Автопортрет - Каралис Дмитрий Николаевич - Страница 20

Парень поглядывал на нас и прислушивался к разговору. Вполне может быть, что я или Мих вручали ему, первоклашке, цветы в этом дворе на торжественной линейке 1-го сентября. И я подумал, что если он вырос здесь, то надо спросить про наших учителей, и кто преподавал ему, например, арифметику и физику. Он и сам, похоже, хотел вступить в разговор, но собака-боксер с фырканьем потрусила к овчарке на газоне, и он побежал за ней. Нашли окна нашего 1 "Г" класса на четвертом этаже. Вспомнили Ольгу Константиновну - нашу первую учительницу, ребят, девчонок. Хорошо бы снова собраться, как в 1974, десять лет назад. Тогда собирались в моей комнате на Петроградской, я продал джинсы-колокола за 50 рублей, привезенные из Венгрии, и организовал костяк стола - ждал Ирку Епифанову. И она была, принесла бутылку рислинга и пластинку Тухманова - лично мне. Я нес какую-то умную ерунду, станцевал с ней пару танцев, вел себя сковано, и она ушла рано - ждали муж и малыха-дочка.

Зашли во двор дома, где жил Мих. Повспоминали.

В своем дворе Мих и допил вермут.

Я посадил его на автобус на Лиговке и поехал домой.

Я не пил, но от компании и разговоров захмелел вместе с ним. Ольга удивилась, что я приехал трезвый. Еще посидел на кухне и попытался писать.

10 октября 1982.

Ездили с Ольгой в Зеленогорск. Ходили за грибами. Странно, но нашли. Горькушки, финские зеленые сыроежки.

Максим у дедушки с бабушкой.

Денек выдался солнечный, но с прохладцей. Золотая осень. Запомнились сумерки в лесу.

Солнце село за дальний лес, а у нас, на горе, светились золотом верхушки берез. Под ногами темно, в воздухе густеет мрак, а посмотришь наверх - свет, золотистый свет. Мертвые, угрюмые муравейники. Как круглые шляпки дотов. Ходы еще не закрыты, но жильцов не видно.

Ольга сказала:

- Наверное, все дела за день сделали и отдыхают.

- Телевизоры смотрят, - поддержал я.

Поговорили о том, есть ли в муравейнике главный муравей - начальник муравейника. И есть ли у него замы. Сколько, по каким вопросам? И как у муравьев с женами и квартирами.

Зашли на кладбище. Посидели, помолчали. Я ждал белочку с черными глазами и сиреневой холкой, но она не пришла.

Вечером ходили на залив. Темно. Маяки хорошо видны. Вода чуть слышно плещется о стенки ковша. Посреди моря, но на взгляд близко, зажигались по очереди два рубиновых фонаря. И гасли медленно. Кронштадт светился неясно, как из-под воды.

11 октября 1982г.

Я в отпуске.

Рассказал Ольге эпизод из своей молодости, когда мы с покойным Валерой, дав в кафе "Рим" рубль гардеробщику, сдавали свои куртки в забитый гардероб. Валера при этом трепался с двумя девицами, которым тоже хотелось в бар. Но мест в гардеробе не было. Девицы канючили, обращаясь к Валере как к более представительному из нас: "Повешайте пальто. Повешайте пальто..." Валера трепался просто так, по привычке, без дальнейшего прицела - было видно, что девчонки лимитчицы и сидеть с ними весь вечер не входило в наши планы. Мы уже были слегка поддатые и, как всегда, обсуждали аспирантские дела. "Повешайте пальто" стало потом нашей фразой для внутреннего пользования. Об этой выдающейся фразе я и рассказал Ольге.

Ольга усмехнулась и сказала, что во всех моих рассказах, где присутствуют девушки, я нахожусь на втором или даже третьем плане. Мои друзья беседуют с девушками, куда-то их приглашают, а я стою себе тихонечко - равнодушный, как буфет, и в лучшем случае улыбаюсь невинно. Вот что сказала мне Ольга.

Отпуск летит. Стремительно мчится к финишу. Работал до часу ночи. Долбал статью "Записки книгонелюба". Ольга завтра работает. Макс приболел простуда. Первую половину дня буду с ним один. Потом придет теща. Поеду по редакциям и в другие места. Дел много.

Ничто так не угнетает меня, как отсутствие денег и насморк, сказал я однажды. На сегодняшний день оба компонента угнетения вольной души налицо.

Клен под нашими окнами облетел за считанные дни. На кривых ветвях остался десяток желто-зеленых листочков и стрекозиные крылышки семян. Тоже желтые. Но с красноватым оттенком.

Через дорогу, напротив нашего дома, заброшенное Смоленское кладбище. Река Смоленка. Вода в ней кажется зеленой от заросших травой берегов и нависших крон деревьев. По зеленой воде плавают серые утки. Церковь. По вечерам слышны колокола. За Смоленкой - многоэтажное здание НИИ с шаром. В шаре, говорят, конференц-зал. Неподалеку, на берегу залива, фешенебельная гостиница "Прибалтийская", строили шведы. Я был там в ресторане, когда ухаживал за Ольгой. Попросил принести мне стакан молока - не пил и выпендривался. Ольга с подружкой пили шампанское. Молоко принесли, накрытое салфеткой. Я объяснил девушкам, что у меня завтра важный доклад на заседании кафедры, боюсь напиться. Улицы - Кораблестроителей, Нахимова, Детская (наша). Раньше здесь дымили паром болота и охотники палили в уток.

На Смоленском кладбище затерялась могила няни Пушкина. Там же художник Маковский и прочие герои России. Могила родителей Косыгина - ухоженная, охраняемая милицией. Я водил Ольгу по темному кладбищу, когда ухаживал за ней, и мы заходили в заброшенные склепы и часовни. Целовались. Темные ограды обелисков на белом снегу. Черные дырочки собачьих следов. И теплая шуба Ольги, под которой я грел после снежков руки.

14 октября 1982г.

Ездил к Аркадию Спичке в редакцию. Из восьми предложенных мною юморесок взял четыре. Остальные, как он выразился, хороши, но не пройдут. Цензура, коньюнктура и прочие соображения, в которые он меня не посвятил, но сказал, что сам от них устал. Есть простые понятия, сказал он - смешно, не смешно, умно или пошло; мне твои вещи нравятся, но начальство везде видит подвох и подкоп, потому и проблемы с печатанием. Если я тебя сейчас засвечу, как критикана и очернителя, от тебя шарахаться будут, даже если ты принесешь сказку про Курочку Рябу. Одним словом, терпи, казак - атаманом будешь. Так, кстати, любил поговаривать мой покойный родитель...

16 октября 1982г.

Сегодня ездил к Молодцовым под Тосно - помогал копать траншею для фундамента. Моросило. Промокли. Во время сильных шквалов прятались в туалете. Это пока единственное строение на их участке.

Молодцов рассуждал о музыкантах, дирижерах и прочих творческих работниках. У них, дескать, лица одухотворенные, творческие. Конечно... Он с утра встанет, кофе выпьет, коньячком опохмелится, на свое хреновине поиграет (муз. инструмент) и думает - какую бы бабу ему сегодня притиснуть? К кому бы под юбку залезть? И все заботы. А посади его управляющим трестом и увидишь, какое одухотворенное лицо у него будет к концу квартала или года, когда придет время за объемы отчитываться. Главк жмет, Обком теребит, исполком вздохнуть не дает, народный контроль на хвосте сидит. Да... Критиковать строителей все любят... "Жизнь, как у графина - всяк норовит взять за горло", - пошутил Саня.

Написал рассказик "Как поступить в театральный", для конкурса об искусстве в газете "Смена". В понедельник надо сдать. Писал два часа, ночью. Писалось легко, потому что сюжет видел от начала и до конца. Дело было за словами.

Купил книгу "Литературные заботы" С. Залыгина. Читаю. Это сборник статей и речей о литературе. Самого Залыгина, автора романов и повестей о гражданской войне в Сибири и др. сибириад, не читал.

Ольга сделала мне выговор за эту покупку - нет денег! Отдал за нее заначеный рубль.

Написать рассказик, как некто, инженер Имярек писал рассказы для многотиражки о своих коллегах. И что из этого получалось.

Концовки пока не вижу. Но завязка есть. Буду ждать озарения.

Не даются мне "Записки книгонелюба". Отпуск на исходе, а я не добавил к ним ни одной толковой строчки. Разгребаю текучку, пишу юморески и успокаиваю себя тем, что коль не лежит душа, то нечего и браться. Только испортишь.

Написал "Концерт" несколько дней назад. Сейчас прочитал - показалось вяло. Требуется сокращение.

24 октября 1982г.