Дорогой широкой - Логинов Святослав Владимирович - Страница 45

Ещё несколько человек, все как на подбор немощные, показались из темноты. Пожар разбудил уже полдеревни. Разноголосый бабий вой прорывался сквозь хруст пламени.

– Богородица, пронеси! – голосила какая-то старушка, вздымая к ночному небу икону Неопалимой купины.

– Воду таскай, – орал в ответ Богородица, – тогда и пронесу!

Крыша погибающего дома рухнула, взвихрив тучу огненных галок. По счастью, ветер понёс их не на дома, а в сторону огородов.

Вниз Юра старался не глядеть; теперь, когда крыши не было, сверху просматривалась внутренность горящего дома, и Юра боялся увидеть среди пламени человеческую фигуру. Хотя, если хозяин остался в доме, ему уже всё равно. А вот соседний дом надо спасать во что бы то ни стало. Если огонь охватит дранковую крышу, галок и головней вдоль деревни полетит столько, что остальные дома будет уже не спасти никакими силами. К тому же, по рассказам вчерашней бабки, в этом доме, в десяти метрах от полыхающей смерти, лежит парализованный старик, которого, ежели сено на чердаке займётся, живым вытащить не получится.

Рухнула дворовая крыша, новый столб горящего мусора взвихрился в небо.

– Трактор, батюшки, трактор сгорит! – закричала хозяйка. – Люди добрые, да помогите же!

Куда там – помогите… Бросишь оплёскивать крышу, сгорит уже не трактор, а вся деревня, так что и горевать по трактору будет некому.

Ведро в одной руке, ковш в другой, размах пошире, чтобы вода долетела до самого конька. Внизу занялся штакетный заборчик, идущий вдоль дороги.

– Забор ломайте! Огонь по забору идёт! – предупреждающе закричал Юрий.

Богородица, которому достался дом с шиферной крышей да ещё и стоящий за ветром, спрыгнул на землю, подбежал к забору, двумя ударами ноги перебил пряслины, поволок дымящийся с одного краю пролёт на дорогу. Эх, до чего легко ломается, что так трудно строилось!

– Мишку мово не видали? Мишка пропал! – причитала какая-то старуха.

– Трактор сгорит!.. – голосила другая.

– Пожарку вызвали? – запоздало вопрошала третья.

– Вовку разбудите, пусть ток выключит. Ток в огонь идёт – всех поубиват!

– Нету Вовки, может, и сгорел уже. Они вечор вместе с Васькой пили!

– Мишка-то мой где? Ён ведь тоже вместе с ними пил! Ой, тошнёхонько!

– Трактор-то, трактор отогнать надо!

Каждый орал о своём, и все вместе суетились по-муравьиному, подтаскивая в вёдрах воду, сбивая огонь, вздумавший пройти сухим прошлогодним бурьяном, которым зарос неухоженный Васькин огород… И поваленный заборчик разнесли по штакетинам, и видно было уже, что соседние дома отстоять удастся, а вот дровяной сарай обречён, а значит, обречён и стоящий вплотную к нему трактор, который, как говорят, ещё и обмыть толком не успели.

Юра хотел кликнуть Богородицу, чтобы подменил его на дранковой крыше, покуда сам Юра попытается отогнать злосчастный «Беларусь», но тут увидал такое, что и кричать позабыл.

Белея, словно призрак, к сараю двигалась странная фигура. Сухой высокий старик в одном исподнем деревянно шагал, помогая себе ухватом и длинным печным сковородником.

– Лёша, ты-то куда? – но бабьи визги уже не могли остановить вставшего с постели паралитика. Он дошагал к трактору, отбросил свои удивительные костыли, легко, привычным движением впрыгнул в кабину. Дизель застучал с ходу, словно ждал этого мгновения. Калеча грядки, трактор прокатил по огороду и, отъехав метров на пятьдесят, остановился. Белая фигура в кабине не двигалась.

– Лёшенька!..

Со стороны дороги замигали синие огни, завыла сирена, из темноты побежали коренастые фигуры в касках, приехавшие споро развернули брандспойты, толстые струи воды ударили в крыши соседних домов, и Юра со своим ковшиком разом стал не нужен.

Теперь можно просто бродить, растирать по лицу насевшую сажу, бессмысленно что-то говорить и слушать чужие бессмысленные разговоры. Сразу оказалось, что неведомые Мишка и Вовка, которых так не хватало на пожаре, вовсе не сгорели, а преспокойно дрыхли у себя, но не в избах, а на сеновалах, и продрали заплывшие глаза, только услышав вой сирены. Так что отделалась деревня малой кровью: на пожарище предстояло искать одного Васю.

Заливать догоравший дом пожарные не стали, лишь занявшийся было дровяник окатили в две брандспойтные струи и обрушили внутрь остатки дворовой стены, чтобы огонь не вздумал распространяться дальше.

Юра и Богородица помогли вытащить из трактора параличного Лёшку. Бывший тракторист пытался что-то сказать, но звуки получались нечленораздельные. Сам идти он, разумеется, не мог, в дом его пришлось нести на руках.

На газике приехал милиционер-дознаватель и местная депутатша. Набежали ещё какие-то люди; оказывается, на том краю деревни, за пригорком, и не заметили, что соседи горят.

Теперь все ругали Ваську, чьи косточки дотлевали под слоем жаркого угля.

– От, всё дрова колол, полный сарай оклал, на два года, грит, хватит! На вот, получи, и без дров огня хватило, никакого крематора не надо!

– Говорила ему, дураку, не кури в постели. Как же, послушает ён! Ну, уж теперя накурился, дыму наглотался досыта…

Едва ли не последней приковыляла с того конца Васькина сестра. При ней и разговоры притихли, с Васькой все были в родстве, но Маша-то ему родная. Растерянным взором смотрела Маруха на то, что осталось от материного дома.

– Ой, Васенька, – не произнесла, а словно пропела она, – да что ж ты наделал? С маменькой встретишься, спросит мама: как моим добром распорядился? Ты-то ей и скажешь – всё тебе, мама, принёс, ничего людям не оставил…

– Что ж это они? – шепнул Юра Богородице. – Человек ведь погиб, а они о дровах да о наследстве…

– Как обучены, так и горюют. Ты не на слова смотри, а в душу. А слова – звук пустой, сотрясение воздуха.

Бойцы начали наконец заливать и само пожарище. Двое, вооружившись баграми, растаскивали обугленные брёвна, милиционер расспрашивал, где стояла у владельца кровать и где именно следует искать, не осталось ли от погибшего хоть что-то, позволяющее документально констатировать смерть. Люди, только что объединённые общей опасностью, разделились на тех, кто занят делом, и зевак.

– Ехать бы отсюда… – тихо попросил Богородица.

– Погоди, – остановил напарника Юра. – Следователь ещё опрашивать будет. Нельзя сейчас уезжать. Хорошо хоть не майор Синюхов по тревоге прикатил, а то неприятностей не обобрались бы.

– Синюхов вроде бы в Новгородской остался.

– Как же, остался… Он у нас вездесущий и без пяти минут всемогущий.

– А по-моему, так обычный мент…

– «По-моему» да «по-твоему» – через чёрточку пишется, а «по-евонному» – как ему захочется. Захотел бы к нам докопаться, так и в Ярославской бы достал.

Народ вокруг коптящего, выгоревшего пятна заволновался, сгрудившись плотнее.

– Никак нашли беднягу, – сказал Юра. – Пошли, посмотрим.

– Я такого в жизни насмотрелся, – Богородица покачал головой и присел на выпирающий из земли камень. – А ты иди. Зрелище больное, но поучительное.

Юра кивнул и пошёл к пожарищу один. Ничего поучительного он там не увидел. Пожарный разгребал штыковой лопатой угли, а остальные высматривали, что он выкопает.

– Вон вроде кость торчит, – произнёс копавший, остановившись на минуту. Народ подался было вперёд, но когда боец попытался вытащить находку, она немедленно рассыпалась.

– Вот, Васенька, – констатировала Маруха, – разнесёт тебя ветром, что и хоронить нечего будет.

– Туда копай, – приказал милиционер, прикинув расположение кости. – Если что и уцелело, то там.

– Нашёл, – почти сразу отозвался боец. – Вот он куда забился…

Осторожно поддев лопатой, он поднял чёрный, бесформенный ком. Следователь подставил найденный среди углей покорёженный тазик, находку перевалили туда и склонились над ней.

– Точно, он! Вот позвонок торчит, а это никак бедренная кость. Жопень нашли, чем думал мужик при жизни, то и уцелело.

– Ой, Васенька!.. – заныла сестра.

– Патологоанатому будет в чём покопаться, и ладно, – сказал следователь. – Заливайте, что тут осталось, я покуда показания отберу да поедем.