Эксклюзивный грех - Литвиновы Анна и Сергей - Страница 35

"5. Абу Эль-Хамад – араб-террорист, – записала Надя. – Спецслужбы скрывают факт его пребывания у нас”.

– Ну, вот, кажется, и все, – вздохнул Дима. – Завтра будем эти версии проверять… А сейчас – сдавайте конспекты, – противным голосом проговорил он, подражая, видимо, какому-то преподавателю. Надя протянула ему листок с версиями. Полуянов проглядел, сказал:

– Толково, – сложил лист и сунул его в задний карман джинсов. Потом заявил:

– Ну а теперь – всем спать! Благодарю за службу! – И не успела Надя спросить его, во сколько завтра вставать и что они собираются делать, как он выскользнул из кабинета, оставив после себя крепкий аромат настоящего “Мальборо” и еле уловимый запах одеколона “Кензо”.

Глава 10

С утра пораньше они опять отправились в Санкт-Петербургский технический университет.

Поймали на перекрестке Бухарестской и Фучика старинные “Жигули”. Машина оказалась раздолбанной донельзя: воняла бензином, трясла на выбоинах, ревела и дергалась на перекрестках. К тому же Дима, разумеется, уселся спереди и завел с шофером нуднейший разговор о каких-то крестовинах, термостатах, сцеплениях… Надя со скуки стала смотреть со своего заднего сиденья в забрызганное окошко. Глядела – и не узнавала родного Ленинграда-Петербурга, где она, слава богу, десять лет прожила. Может, забыла все на свете, а может, вез их водитель такими улицами, где она и не бывала ни разу. Мосты, автобазы, акведуки, пустыри, линялые многоэтажки, кладбища… Не Питер, а Мытищи какие-то или Челябинск… Лишь когда они выскочили на Московский проспект – строгий, прямой и в своем, сталинском, роде державный, – Надя стала узнавать и вспоминать любимый город.

Наконец они переехали Неву по мосту Лейтенанта Шмидта, стали колесить по линиям Васильевского острова. Вот здесь все было мучительно знакомо. Все время казалось: вот еще полквартала они проедут – и будет их с мамой дом… Правда, здания вокруг как будто съежились по сравнению с детством… И вдруг всплыло воспоминание: на перекрестках раньше стояли деревянные будочки, и в них продавали пиво. Вспыхнула яркая картинка: отец протягивает внутрь будки бидончик. Наде снизу, с низины ее роста, видны только огромные белохалатные руки продавщицы, руки с покрасневшими пальцами, принимающие в будке бидон. Через пару минут бидон возвращают отцу уже полным. Шапка пива пузырится над ним. Струйки стекают по округлым бокам. А следом – из тьмы будки появляется огромная кружка: желтая, светящаяся. И над ней тоже пузырится, стекает пиво. Надя просит: “Дай пи-я!..” – и отец смеется, протягивает ей со своей вышины кружку, и она осторожно лижет бархатистую, горькую пену… “Где он теперь, мой отец?.. Что с ним? Он и не знает, поди, что мама умерла?.. Да и жив ли он сам?.. Может, найти мне его – пока я тут, в Ленинграде?.. Кто бы знал, как это, оказывается, тяжело – быть круглой сиротой…"

– Вставай, красавица, проснись!.. – закричал с переднего сиденья Дима, вырывая ее из плена воспоминаний. – Приехали!..

Он расплатился с дедком-частником. Тот просил сотню, Полуянов ограничился семьюдесятью рублями. Частник, впрочем, и тому обрадовался, развернулся и уехал, оставив их перед многоколонным фасадом главного корпуса Петербургского технического университета.

…Здесь Надю ожидало разочарование: в кабинет ректора Дима ее с собой не взял. “Жди, – сказал перед дверью в приемную. – Я скоро выйду”. Ну, правильно: он – опытный журналист, можно сказать – звезда, а кто она? Не пришей кобыле хвост. “Помощница”!.. К главврачу поликлиники ее еще можно с собой прихватить, а вот к ректору – извините. Вдруг ляпнет чего-нибудь?

Не желая и дальше себя расстраивать (и растравливать), Надя заходила по коридору перед ректорской приемной. Хождение всегда ее успокаивало: даже малая доза сжигавшегося при ходьбе адреналина возвращала ей ровное и бодрое состояние духа.

Надя ходила взад-вперед по пустынному, полутемному, гулкому коридору. Было очевидно, что Технический университет переживает не лучшие свои времена. Даже его главный, административный, этаж выглядел куда плоше, чем рядовые коридоры университета Запесоцкого.

Стены – последний раз крашенные в уныло коричневый цвет, наверное, еще при Брежневе – побурели от грязцы. Известка на беленом потолке кое-где разлохматилась. В углу расплывались годовыми кольцами следы от многочисленных протечек. За дверями с внушительными вывесками: “Проректор по учебной работе”, “Приемная комиссия”… – не слышно было голосов… Да и народу в гулком коридоре ни души. Завершая очередной свой виток по коридору (“Что-то Дима у ректора засиделся!”), Надя оглянулась и увидела вдали, на фоне окна, знакомый силуэт. Только одна женщина во всем Техуниверситете – а может, и в целом Петербурге – может расхаживать в юбке до пола, раздувшейся, словно на турнюре, и в кофточке с рукавами-буфф. Да, да, конечно же, это она! По пустынному административному коридору торопливо шла вчерашняя архивариус, Анастасия Андреевна. Надя поспешила ей навстречу, и они сошлись с архивной тетечкой, двух шагов не доходя до кабинета ректора.

Анастасия Андреевна казалась необычно возбужденной. На лице расплывались два багровых пятна. Она начала разговор первой:

– Надя! Вы что, тоже участвуете в совещании?

– В к-каком совещании? – опешила Надежда.

– Ну как же! Ректор сейчас назначил совещание по поводу пропаж документов. Вы слышали? В главном университетском архиве тоже исчезли личные дела студентов. Тех же самых студентов!.. С мехмата, выпуск восемьдесят первого года!.. Скажите: вы знали об этом? Заранее знали? Потому к нам с Дмитрием и приехали?

Ошеломленная Надя хотела было выпалить: “Да ни о чем таком мы не знали!..” – однако подумала: а что бы в таком случае сказал Дима? И – удержала готовую сорваться фразу. Произнесла слегка загадочно:

– Мы не знали – но мы предполагали. – Получилось хорошо, внушительно.

– Правда?! – ахнула Анастасия Андреевна.

– А, скажите, исчезнувшие дела в университетском архиве тоже заменили чистой бумагой? – спросила Надя.

– Нет! Их там просто нет! Они исчезли! Их украли!.. Пропажу заметили позавчера! И на сегодня ректор назначил совещание, с участием зампроректора по режиму, нашего главврача – он, кстати, еще не пришел? – и проректора по учебе! Первый случай в истории института! Кому, спрашивается, нужны были архивные дела и медкарточки!..

Надя подумала да и сказала:

– Может, кто-то хочет что-то скрыть? – “Нам, наверное, не повредит, если к поискам подключится университетское начальство – а может, и милиция. Тем более что они на этом совещании и сами, пожалуй, решат заявить в милицию”.

– Вы думаете?! – ахнула архивная дама. – Скрыть – но что?!

И тут из кабинета ректора вышел Дима. Ничуть не удивился, увидев архивариуса, вежливо поздоровался.

– Извините, дорогая Анастасия Андреевна, мы спешим.

– Да-да, – встрепенулась женщина, – мне тоже пора к ректору.

– Пойдем быстрей, – Дима потянул Надю за руку. – У нас полчаса до первого интервью.

Надя дала себя увлечь по тусклому коридору и только в конце его остановилась, оглянулась. Увидела, что Анастасия Андреевна вошла в ректорский кабинет. Придержала Диму и выпалила ему новости.

– Н-да… – протянул Дима, когда Надежда окончила рассказ. – Ну я и дурак… Должен был догадаться! Должен!.. Еще вчера!.. Вот ведь fucking shit! – Журналист с досады шандарахнул кулаком по коридорной стене. А Надя… Она еле ухитрялась скрывать торжество: ведь она, пусть нечаянно, – но добыла для их расследования важнейшую информацию!..

– Что мы теперь будем делать? – словно равноправный партнер (каковым она в данный момент себя чувствовала) спросила Надя.

– Ректор дал мне список преподавателей… – рассеянно сказал Дима. Он, кажется, переживал, что его обставила Надежда: младший, видишь ли, оперуполномоченный. – Я ректору навешал лапши: работаю над статьей о том, как ученые старшего поколения, невзирая ни на какие трудности, продолжают пестовать студентов… Вот мне ректор и надиктовал – пятнадцать фамилий всяких преподов и профессоров. В данном списке – пятеро выпускников мехмата. Из них трое – наши клиенты. Все они – выпускники того самого, восемьдесят первого, года. Вообще, ректор говорит, тот выпуск был звездным. О нем легенды ходили… Так что, – Дима посмотрел на часы, – через двадцать пять минут у меня интервью с одним профессором в крыле “А”. А через сорок пять минут – со следующим, совсем в другом корпусе, “М”.