, снизится потребление материалов и энергоносителей, экология тоже не будет забыта… Суммарный экономический эффект составит, скажем, двести миллионов в год, и, значит, сумма вознаграждения… большая, посчитаю потом. С Мадарась удар приключится, когда он пригласит весь отдел в ресторан. Её – тоже, пусть позлобствует, но главное, конечно, Светочку. Вечером он, как старый приятель, пойдет провожать Свету, а возле дома само собой получится, что они вместе поднимутся к ней, и там… Сладкий озноб прошёл вдоль спины. – Светик, Светик, светлая моя… – Виктор Андреевич зажмурился, прикрыл ладонью глаза. Так проще и правдоподобнее представлять то, что теперь будет соединять его со Светочкой, соединять прочно и всегда, даже если сама Светочка ничего об этом не узнает. Когда вокруг смыкается тьма, то обостряются остальные чувства, и самый тихий шепот слышен ясно и разборчиво:

– …светлая, чистая, прекрасная. Когда она идёт, трава не приминается под её ногами, и осенние листья не слышат шороха её шагов. Лицо её сияет, и при взгляде на неё невозможно сохранить в душе недобрые мысли. Едва она появляется – всё ложное исчезает, и остается лишь истина. Значит, сейчас Светлая богиня на нашей стороне.

– Не надо меня утешать, – прервал рассказчика слабый голос. – Я слышал эти сказки ещё младенцем и теперь не верю в них.

– Это истина.

– Почему, в таком случае, богиня не явилась в ту минуту, когда в битве решалась судьба Тургора? Почему мы в плену, а Фартор торжествует?

– Потому, что битва не кончена, а мёд созревает лишь в миг солнцестояния. В этом году солнцестояние совпадает с закатом, и до заката ещё далеко.