Тарзан и «Иностранный легион» - Берроуз Эдгар Райс - Страница 38

– Это правда, – согласился Розетти. – Как-то не вяжется война с этой прелестной страной. Даже трудно себе представить, что здесь когда-нибудь раньше могли вестись войны.

– Здесь всегда были войны, вплоть до последнего столетия, – сказал Тэк ван дер Бос. – В продолжение всего исторического и даже доисторического периода. Все острова Вест-Индии почти постоянно опустошались воинственными пришельцами – вождями племен, мелкими князьками, маленькими корольками, султанами. Приходили индусы, китайцы, португальцы, испанцы, англичане, голландцы, а вот теперь и японцы. Все они приводили с собой солдат и флот. В тринадцатом столетии Кублай-хан послал флот в тысячу кораблей и с двумястами тысячами солдат, чтобы наказать короля Явы, который задержал послов великого хана и отослал их обратно в Китай с изуродованными лицами. Мы, голландцы, бывали часто виноваты и несправедливы в жестокостях против индонезийцев, но никогда ни мы, ни кто-либо другой из приходивших ранее нас не разорял страну и не вырезал народ с такой безжалостностью, как ее собственные султаны. Эти вечно пьяные, безнравственные правители уничтожали своих подданных иногда просто из-за прихоти. Они забирали себе самых красивых девушек. Один из них имел в своем гареме четырнадцать тысяч душ.

– Вот дьявол! – воскликнул Розетти. Тэк усмехнулся и продолжал:

– Под властью голландцев индонезийцы впервые узнали свободу от рабства, мир и относительное благополучие. Если дать им независимость после войны с японцами, то в следующем поколении они вернутся к тому же состоянию, в котором мы их застали.

– Разве не все народы имеют право на независимость? – спросил Бубенович.

– Только те народы, которые боролись за независимость и достойны ее, – ответил решительным тоном ван дер Бос. – Первый африканский контакт с Суматрой произошел еще во времена царствования Ванг-Манга, китайского императора из династии Хань. Следовательно, индонезийская цивилизация – древняя. Если за все прошедшее тысячелетие до завоевания островов голландцами народ держали в рабстве то свои, то чужеземные правители, значит, они не достойны того, что вы называете независимостью. Под властью голландцев индонезийцы имеют всяческие свободы. Чего им еще желать?

– Я – добрый республиканец и был против «нового курса», – сказал Бубенович, – но вот моя точка зрения: свобода – это то, за что мы воюем.

– Черт бы меня побрал! – воскликнул Джерри. – Я не уверен, знает ли кто-нибудь из нас, за что мы воюем, кроме того, что надо убивать японцев, поскорее покончить с войной и вернуться домой. Но после того, как мы это сделаем, проклятые политики снова перетасуют карты.

– И любители бряцать оружием начнут приготовления к третьей мировой войне, – сказал ван дер Бос.

– Я не думаю, что они начнут ее в ближайшее время, – заметила Корри.

– Они начнут ее как раз в то время, когда можно будет вовлечь в новую войну наших детей, – буркнул Джерри.

Наступило неловкое молчание. Джерри внезапно понял, что его наивное замечание можно истолковать превратно, и покраснел. То же самое произошло и с Корри. Все смотрели на них с улыбками, что только ухудшало положение. В конце концов, ван дер Бос не смог удержаться от смеха, и все присоединились к нему, даже Корри и Джерри. Синг Тай, готовивший для всех ужин, разрядил напряжение приглашением к ужину.

Дикая свинья, куропатки, фрукты и орехи составляли меню.

– Мы шикарно живем, – сказал Дэвис.

– Никакой отель не смог бы нам дать ничего лучшего, – согласился Розетти.

– У нас огромный выбор продуктов и никаких тебе выдач по карточкам, – сказал Тарзан.

– Даже денег не нужно, – добавил Розетти. – Вот это жизнь!

– Приезжайте на Суматру после войны, – заметил ван дер Бос, – и вы не то увидите. Бубенович покачал головой.

– Если я когда-нибудь вернусь в Бруклин, то я там и останусь.

– А я в Техасе, – сказал Дэвис.

– Техас – хороший штат? – спросила Корри.

– Прекраснейший, – заверил ее Дэвис.

– Но Джерри мне говорил, что прекраснейший из штатов – Оклахома.

– Это – маленькая индейская резервация, – презрительно процедил Дэвис. – Так слушайте! Техас в четыре раза больше, в нем собирают больше хлопка, чем в каком-либо другом штате, он – первый по выращиванию крупного рогатого скота, овец и мулов, он обладает самыми большими ранчо в мире.

– И самыми отъявленными хвастунами, – сказал Дуглас. – Если вы действительно хотите узнать, какой штат самый прекрасный в Америке, то я скажу вам. Это – Калифорния. Приезжайте после войны в долину Сан-Франциско, и вы никогда не захотите жить нигде в другом месте.

– Мы еще не слышали о штате Нью-Йорк, – заметил Джерри.

Он усмехнулся.

– Нью-Йоркцы не любят хвастаться, – сказал Бубенович. – Они не оскорбляют чувства жителей других штатов.

– Это уже кое-что в их пользу, – засмеялся ван дер Бос.

– А как насчет твоего штата, Тони? – спросила Сарина.

Розетти мгновение подумал и ответил:

– Ну, Иллинойс поставляет самых знаменитых гангстеров.

– Каждый американец, – вмешался Тарзан, – живет в прекрасном городе, в прекраснейшем округе, в прекраснейшем штате, в самой прекрасной стране мира, и каждый из них всем сердцем верит в это. Именно это делает Америку великой страной.

– Можете быть уверены, что вы правы, – сказал Дэвис.

– Я заметил это и в вашей армии, – продолжал англичанин. – Каждый солдат служит в лучшем подразделении, и он мыслит себя только победителем. Это чувство делает американскую нацию великой.

– Ну, – заметил Джерри, – это не так уж плохо для нации, которую долго считали нацией любителей танцевать под джазовую музыку и волочиться за женщинами.

– Конечно. Если бы вы не приняли участия в войне сначала поставками оружия, а затем и людьми, она теперь была бы кончена. Гитлер и Тойо выиграли бы войну. Весь мир в огромном долгу перед вами.

– Я удивлюсь, если он выплатит его, – сказал Джерри.

– Возможно, что и нет, – согласился Тарзан.

ГЛАВА XXVIII

Корри сидела, прислонившись спиной к стене пещеры. Вошел Джерри и сел рядом с ней. Находившиеся в пещере Сарина и Розетти поспешили удалиться, держась за руки.

– Шримп совсем перестал кого-нибудь стесняться, – сказал Джерри. – Вы знаете, он ведь действительно всю жизнь ненавидел женщин.

– Вы сами не очень-то долюбливали нас, – напомнила ему Корри.

– Ну, вы понимаете, я никогда не знал голландских девушек.

– Это мило. Вы совершенствуетесь. Но не говорите мне, что в прекраснейшем из штатов нет прекраснейших на свете девушек.

– Есть только одна самая прекрасная девушка в мире, и она не из Оклахомы. Корри засмеялась.

– Вы говорите комплименты.

– Я не говорю комплиментов, Корри. Вы знаете, что я чувствую к вам?

– Я не умею читать мысли.

– Вы – самое чудесное создание, которое когда-либо входило в мою жизнь. Корри улыбнулась.

– Члены вашего экипажа говорили мне, что вы – великий пилот, капитан.

– Вовсе нет. – Я – великий трус. Я так боюсь вас, что не могу произнести три коротких слова.

Корри засмеялась, но не сделала попытки помочь ему.

– Слушайте! – выпалил он. – Как вы думаете, вам понравилось бы жить в Оклахоме?

– Мне это очень понравится, – ответила она.

– Дорогая! – воскликнул Джерри. – Я должен поцеловать вас прямо сейчас, хоть при всем народе.

– Мы можем выйти наружу, – ответила она. Сержант Розетти держал Сарину в своих объятиях. Они целовались. Ее руки крепко обхватили его шею. Выйдя из света костра в ночь, Корри и Джерри едва не натолкнулись на них.

Они отошли на некоторое расстояние.

– Я думаю, что сержанты ничему не могут научить своих капитанов, – сказала Корри.

Минуту спустя она чуть не задохнулась и ласково оттолкнула его.

– Вы действительно женоненавистник, – произнесла она.

Она улыбнулась.

Сержант Бубенович сидел у огня у входа в пещеру. Он видел, как Шримп и Сарина вышли, держась за руки, потом в темноту ушли Корри и Джерри.