Заговор небес - Литвиновы Анна и Сергей - Страница 22

Сейчас, как мне казалось, такой момент наступил. На своем столе в огромной коммунальной кухне я разложил листы бумаги и остро отточенные карандаши. Валерий Петрович советовал обязательно сопровождать мыслительный процесс записями. И я хоть и не любил писанины, но все-таки был вынужден согласиться с ним. Опытом был учен: это действительно помогало.

Я уселся за стол. Вздохнул. Глянул в окно. Кухню в качестве рабочего места я любил, во-первых, за то, что горячий чай или кофе всегда под рукою. А во-вторых, из окон отсюда видно здание Генпрокуратуры России. Хотя бы одно окно в нем, в любую ночь-полночь, да светилось – и мне приятно было думать, что какой-то мой официальный коллега корпит одновременно со мной над запутанным делом. (На самом деле, скорей всего, в светящемся окне смотрел телик ночной дежурный.) Но все равно – при взгляде на этот бессонный ночник мне казалось, что я не одинок.

Я взял листы бумаги и каждый из них озаглавил по имени участника вечеринки, имевшей место 24 декабря минувшего года в особняке у Лессингов.

Первый я назвал:Валентина Лессинг (Крюкова).

Второй: Фомич.

Третий: Вовочка Демьянов.

Затем последовала Мария (Мэри).

И наконец, после минутного раздумья, я решил, чтобы быть до конца последовательным, завести еще два листа, озаглавленных:

Первым я взялся за лист, озаглавленный Вовочка Демьянов. После сегодняшнего допроса Вовочки в коридоре особняка, где располагалась туристическая компания «Мэджик трэвел», у меня почти не осталось сомнений, что покушение на мою клиентку вчера на Страстном бульваре – совсем не его рук дело. Да и алиби у него было железным. Не может человек одновременно находиться на борту самолета, следующего из Каира в Москву, и шататься с пистолетом наперевес в районе кинотеатра «Пушкинский». Хотя его алиби, строго говоря, нуждалось в дополнительной проверке. В принципе, узнать через моих знакомых, во сколько тот или иной пассажир проходил паспортный контроль, – пара пустяков. Но эти звонки я предполагал совершить скорее для проформы. Я сердцем (или, если угодно, оперативным чутьем) чувствовал, что господин Вовочка Демьянов – герой не моего (то есть не детективного) романа. Максимальная пакость, на которую способна его подлая душонка, – украсть из сейфа родной компании триста долларов. Именно триста – больше он побоится.

Однако версию, что отравителем Насти Полевой является именно ее последний половой партнер Вовочка, я сегодня вечером продолжал добросовестно отрабатывать. Хотя за раскрытие убийства Насти мне никто не платил, но я отчего-то был уверен, что отравление в особняке Лессингов и выстрелы на Пушкинской площади – связаны между собой. Именно поэтому я сегодня после турфирмы «Мэджик трэвел» поехал к сестре погибшей Насти Полевой – Варваре Филипповне.

Варвара Филипповна, к которой я явился не очень-то званым гостем, встретила меня сперва настороженно и холодно. Однако я, нежданно для себя, ее разговорил. А после вопроса по поводу того, какова, по ее мнению, была последняя воля покойной, она вдруг стала подозрительно разговорчивой. Варвара Филипповна заявила мне следующее. (Эти показания я теперь и записывал в карточку, посвященную Вовочке, – в квартире гражданки Полевой я не вел никаких записей, чтобы не вспугнуть опрашиваемую.)

Первое, записывал я, по утверждению Варвары Ф., сестры отравленной Насти Полевой, ее завещание было составлено давно – года три назад. Оно было хорошо продумано и с тех пор не переменялось.

Это, конечно, тоже нуждалось в проверке, подумал я. Однако приходилось признать: завещанию Насти Полевой в логике, разумности и отчетливости отказать было трудно.

Согласно ему все – точнее, почти все – имущество Анастасии Полевой наследовал в конечном счете один-единственный человек. Ее восьмилетняя дочь.

Я вспомнил, как делано невинно спросил сестру Насти – немолодую, усталую, простоватую, цыганистого вида женщину:

– А сколько ж там, в сумме-то, после продажи всего получится?

– Тысяч семьсот, – пожала она плечами. – Или девятьсот. Долларов, конечно. Кто знает!..

– А кто ж будет все это имущество продавать? – участливо воскликнул я. – Не надули бы!..

– Квартиру буду продавать я. Машины – мой муж. Дом и фирму – адвокат Насти.

Сестра тогда внимательно посмотрела на меня, и я понял: у них с покойной Настей все было заранее на всякий случай – время-то криминальное! – продумано. И Варвару Филипповну на кривой козе не объедешь.

Нельзя было спорить: более мудро в отношении своих денег – и собственной дочери! – Настя Полевая поступить не могла.

– А как же вы?! – простодушно, помнится, воскликнул я, когда Варвара Филипповна открыла мне тайны завещания Насти. – Вам-то что-нибудь достанется?!.

– Это, молодой человек, не ваше дело, – отрезала сестра и поджала тонкие губы. Но потом что-то взвесила в уме и вдруг сказала: – Я буду получать из этой суммы по шесть тысяч долларов ежегодно. Пока девочка жива-здорова.

– А если она вдруг… ну, я хотел сказать… вы уж извините, но если дочка – того… – Я выпутался наконец из скользких положений и напрямик спросил: – А если с дочкой вдруг что-то случится?

– Молодой человек! – укоризненно усмехнулась сестра покойной и погрозила мне узловатым пальцем: – Никогда не надо думать, молодой человек, что вы – умнее всех… Или хотя бы – умнее вашего собеседника… Если с девочкой что-то, упаси господь, случится, – она трижды выразительно и ожесточенно поплевала через левое плечо, – тогда наследство Насти переходит, равными долями, пяти различным зарубежным благотворительным фондам… Я при этом, – она выразительно посмотрела на меня, – лишаюсь своего ежегодного вспомоществования… Пятьсот долларов в месяц – хорошая зарплата за то, чтобы смотреть за племянницей? За то, чтобы с ней ничего не случилось? А? Как вы думаете?

Я, помнится, промямлил тогда что-то в том духе, что, мол, пятьсот баксов – деньги действительно неплохие.

Итак, – если, конечно, все обстояло именно таким образом, как рассказывала сестра Насти, – никто, ни один человек в мире, в материальном смысле не выигрывал от безвременной кончины госпожи Полевой. Даже ее дочь. Если вообще можно всерьез рассматривать версию, где в качестве главного подозреваемого выступает восьмилетняя девочка – которая к тому же в момент убийства находилась в Швейцарии.

Подобный поворот был бы совершенно новым словом в детективе.

Дочка, разумеется, в конечном итоге получит все – но для этого ей надо будет лет тринадцать ждать – и непрерывно учиться. Хорошенький стимул для убийства.