Проигравший получает все - Литвиновы Анна и Сергей - Страница 36

Однако чувствовал я, что объяснять исчезновение Димы следует не бытовыми причинами, а скорее его профессиональными обязанностями. Разве мало у нас убивают и похищают журналистов!..

Хотя, конечно, режут собутыльнику горло после бутылки «беленькой» куда чаще…

Разговор с матерью Полуянова пока работал на «профессиональную» версию.

Мать Полуянова, Евгения Станиславовна, проживала в однокомнатной квартире на проезде Шокальского. Сперва она оказалась не более разговорчивой, чем наглый и жирный ее кот Бакс. Исчезновение сына и труп девушки, обнаруженный в его квартире, так подействовали на нее, что она все время плакала. От зрелища слез, почти непрерывно текущих по нестарому еще лицу, щемило сердце.

Евгения Станиславовна недавно вышла на пенсию, поэтому ничем другим, кроме как мыслями о сыне, занять себя не могла.

Разговорилась она только после того, как я прикрикнул на нее:

– Заварите мне, наконец, чаю!

Только тогда она спохватилась, пригласила меня на кухню и принялась потчевать коврижкой, которую, по ее словам, только что испекла. Коврижка оказалась жесткой, как камень. Пекли ее никак не раньше, чем неделю назад. Я понял, что после исчезновения сына все дни для бедной женщины слились в один.

Оставаться ей одной в пустой квартире в таком состоянии никак было нельзя, и я спросил, есть ли У нее в Москве друзья или родственники. Оказалось: только двоюродная сестра, прочие проживают в Петербурге. Я настоял, чтобы Евгения Станиславовна немедленно позвонила сестре. Женщина и сама, как она призналась мне, хотела это сделать, да ей было стыдно рассказывать родственнице о том, что приключилось с Димой.

Кремни, а не люди – эти наши старики!

Пока сестра добиралась до проезда Шокальского, Евгения Станиславовна разговорилась. Вскоре я узнал о Диме даже то, что, как я подозреваю, он никак не хотел бы делать достоянием гласности. К примеру, как маленький Димочка, посетив первый раз детский сад в четырехлетнем возрасте, тут, же стал без умолку распевать песенку, состоящую из одного слова: «Б…дь!»

Помимо воспоминаний розового детства (никакой оперативной нагрузки не несущих), я вынес из разговора с Евгенией Станиславовной и полезную информацию.

А именно.

Никаких особых ценностей, а также денег Дима дома не держал.

– Какие могут у него быть деньги, молодой человек! Дима получает всего пятнадцать тысяч рублей ежемесячно! И это – золотое перо редакции, представьте себе!

Про себя я отметил, что Дима на пятнадцать тысяч рублей вполне мог бы делать накопления и приобретать ценности, когда бы не его рассеянный образ жизни. Но вслух этого, разумеется, говорить не стал.

Вместо этого я осторожно спросил, не поступало ли к ней – либо, быть может, в редакцию – требований о выкупе за Дмитрия.

Евгения Станиславовна решительно ответила:

«Нет!»

Кроме того, я выяснил, что новую квартиру на Новороссийской улице Дима получил от редакции полгода назад. До этого они с мамой жили вдвоем в этой однокомнатной квартирке на проезде Шокальского:

– Что, согласитесь, молодой человек, не вполне удобно – ведь Дима уже юноша!

Свои журналистские архивы Дима, оказывается, на новую квартиру не потащил:

– Ими здесь забиты все полати. Надеюсь, эти архивы помогут Диме в работе над романом.

– А что, он пишет роман? – поинтересовался я.

– Вы меня удивляете! – с непоколебимой твердостью заявила Евгения Станиславовна. – Пока нет, но когда-то ведь непременно напишет!

– Много ли у него бывает черновиков, блокнотов? – поинтересовался я.

– Дима работает очень вдумчиво. Он тщательно оттачивает каждое слово.

– Но он свои блокноты не выкидывает?

– Да как же можно!

– Вы видели его архив в новой квартире?

– Ну, я в нем, конечно, не рылась…

– Где он лежал?

– На верхней полке в стенке. И в его столе.

– А когда вы приехали к нему в то утро – архив был на месте?

Евгения Станиславовна на секунду замолчала. Мучительная мысль промелькнула на ее лице. Потом она заплакала.

– Нет… Нет… Кажется, его не было… Павлик! Пашенька! – вдруг вскрикнула она. – Пожалуйста, найдите его! Найдите его блокноты! Как же Димочка будет без своих бумаг! Ведь вы же понимаете, как они важны для него! Пашенька!

Умоляю вас – вы хороший мальчик – найдите Димочкины бумаги!

Слава богу, что в этот момент раздался звонок в дверь – не то сердце мое при виде горя матери разорвалось бы от сострадания.

Приехала сестра. Нечеловеческим усилием воли Евгения Станиславовна собралась и, попытавшись изобразить улыбку, пошла ее встречать.

В тот момент, когда женщины расцеловывались, я улизнул из квартиры.

Самое главное у Евгении Станиславовны я выспросил.

И теперь она была уже не одинока…

К вечеру в редакции «Молодежных вестей» оставались только дежурная бригада, ведущая номер, и любители выпить.

Последних было явно больше, чем первых. Таня примкнула к той компании, которая, как ей показалось, лучше других была осведомлена о работе Димы.

– Когда у Полуянова вышел последний материал? – осторожно поинтересовалась она в тот момент, когда, как ей показалось, алкоголь развязал самые косноязычные уста.

– Вы посмотрите на нее! – вскричал корреспондент Сашка, друг-недруг Димочки. – Шпионы среди нас! Милиция не дремлет!

– Я не из милиции, а из прокуратуры, – поправила Таня.

– Все равно – ваша преданность работе достойна восхищения. Даже воспевания. Хотите, я вас воспою? Немедленно, сейчас?

Саша встал в позу, будто бы готовый затянуть серенаду.

– Лучше вспомните, когда у Димы вышла последняя статья.

– И что я буду с этого иметь?

– Нежный поцелуй.

– О, Мата Хари! – восхитился Сашка. Другой собутыльник, до того мрачно угасавший в кресле у окна, вдруг пробудился и прервал его:

– Последний материал Полуянова вышел десять дней назад. Был отмечен на летучке. Триста строк с выносом на первую полосу. Репортаж из Петрозаводска.

Самоубийство влюбленной пары. «Они шагнули из окна, взявшись за руки».

Таня подошла к памятливому корреспонденту и поцеловала его в губы.

Остальные журналисты огорченно завыли.

– А куда он ездил потом? – спросила Таня. Она понимала, что ковать железо надо, пока горячо.

– Ездил он во Владик. Ну, во Владивосток, – мрачно изрек Сашка.

– Какая тема?

– Что-то там о машинах, которые моряки привозят из Японии.

– Он уже сдал статью?

– Нет.

– Но писал ее?

– Кажется, да.

– А могли его похитить, чтобы не допустить появления этого материала?

– Нас, деточка, – столь же мрачно проговорил Сашка, – похитить могут за что угодно.

«Вас-то похитить могут, а Диму – похитили», – подумала Таня, однако ничего не сказала, а нежно, по-матерински утешающе, поцеловала Сашку в лоб.

«Это плохо, что он был во Владивостоке, – подумала Таня. – Город портовый – значит, наверняка бандитский, как Южнороссийск. Портовым бандитам человека похитить – легче, чем… мне машину помыть».

– А Диму не пытались подкупить? Или, может, угрожали? – продолжала выспрашивать Таня, нежно поглаживая кудрявые волосы Сашки.

– Я не знаю, – печально ответил Саня. – И никто не знает.

– Теперь уж, наверное, и не узнаем… – горько проговорил парень, угасавший у окна.

– А ну заткнись! – прикрикнул на него Сашка. – Типун тебе на язык!

Димка найдется! Слышишь ты, придурок!..

– Конечно, найдется. Мы найдем его, – почти беспечным тоном проговорила Татьяна.

В этом она, однако, вовсе не была уверена. На душе у нее скребли кошки.

Клиентка опаздывала на срок, неприличный даже для обещанного ею гонорара.

Я откинулся в любимом кожаном кресле и положил натруженные ноги на стол. Я, правда, не пешком прошел сегодня двести километров, а проехал – но все равно ноги горели. Может, это от вечерней прогулки во дворе Диминого дома.