Проигравший получает все - Литвиновы Анна и Сергей - Страница 32

Глава 6

Таня проспала до обеда.

Ни разу в жизни она еще не спала так глубоко.

И ни разу в жизни не просыпалась в таком ужасе.

Сердце бешено колотилось. Ей казалось, что произошло что-то трагическое, отвратительное, непоправимое.

Рывком Таня села на кровати.

В квартире было тихо. Мамочка, Юлия Николаевна, трепетно оберегала Танечкин сон. Она отключила телефон и даже отсоединила дверной звонок – не ровен час, начнет ломиться заполошная соседка. Сама в комнату, где спала Таня, даже не заглядывала.

Возилась на кухне. Поставила тесто. Потом сбегала на рынок за фруктами.

Когда тесто взошло, принялась лепить Танюшкины любимые пирожки с абрикосами.

Лишь одного заботливая мама не предусмотрела: в комнате, где отдыхала дочка, осталась газета, которая обвиняла Татьяну в убийстве. Так что когда она – в ужасе, с колотящимся сердцем – проснулась, первое, что она увидела, была та самая, сложенная вчетверо, газетка.

Таня потянулась к ней – в надежде, что, быть может, ужасная публикация ей приснилась. Равно как эта кошмарная тюрьма, где она провела почти сутки.

Заметка была на месте.

Таня еще раз пробежала ее глазами – так человек по какому-то мазохистскому свойству натуры бередит иной раз свою рану. Все слова, разумеется, оказались на тех же самых местах: « Она обвиняется в жестоком убийстве… В припадке ревности Садовникова взяла нож и нанесла Ольге К. несколько жестоких у даров…Садовникова не перенесла измены и убила ни в чем не повинную девушку…»

Оглушенная тяжелым дневным сном и ужасным несчастьем, свалившимся на нее, Таня выползла на кухню. Глаза у нее были на мокром месте.

– Просну-улись, – ласково протянула мама, поворачиваясь к ней от противня с уже готовыми румяными пирожками.

– Ах, мамми, – вздохнула Таня, потом подошла к Юлии Николаевне, уткнулась в ее плечо и зарыдала.

Мамми обняла ее и только ласково приговаривала: «Ну-ну… Ну-ну, маленькая…» В голосе ее тоже звучали слезы. Потом, когда Таня немного успокоилась, Юлия Николаевна чуть отстранила ее:

– Все будет хорошо, – сказала она абсолютно убежденным голосом. – Ты же не виновата? Не виновата. Значит, разберутся. Если следовательша – такая дурочка, значит, Валерий Петрович разберется. Этот детектив – как его там? Паша Синичкин? – разберется. Валера сказал, что лучше детектива нам не найти.

Значит, они найдут убийц. И еще перед тобой извинятся. И МУР, и газета. И по шапке еще получат. Поувольняем их всех. Это я тебе обещаю.

Таня засмеялась сквозь слезы. Она хорошо знала способности, которыми обладала мамми в смысле борьбы за справедливость.

– Ну, вот и хорошо, – проговорила мама, заметив, что Таня успокаивается. – Не думай ты ни о чем. Все образуется.

– Зачем я вообще сюда приехала! – в сердцах проговорила Таня. – Долбаная страна! Гребаная Москва! Ну, что я здесь забыла!

– Как что? – деланно изумилась Юлия Николаевна. – А мои пирожки?

Выпив чашку крепчайшего чая – одной заварки, безо всякого сахара и пирожков, – Таня почувствовала прилив бодрости. «Ровным счетом ничего не потеряно! – подумала она. – Я, в конце концов, на свободе. А значит – могу действовать. Значит – снова моя судьба в моих же руках. Снова жизнь посылает мне испытание. И я снова должна их всех обыграть…»

Кого – их всех – Таня пока не знала. Но уже чувствовала в себе силы бороться.

Вторую чашку чаю Таня налила уже не такого крепкого и выпила его, уплетая мамины пирожки. «Не все потеряно! – говорила она себе. – Don't give up!»( Не сдавайся! (.англ.)) После полдника (или завтрака? или все-таки обеда?) Таня взялась за телефон.

– А-а-ле? – ответил томный женский голос. То была секретарша детектива Синичкина.

Таня попросила Павла – ей сухо сообщили, что он «в городе на задании».

Когда Таня сказала, что она – клиент, голос секретарши стал сладким-сладким.

Видать, не так уж густо у Павла с заказами, раз секретутка сразу признала в Тане сегодняшнюю посетительницу, посулившую Синичкину сумасшедшие бабки.

– Оставьте ваш номер, Татьяна Ивановна. Павел Сергеевич перезвонит вам в течение пяти минут, – мармеладным голоском проговорила девица.

Синичкин позвонил Тане через три с половиной минуты. Судя по уличному шуму, он звонил из машины по сотовому. Таня напомнила детективу, что тот обязался перед нею ежевечерне отчитываться. Павел с преувеличенной готовностью воскликнул:

– Да, конечно!

Они договорились встретиться с Татьяной в одиннадцать вечера в его офисе. До того времени, сказал Павел, он будет занят расследованием ее дела.

В последнем Таня не сомневалась. За пятьдесят штук «зеленых» этот парень будет рыть землю.

А кто б на его месте не рыл?

Но этого Татьяне было мало. Она не привыкла, чтобы ее судьба решалась где-то и кем-то. Она не любила смотреть со стороны за теми, кто играет. Она предпочитала играть сама. Тем более когда на кону стоит ее жизнь.

И ее доброе имя.

Потому она попросила маму не мешать, уселась в любимое глубокое кресло и глубоко задумалась.

«Что я сама могу сделать, – спрашивала она себя, – чтобы расследовать зверское убийство этой юной потаскушки и таинственное исчезновение Димы?»

Таня вспоминала когда-то читанные детективы, крутила так и эдак – но в голову ничего не приходило.

Все улики были против нее. И деревенская тетка, которую она встретила в лифте на пути к Диме. И ссора, которую прекрасно слышали соседи. И отпечатки ее пальцев на ноже, которым убили Димину подружку…

Неужели она действительно в тупике?

«Неужели я действительно в тупике?» Андрею так не хотелось в это верить… Проклятый ларек, чтоб ему сгореть!

Впрочем, ларек и сгорел. Вместе с товаром на три штуки баксов. И с трейлером – который обошелся ему еще в пятнадцать кусков. И со всеми взятками, которые он совал в санэпидстанции и в налоговой…

«Эх, дурак я, дурак! Слишком легко мне братки бабки дали», – терзал себя Андрей. Он уже несколько часов без движения лежал на своем диване. Мать, слава тебе господи, отправилась в гости.

Он был должен – вместе с процентами – тридцать тысяч. Да вся их однокомнатная квартира вместе с мебелью меньше стоит. Он и брался за этот ларек в надежде, что встанет на ноги и сможет прикупить себе отдельное от матери жилье – вон, как сделала его соседка Татьяна. Той-то везет, без всяких ларьков себе на хату заработала… Интеллигентка чертова.

Андрей вышел на балкон. Закурил. Его взгляд упал на распахнутую балконную дверь в соседнюю квартиру. Он долго прислушивался – тишина. Потом взобрался на перила – благо невысоко, всего третий этаж – и заглянул в комнату.

Андрей не смог рассмотреть все детали – но, кажется, дома никого нет. Ни Татьяны, ни ее мамочки. НИКОГО НЕТ. И БАЛКОН ОТКРЫТ! А МОЖЕТ БЫТЬ…

Он вспомнил неодобрительную мамину фразу:

«Она теперь миллионерша…» Миллионерша! Где же соседкины миллионы? На кредитных карточках? На заграничных счетах?

А что, если… Если хоть что-то лежит не в банке, а дома… Посмотреть где-нибудь под постельным бельем в шкафу или под картиной? Все тетки деньги там прячут… Нет, нельзя. Это преступление!

А у него вымогают тридцать штук – это разве не преступление? Десять тыщ одних процентов!

Нет, его увидят. Сейчас, днем, его увидят глазастые прохожие. А вот когда стемнеет… Он попробует это сделать.

По закону бутерброда Римка позвонила из офиса аккурат в тот момент, когда я запихнул в рот половину чизбургера.

Моя «восьмерка» стояла на стоянке у «Макдональдса-авто» у метро «Домодедовская». До того гамбургера у меня с утра не было маковой росинки во рту. Однако пришлось судорожно проглатывать канадскую булку с котлетой и перезванивать клиентке. В конце концов, с сегодняшнего дня именно она оплачивала и гамбургер, и пепси-лайт, которым я его запивал, и телефонный звонок по мобильному.