Спираль - Ливадный Андрей Львович - Страница 40

Ребристый кожух ствола задрожал, на срезе пламегасителя затанцевал злой язычок огня, ритмично замолотил механический затвор, очередь трассирующих пуль резанула по спинам ганианцев, отшвыривая тела, кроша камень, высекая искры рикошета.

Это длилось всего с десяток секунд, затем пулемет вздрогнул и затих... кончились патроны в ленте, только курился сизый дымок, истекая из казенной части и продолговатых прорезей горячего кожуха.

Ни хрена... Не пройдете вы здесь... Ни хрена не пройдете...

Антон отпустил бесполезную теперь машину. Пулемет, установленный на треноге, понурил ствол, словно понимал – все, не резать ему больше кинжальным огнем этот участок маленького фронта, и неизвестно, чьи руки в следующий раз коснутся его натруженных механизмов, придет ли кто, чтобы вновь вставить в него непочатый боекомплект, и задрожит ли он снова, преданно работая в усталых, покрытых ссадинами руках?

Вряд ли...

Антон несколько секунд сидел, привалившись плечом к разорванным мешкам с песком. Время текло медленно, ненатурально, ток крови в контуженном сознании становился все болезненнее, небритая щека ощущала ноющий холод, исходящий от полимерной оболочки набитого песком мешка, на котором была нанесена трафаретная надпись:

«Гуманитарная миссия Совета Безопасности Миров.

Сахар. Масса 50 кг...»

Сидеть тут, ожидая, пока ганианцы ворвутся в здание, не было смысла. Нужно идти к своим, в правое крыло.

Он с трудом поднялся на ноги, огляделся. Стены полутемного помещения скалились сотнями выщерблин, оставшихся от пуль, верхняя часть мешков превратилась в лохмотья, пол покрывал густой слой гильз.

Трупы на парковочной площадке темнели без счета, может, там осталось человек пятьдесят, может, больше, кто их считал? Антон посмотрел на треногу, на опущенный ствол и не решился бросить машину просто так. Ощущая саднящую боль в содранных пальцах, он снял кожух, вынул затвор и положил его в карман. Все... Теперь ты больше не будешь стрелять.

Шатаясь, он вышел из посеченного пулями склада.

В коридоре ему попалось несколько тел, разорванных взрывом. В стене зияла уродливая дыра, на полу лениво догорали пузырящиеся осколки облицовочного пластика.

Не чувствуя ни душевной боли, ни каких-то иных эмоций, он обшарил трупы, нашел два выстрела для подствольного гранатомета, полупустой магазин и разряженную батарею питания от «ИМ-12», сунул все в клапан разгрузки и пошел дальше.

Бум... Бум... Бум...

Кровь продолжала глухо ломиться в виски, стирая все иные проявления внешнего мира.

Ты останешься здесь... Ты никогда больше не увидишь ни открытого космоса, ни иных планет, не будешь любить и ненавидеть, плакать или смеяться... Твой труп потом небрежно перевернут, обшарят карманы и клапана разгрузки, вытащат все ценное, потому что на погребение павших, на сопереживание смерти уже не осталось сил.

Несколько часов назад такие мысли показались бы ему кощунством, но теперь в его душе все изменилось.

Остались ошметья личности, порванные в клочья, словно внутри него рванула граната. Эти окровавленные обрывки самосознания еще инстинктивно пытались сблизиться, сползтись, срастись вновь в единое целое, но даже если это удастся, что выйдет в конце концов? Криво собранный, покрытый шрамами, уродливый призрак души? Пусть даже так... отболит, срастется, а что дальше? Как поведет себя этот зомби, сшитый из кусков разорванной личности? Чем он будет жить? Какой смысл найдет в последующем существовании?

Эти совершенно ненужные сейчас мысли, не имеющие никакого отношения к реальности, скользили по поверхности оглушенного разума, не оставляя зримого следа.

«Потом» не будет... Есть только данный миг, есть узкий кусок реальности, есть последняя капля жизненных сил, чтобы идти и снова убивать... до последнего патрона, до судорожного, похожего на всхлип вздоха перед тем, как сжать сенсор единственной оставшейся гранаты, которая лежит в кармане, приготовленная для себя...

Он не хотел попасть к ганианцам живым. Антон смог сражаться, он выполнил свой долг, он и его товарищи взяли этот проклятый космопорт и держали его, сколько могли, но уже ясно – никто не придет на помощь, никто не спустится с небес, кроме злых ангелов, что собирают души, растерянно обретающиеся подле истерзанных пулями тел...

Коридор кончился сорванной с петель дверью.

Он не испытывал отчаяния. Была обида, но и та прошла.

Как долго тянется этот миг, зажатый между прошлым и будущим... Ему не повезло выжить. Зажаться в угол, взорвать себя последней гранатой, чтобы оборвать эту звенящую муку, чтобы больше не ломилась кровь в виски глухими болезненными ударами пульса?

Глухота начала медленно проходить.

Мир звуков возвращался, невнятно проявляя себя каким-то гулом.

Антон прижался к исковерканному взрывом косяку, выглянул из проема дверей.

Боевая планетарная машина стояла в нескольких метрах от него. Ее двигатель работал, издавая протяжный, воющий гул, траки гусениц были измазаны бурым, осклизлым налетом перемолотой плоти, на катки намотались какие-то тряпки – не то окровавленные куски обмундирования, не то перемешанные с одеждой фрагменты тел.

Покатая башня БПМ повернулась с невнятным, идущим издалека визгом сервомоторов, спаренное автоматическое орудие дернулось, приподнимаясь в вертикальной прорези, и задрожало, осыпая снарядами угол правого крыла космопорта.

Сейчас, ребята... Сейчас я заткну эту сволочь...

Антон лег на землю и пополз. У него не осталось ничего, кроме полупустого магазина к «ИМ-12», десантного ножа и последней, предназначенной для себя гранаты.

Он прополз несколько метров и вдруг вспомнил, что в правом подсумке есть еще два выстрела для подствольника, снятые с изодранного осколками трупа. Устройство этих гранат было простым: в передней части цилиндра располагался детонатор, который срабатывал при соприкосновении боеприпаса с препятствием. Никаких дополнительных зарядов для создания реактивной тяги не было, граната в стволе «ИМ-12» разгонялась за счет вихревого электромагнитного поля.

Лежа на земле, всего в пяти метрах за кормой планетарной машины, Антон осмотрелся.