Тарзан и люди-леопарды - Берроуз Эдгар Райс - Страница 10

Разговоры вертелись вокруг войны и предстоящих подвигов, однако и поражение Собито, будучи свежо в людской памяти, занимало важное место в беседах. Деревенские сплетники быстро смекнули, что эта тема – лакомый кусочек, коим нужно потчевать воинов из окрестных деревень, в результате чего мушимо стал знаменитостью, стяжавшей для деревни Тамбай больше славы, чем когда-либо это удавалось Собито.

Пришлые воины взирали на мушимо с благоговейным трепетом и не без опаски. Они привыкли к духам-невидимкам, кишащим в воздухе, но совсем иное дело – лицезреть духа наяву.

Особенно волновался Лупингу, который недавно приобрел у Собито любовный талисман, а теперь засомневался, не выбросил ли он на ветер отданные за амулет ценности. Он решил разыскать колдуна и самолично выяснить, не преувеличены ли слухи. Кроме того, существовала еще одна причина, почему он жаждал переговорить с Собито, причина куда более важная, нежели какой-то там любовный амулет.

Незаметно отделившись от толпы, слонявшейся по главной улице, Лупингу пробрался к жилищу Собито. Колдун сидел на корточках в окружении разложенных на полу амулетов, талисманов и фетишей.

Язычки пламени, лизавшие закопченный котелок, бросали неровный свет на зловещее лицо, выражение которого было настолько свирепым, что Лупингу захотелось повернуться и убежать, но тут старик поднял голову и узнал его.

Долго пробыл Лупингу в хижине колдуна. Они переговаривались шепотом, вплотную сдвинув головы.

Когда Лупингу наконец ушел, он унес с собой амулет такой невероятной силы, что ему отныне не грозило никакое вражеское оружие. В голове же он вынашивал план, который приводил его и в восхищение, и в ужас.

V. ГРУБИЯН

Долгие дни одиночества. Нескончаемые ночи страхов. Безнадежность и горькое раскаяние, от чего ныла душа. Лишь благодаря бесстрашию девушка не сошла с ума, оказавшись брошенной на произвол судьбы. Казалось, прошла целая вечность – каждый прожитый день равнялся году.

Сегодня она решила заняться охотой и вскоре подстрелила небольшого кабанчика.

При едва слышном звуке выстрела белый человек остановился и нахмурил брови. Трое его чернокожих спутников возбужденно загалдели.

Девушка с трудом извлекла внутренности из туши, тем самым уменьшив вес добычи настолько, чтобы дотащить ее до палатки. Это оказалось делом нелегким, и силы быстро истощились. Но мясо было слишком ценным, чтобы его бросить, и она медленно продвигалась, делая частые передышки, пока, наконец, не свалилась без сил перед входом в палатку.

Мысль о необходимости заготовить мясо впрок, чтобы ни куска не пропало, едва не повергла девушку в отчаяние.

Предстояла разделка туши, страшившая девушку. Она никогда не видела, как это делается, пока не отправилась в этот злополучный поход. За всю свою жизнь ей даже ни разу не доводилось дотрагиваться до сырого мяса. Итак, ее подготовка совершенно не соответствовала возникшей ситуации, однако, как известно, нужда побеждает обстоятельства и порождает изобретательность.

Девушка понимала, что с кабана надо снять шкуру, мясо нарезать кусками и прокоптить. Даже после этого мясо не сможет храниться долго, но лучшего способа она не знала. Не имея опыта в практических, житейских делах и не обладая физической силой, девушка была вынуждена вести более жестокую борьбу за выживание, чем ей приходилось еще совсем недавно.

Будучи созданием слабым, неопытным, она, тем не менее, имела мужественное сердце, которое билось под некогда нарядной, а ныне изношенной фланелевой блузкой. Утратив надежду, девушка не собиралась сдаваться. Преодолевая усталость, она приступила к свежеванию туши, и тут ее внимание привлекло неясное движение в дальнем конце поляны, на которой она обосновалась. Взглянув туда, она увидела четверых мужчин, молча наблюдавших за ней, – троих негров и одного белого.

Девушка вскочила на ноги. От радости у нее закружилась голова, и она пошатнулась. Но уже в следующий миг девушка овладела собой и стала пристально разглядывать приближавшихся незнакомцев. Едва она сумела рассмотреть их получше, как надежда угасла. Никогда прежде ей не доводилось встречать белого с такой сомнительной наружностью. Неизвестно когда стиранная одежда соотечественника истрепалась до лохмотьев, лицо заросло дикой щетиной, шляпа – невообразимая рухлядь, которую можно было считать шляпой только потому, что она была нахлобучена на голову.

Лицо белого было сурово и не внушало доверия, глаза глядели с подозрением, а когда человек с хмурым видом остановился в нескольких шагах от девушки и заговорил, то в его голосе не ощущалось и намека на дружелюбие.

– Кто такая? – спросил он. – Что ты здесь делаешь?

Слова и тон подошедшего возмутили девушку. До сих пор ни один белый мужчина не говорил с ней так бесцеремонно. Уязвленная девушка вздернула подбородок и окатила его холодным взглядом, презрительно скривив короткую верхнюю губу.

Ее глаза пренебрежительно оглядели незнакомца от разбитых сапог до "вороньего гнезда", насаженного на всклокоченные волосы. Поведи он себя иначе, девушка испугалась бы, а так она лишь разозлилась и не на шутку.

– А вот это уже вас не касается, – бросила она и повернулась к нему спиной.

Мужчина насупил брови, готовый едко парировать, однако сдержался и стал молча разглядывать ее.

По стройности фигуры он понял, что женщина молода, а приглядевшись, определил, что она к тому же красива. Она была чумазая, разгоряченная, вспотевшая, заляпанная кровью, но, тем не менее, прекрасная. А какой красавицей она станет, когда приведет себя в порядок и приоденется, он не смел даже вообразить. Он отметил про себя ее серо-голубые глаза и длинные ресницы. С такими глазами любое лицо выглядит прекрасным. Затем принялся разглядывать ее волосы, небрежно собранные в пучок на затылке. Девушка принадлежала к той редкой категории блондинок, которых с некоторых пор именуют "платиновыми".

Целых два года прошло с того времени, как Старик последний раз видел белую женщину.

Скорее всего, окажись эта особа старой и костлявой, либо же косоглазой, с лошадиными зубами, он отнесся бы к ней с большей симпатией и не стал бы грубить.

Но как только он разглядел ее, красота девушки воскресила всю ту боль и страдания, которые причинила ему другая женщина, тоже красавица, и всколыхнула ненависть к женскому полу, которую он вынашивал в душе все эти два долгих года.

Он повременил с ответом, чему был искренне рад, ибо это позволило бы избежать злых, обидных слов, которые вертелись на языке. И не потому обрадовался, что стал вдруг лучше относиться к женщинам, просто ему пришелся по душе ее смелый ответ.

– Может, и не касается, – отозвался он, выдержав паузу, – но, кажется, требуется мое вмешательство. Слишком непривычно видеть белую женщину одну в этих краях. Вы действительно одна?

В голосе белого сквозило легкое беспокойство.

– Абсолютно, – отрезала она, – и впредь желаю того же.

– Уж не хотите ли вы сказать, что с вами нет носильщиков или соотечественников?

– Именно так!

Продолжая стоять к нему спиной, девушка не могла заметить оттенка участия, промелькнувшего на его лице, ни понять, что он беспокоится о ее безопасности, хотя сострадание его и не относилось лично к ней. Беспокойство, связанное с наличием или отсутствием белых мужчин, было для него столь же естественно, как и браконьерство.

– И у вас нет ни фургона, ни… – спросил он.

– Ничего.

– Ясно, что в одиночку в такую даль не забраться. Что стало с вашими спутниками?

– Они бросили меня.

– А белые? Что с ними?

– Их и не было.

Девушка повернулась к нему лицом, однако отвечала по-прежнему недружелюбно.

– Вы отправились в путь без единого белого спутника? – недоверчиво спросил он.

– Так точно.

– Когда же вас бросили ваши люди?

– Три дня тому назад.

– И что вы намерены делать? Одной оставаться вам нельзя, и я не представляю, как вы отправитесь дальше без носильщиков.