Смежный сектор - Ливадный Андрей Львович - Страница 50

– Они не дышат? Не едят?

– Они не живут. Пройдет пара недель и все погибнут. Вопрос в том, возникнет ли у ксенобиан необходимость воспроизводить новые отряды.

– То есть, если мы договоримся, то они не станут штамповать их?

– Ты правильно меня понял. Дрог уверяет, что поддержание определенного числа боевых особей очень обременяет его.

– Интересно, с какой стати? Последние годы все ресурсы «Тандема» принадлежали чужим. Он врет, наверное.

– Нет, не врет.

– Почему ты так уверен?

– С момента Внешней Атаки, после отказа основных кибернетических систем корабля, их сектор постоянно нуждается в дополнительных ресурсах. Этот излишек нужен не ксенобианам.

– А кому?

– Спящим. – Коротко ответил Андрей.

Глаза Ван Хеллена сузились.

– Легендарный экипаж?

– Доминик, ты можешь хоть на минуту поверить в происходящее? – Лозин почти выкрикнул эти слова, и вдруг добавил, уже тише:

– Мне страшно, командир. Там, среди спящих мой генетический прототип, настоящий Андрей Лозин. Понимаешь?

Не дождавшись ответа, он развернулся и молча зашагал вперед.

Ван Хеллена не удовлетворил короткий разговор с Андреем.

С одной стороны ситуация выглядела предельно ясно: Мир, как обычно, преподнес неожиданный сюрприз, приоткрыв людям одну из своих тайн, которую Доминик подсознательно стремился понять все последние годы, но так и не смог сделать этого в силу объективных причин.

Да, во время долгих, опасных скитаний по смежному сектору он пытался сложить вместе доступные ему фрагменты мозаики прошлого, но картина получалась не только не полной, – на поверку она оказалась искаженной, будто повсюду, куда ни глянь, высились кривые зеркала, уродующие реальность, до полного абсурда.

– Так, всем стоять! – Неожиданно выкрикнул он, машинально сделав шаг назад.

– Командир, что ты делаешь?! – Лозин буквально остолбенел, увидев, как палец Ван Хеллена соскользнул на сенсорную гашетку ИПК.

Во взгляде Доминика сквозило безумие.

За двадцать три года им была прожита целая жизнь, и сейчас он сам себе казался стариком, не выжившим из ума, нет, – вот только память саботировала работу рассудка, переиначивая слова и мысли, – он слишком хорошо помнил кровавые годы борьбы, детей, замерзающих в стылых отсеках, тринадцатилетних ребят, которые в критический момент вышли на передовую, чтобы встать на пути атакующих сектор ксенобиан.

Между людьми и чужими лежала не только пропасть непонимания.

Фобии можно преодолеть, к отвратительному виду привыкнуть, от запахов отгородиться дыхательными фильтрами, но куда подевать собственную память?

Перед глазами стоял Сережа Лукорьев, – нескладный мальчуган, в большом не по размеру бронежилете, надвинутом на самые глаза боевом шлеме...

Он умер.

Его убили чужие. Ван Хеллен чувствовал, – ему не суждено прозреть, истина оказалась слишком тяжела для его рассудка, несовместима с памятью, да и с реальность тоже...

– Командир! – Голос Лозина рвался издалека, он не доходил до помутившегося сознания, не воспринимался им за данность, глаза Доминика сузились, источая так долго сдерживаемую в себе ненависть, – это был неизбежный срыв, способный вмиг разрушить хрупкое, едва наметившиеся взаимопонимание между жалкими остатками двух цивилизаций.

– Командир, опусти автомат.

– Прочь! – На губах Доминика выступила пена.

– Тебе придется убить меня!

– Отойди в сторону, Андрей. Мне не по пути с этими тварями.

Где-то на пределе слышимости, за гулким шумом крови в ушах раздался скрежещущий голос ксенобианина.

Ван Хеллен знал низший язык ксеноморфов, по крайней мере в том объеме, чтобы понять адресованную ему фразу:

– Так уже было, человек. Сразу после Внешней Атаки. Вы назвали нас тварями и не пожелали справедливо разделить аварийный ресурс «Тандема».

Ван Хеллену захотелось взвыть.

В нем еще оставалась капля рассудка, не позволяющая пальцу сильнее нажать на сенсор, – Андрей Лозин заблокировал линию огня, и первые пули достанутся ему.

– Отойди... – прохрипел Ван Хеллен. – Они убили всех, кто был мне дорог... Сережу Лукорьева, Дашу Стравицкую...И еще многих... Я не могу Андрей. Шестьдесят человек... – Голос Доминика сорвался. – Я любил каждого из них, и вас, репликантов, и сирот, оставшихся, как мы с Николаем, в пустых, наглухо задраенных отсеках... Это было последнее поколение, ПОНИМАЕШЬ?!

Андрей понимал.

За несколько дней, проведенных в смежном секторе, он успел понять столько, что хватило бы на несколько жизней.

Он вдруг вспомнил, как трепетала душа, когда пальцы касались нежной листвы берез, и как потом дымчатую зелень рвало в клочья разрывом гранаты...

У него тоже внутри, как заноза, сидела боль.

Он чувствовал: ему не заслонить своей грудью искалеченный мир, где ломались, коверкались души, восставая из пепла уродливыми призраками. Доминик был лучшим из всех, кого он встречал на коротком жизненном пути, но даже он не мог сделать шаг навстречу врагу. Ван Хеллен не видел смысла в этом шаге, и Лозин чувствовал: еще секунда, и командир резко уйдет в сторону, открывая себе линию огня...

– Ты несправедлив, человек. – Раздался в гулкой пульсирующей тиши голос ксенобианина. – Мы боролись, но никого не убивали. По крайней мере, в последний период.

Что он несет?! – Андрея пробила короткая дрожь. Не хватало еще такой неприкрытой циничной лжи... теперь Доминик точно изрешетит Дрога, и сам найдет смерть...

– Чтобы включить программу перераспределения ресурсов, нужен человек и ксенобианин. Вы захватили меня. Мы тоже знали – нам потребуется человек. Но вы не склонны к сотрудничеству, даже когда ситуация безвыходна.

– И что? Что ты хочешь этим сказать?! – Доминик все же рванулся вперед и в сторону, машинально оттолкнув Лозина. Теперь между ним и ксенобианином не осталось живого щита.

– Мы брали пленных.

– Сколько?

– Всех, кого смогли найти в смежном секторе.

– Ты лжешь. Люди не сдаются.

– Ты прав. Вы не сдаетесь. Но мы несколько раз меняли формулу токсина, в зависимости от потребностей текущего момента. Один состав убивает, другой только парализует. Сопротивление не может длиться вечно. Мы смогли взять в плен достаточно людей.

– Достаточно для чего?

– Для того, чтобы кто-то из них стал вторым оператором при активации введенных в компьютер программ. Мы не знали, кто способен к сотрудничеству, поэтому жертвовали своими бойцами, стараясь захватить максимальное число людей.

– Я не верю тебе... – Противореча словам, в хриплом голосе Ван Хеллена прорвались нотки безумной надежды. – Где они?

– Это недалеко. В соседнем гнезде. Люди спят.

– Их не убили? – Вмешался в разговор Андрей. – В этом году вы проиграли. – Напомнил он.

– Да. – Лаконично ответил Дрог. – Но время не стоит на месте. А вас уже не осталось.

Чуждая логика. Они думали о будущем, с точностью зная, что в жилых секторах осталось всего несколько человек.

– Веди. – Ствол ИПК уперся в грудь ксеноморфа. – Если ты солгал...

– Я не лгу, человек. МЫ НЕ УМЕЕМ ЛГАТЬ.

Дрог развернулся и зашагал в прежнем направлении.

Доминик обессилено сел на мшистый бугор.

Ему хотелось бросить автомат, закрыть лицо руками, чтобы хоть на миг отгородиться от восприятия ненормальной, рвущей душу и разум реальности, но мешала кислородная маска, да и Андрей, присевший рядом, видно не понимал, что командира нужно оставить одного.

– Доминик.

– Я в порядке. – Ван Хеллен с силой сжал приклад ИПК. – Я в порядке.

– Мне кажется, Дрог не лжет. Помнишь поляну среди черного леса? Мы ведь не нашли там ни одного тела. Только фрагменты экипировки и обглоданный хитин.

– Да, помню. – Коротко ответил Доминик.

Это было похоже на правду.

Правду, в которую хотелось неистово верить, но если умрет эта последняя надежда...