Жизненное пространство - Колентьев Алексей Сергеевич - Страница 48

2.1

…Тьмы не было, как впрочем и света. Боль, страх и ярость схватки остались где-то там. В мире без полутонов и неясных фигур. Сначала я видел серое небо Зоны отчуждения, перечёркнутое ветвями мёртвых деревьев, потом серая пелена заволокла всё вокруг, окружив бархатным и холодным мраком. Жизнь закончилась. Приходило забвение.

При жизни, я никогда не видел снов и был чужд всякого рода мистике, но если бы хотел увидеть нечто, то явно не то, что мне показывали: Я видел цех… Нет зал, с пустыми бассейнами облицованными когда-то белым кафелем, сейчас отставшим и тусклым. Чуть выше, был большой, сферический объект, весь в круглых, равномерно рассыпанных по его поверхности отверстиях. Это был сердечник реактора, взорвавшегося энергоблока.

Я всё ещё находился в Зоне, душа, если она есть, видимо прикипела к этому месту, не желая отправляться ещё куда-то. Чуть на возвышении в стороне от сердечника была техническая ниша, размером с небольшую комнату. Там, на постаменте из какого-то красноватого камня, высился Монолит. Это был столб из желтовато-белого камня, похожего на некоторые виды кварцевых минералов, и напоминал кристалл, высотой метров десять и в пол-обхвата толщиною. Мягкий, желтоватый свет исходил от него. Так было не долго: вот в поле моего зрения, появился человек. Волоча в одной руке рюкзак, а в другой держа потёртый АКСУ, он подошёл к некоему дрожащему в воздухе образованию и, помедлив, вошёл в него. Голубая яркая вспышка и он уже на верхней галерее, балансируя на ржавом швеллере, перебрался на ту сторону, что вела к нише, в которой находился артефакт. Прошло совсем немного времени, и человек появился возле постамента, на котором стоял кристалл. Я услышал голос. Притворно-ласковый баритон, с южнорусским акцентом, сверлил мне мозг и заявлял, что знает, чего я хочу. Звал к себе, дабы исполнить любое моё желание… Но я его не слушал, сквозь слова назойливого голоса, слышалась тихая, печальная мелодия, напоминавшая мелодичный перезвон колокольчиков, шум прибоя, ласковый шелест зелёной листвы и звон детского смеха. Монолит пел. Неожиданно, мелодия стала словами… Нет, не совсем словами, но всё стало понятно: появившись здесь, кристалл стал общаться с людьми. Все они хотели разного и кристалл помогал, в точности исполняя сокровенные желания каждого просившего его о чём-то. Но, не все были довольны. Многие хотели невозможного, а некоторые просто опасного для себя и угрожавшего самому кристаллу. Таких он выгонял, но так было не долго. Пришли люди, обставившие кристалл непонятными приборами и он понял, что теперь не может делать так, как нужно. Люди заставили его исполнять их волю, но сломить до конца не смогли. Битва «не живого» и любопытных людей, продолжалась несколько лет, пока кристалл не вырвался, спровоцировав ещё более страшный взрыв, чем тот, что перенёс его в этот мир.

Но люди не сдавались: поняв, что кристалл разумен, они нашли способ подчинить его. Шаг за шагом они сканировали структуру кристалла и сейчас были как никогда близки к тому единственному кусочку, который поможет им взнуздать строптивый камень. Но вот пришёл человек, он уже был здесь и те же учёные почти сожгли его разум, заставив забыть о себе всё, но так и не сломили его волю и искалеченное сознание. Его выбросили как испорченную куклу, сочтя мёртвым или умирающим. В своём высокомерии, учёные допустили ошибку: кристалл инкапсулировал сознание человека направленным импульсом, принятым его мучителями за статические помехи.

Человека нашли и выходили те, кто знал тайну Монолита и хотел помешать учёным. И вот день настал. Человек вернулся. Примет ли человек своё предназначение и понесёт ли душу кристалла прочь отсюда, чтобы спасти его, спасти тех, кто хотел счастья?..

Человек снял покрытый шлем, овальное забрало которого было покрыто сетью трещин и посечено осколками. На измождённом, покрытом грязными разводами и трёхнедельной щетиной лице, лихорадочным и упрямым огнём горели глаза. Он вспомнил. Вспомнил как был здесь раньше, вспомнил как хотел спасти умирающего от неизлечимой болезни двоюродного брата и пришёл сюда за спасением. Спасение не было: его оглушили и бросили в подвал. Потом долгая череда наркотического угара и… Свет. Яркий, зеленоватый свет. И пустота. Из воспоминаний, только запись в ПДА и клеймо на руке… «S. T. A. L. K. E. R.». Было ли имя? Даже сейчас резкая боль отбрасывала назад, при попытке вспомнить его. Не сейчас. Позже. Рассчитаться. Стереть из мира живых и мёртвых эту свору «пытливых умов». Он примет Ношу. Он сделает так, как просит Монолит. Но нужно рассчитаться… Нужно достать их!..

Музыка камня, снова зазвучала в ответ: кристалл говорил, что укажет путь. Частица, которую человек заберёт с собой, будет оберегать его. Но только на короткое время. Человек должен спешить. Потом она уснёт и будет дремать, пока человек не вынесет его за пределы Круга.

Стало понятно, что камень просил вынести его из Зоны и положить в некий водоём, чтобы во сне перестроиться и залечить раны, нанесённые учёными. Он согласен. Пусть не долго. Пусть на короткое время, но он сквитается с мучителями и вынесет камень туда, куда тот просит.

Потом был бой. Неравная схватка с отборными бойцами, служащими учёным, живыми покойниками. Убив в них разум и оставив только рефлексы и некий набор функций, учёные заставили их служить себе. Таким должен был стать и он… Но не стал. Не покорился…

Дверь. За ней машинный зал и комната с автоклавами, заполненная зеленоватой жидкостью. И человек с ласковым голосом. Все его слова утонули в грохоте автоматных очередей. Кинув для верности гранату, Меченый, а это точно был он, вырвался через портал на поверхность. Серое небо и … Много, очень много врагов. Смерть сквозила из каждой щели, была по всюду и везде. Сумасшедшая скачка через порталы, которые открывал кристалл, помогая человеку уходить от погони. Что-то больно ударило в спину на последнем прыжке. Темнота. Покой и тишина…

Серое небо над головой и скелет «колеса обозрения». Припять. Мёртвый город. Медленно, очень медленно, превозмогая боль и тяжесть во всём теле, Меченый поднялся на ноги. Он прорвался. Повесив АКСУ на шею и спрятав в линялый «сидор» чёрный продолговатый тубус, человек медленно побрёл прочь из мёртвого города, унося с собой часть души кристалла, который погас и был тускл и бесцветен. Только в глубине его теплилась едва заметная искорка света. Слабая, как лучик надежды в изувеченной душе искалеченного человека, которому предстоял долгий путь назад, на Кордон…

Сон или горячечный бред, ушли так же быстро, как и появились. Было темно. Повернув голову, я увидел сноп лунного света, струившегося сквозь окно, на дощатый, крепко сколоченный пол. Я был жив. Резкая боль не давала пошевелиться, из груди вырвался непроизвольный стон. Тут же послышался звук шлёпающих шагов босых ног, невеликого размера. Ребёнок или женщина. Женщина. Короткая ночная белая рубаха, стриженные под каре волосы. Даша. Я всё-таки неведомым способом очутился на заимке у лесника. Девушка подошла к изголовью моей кровати, зажгла «ночник». Положив сухую, прохладную ладошку мне на лоб, покачала головой и, отойдя на некоторое время, вернулась с белой керамической кружкой. Затем, поддев локоть правой руки мне под шею и приподняв мою плохо соображающую голову, стала поить меня прохладным и кисловато-горьким питьём. Морс, судя по вкусу клюквенный. Тихо сказала:

— Очнулся. Я уж думала, не вытянем тебя. Как жив остался не пойму. Грудину всё разворотило, крови потерял немеряно. Как мёртвый был.

— Давно я здесь? — Голос получился чужой, каждое слово наждаком проходило по горлу и нехотя выпадало наружу. Девушка подоткнула мою подушку и, усевшись на постель, принялась излагать.

— Папка тебя нашёл, он вроде приметил здоровенного кровососа неподалёку от того места. Пока добрался, зверюга ушла. Отец кинулся следом, да на тебя и наткнулся. Он говорил, ты раненый полз, а кровопивец тебя заприметил и выпить задумал. А папка зверюгу — то и спугнул. Тебе повезло: этот кровосос сильно здоровый был и к тебе почти уже присосался. Хотя крови в тебе уже не много было. Когда принесли тебя, глянула и чуть ни целый час ревела, уж больно синий был, как мёртвый. Потом Остапенко позвали, доктор это из «Теремка». Отец и двое парней из охраны, кровь тебе свою давали. Остапенко всё ворчал, что зря добро переводим: рана де не лечимая попалась, сделать ничего нельзя. Отец его заставил. Я за тобой уже третью неделю хожу.