Осколки великой мечты - Литвиновы Анна и Сергей - Страница 19

Чтобы создать хотя бы иллюзию домашнего уюта, девчонки в Вериной комнате решили отгородиться друг от друга ситцевыми занавесками. В комнате стало еще теснее, зато у каждой из трех кроватей образовался свой закуток. Они построили свой крошечный мир, создали видимость не общежитской коммуны, а собственной жилплощади. Правда, жизненного пространства каждой досталось маловато: кровать да тумбочка…

За занавеской было душно, да и от шума она не спасала. Но хоть что-то. Медвежонок из детства, прикорнувший на подушке. Любимая фотография в рамочке на тумбочке – родители. Папа с мамой в очередном своем походе, после удачной рыбалки – еле удерживают в руках огромную щуку с еще живыми, злыми глазами.

Даже пахло в Верином уголке домом — она каждую неделю капала на занавеску мамиными духами, пятой «Шанелью».

«Как в Индии, под балдахином спишь. Йоги и брамины!» – говорила по поводу идеи с занавесками оптимистка Зойка.

«Как в цыганском таборе!» – зло вздыхала пессимистка Жанка.

А Вере идея с закутками нравилась. Лучше уж так, чем постоянно видеть, как сосредоточенно грызет ногти скучная бледная Жанка на соседней кровати. Пусть за тонкой занавеской хохочут и ругаются подружки, а с кухни тянет препротивной вареной капустой – пусть! Зато тебя не видно, и можно вдоволь помечтать, и втихаря слопать конфету, чтоб не делить несчастного «Косолапого мишку» на три части…

Доцент Полонский (а для нее – Влад, Владушка) при каждой встрече кормил ее конфетами. Триумфально доставал из кармана то «Мишку», то «Белочку», то «Трюфель»…

– Почему они у тебя там не тают? – недоумевала Верочка.

– Слово волшебное знаю, – загадочно отвечал он.

Другой вопрос: «Где ты их достаешь?» – Вероника не задавала. И потому, что знала на него ответ, и потому, что вопрос и ответ были бы равно неприятны и ей, и ему.

Конфетки были от тестя доцента Полонского, который работал директором одного из самых крупных в столице универсамов.

Вера после свиданий с Владом, бывало, прихватывала пару конфет с собой, в общагу. У нее они плавились даже в сумочке. Несмотря на прохладную погоду, превращались в сладкие бугорки. Но все равно было вкусно. И сытно. После одной конфетки – как после тощего институтского обеда…

– Шоколад улучшает работу мозга, – просвещал ее Влад, доцент Полонский. И снисходительно добавлял: – А это никому не помешает. Тем более тебе…

– Почему это сразу мне? – щетинилась она.

Он миролюбиво пояснял:

– Реферат я вам сложный дал. «Была ли альтернатива Сталину?» Поди-ка напиши!..

И Вера смеялась, спрашивала вкрадчиво:

– Ну ты же мне поможешь? По блату?!

– Отрабатывай блат! – шутливо приказывал он…

Над ней разрешалось подшучивать только Владиславу. Разрешалось потому, что он, один-единственный в мире, умел это делать необидно. То есть сначала, в первую секунду, она расстраивалась: «Ну зачем он такие вещи говорит?» Но потом смотрела в его васильковые, ясные, непередаваемо голубые глаза и тут же переставала дуться. Влад – это не то, что глупые однокурсники с их примитивными хохмами. Те выдадут какую-нибудь глупость и сами ржут от своего неземного остроумия. А шутки Полонского всегда непростые, с подтекстом, кому попало их не понять. И вообще, только он имеет право на то, чтобы подшучивать над ней, нескладной и вечно голодной второкурсницей.

Вера частенько не ходила на первую пару. Соседки по комнате величали ее соней, но на самом деле она просыпалась раньше всех. С трудом дождавшись, пока хлопнет входная дверь и вусмерть надоевшие девчонки уберутся в институт, Вера вскакивала с кровати и первым делом кидалась к зеркалу. Зеркало, что они приобрели в складчину и повесили в ванной комнате, охотно отражало нескладную фигуру и жалкие «прыщики» в том месте, где у настоящих женщин должна быть грудь.

Лицо, конечно, получше. Как принято говорить, миловидное. Но таких миловидных, считала Вера, – девяносто на каждую сотню. И далеко не каждой из этих девяноста везет… А ей – повезло!

Влад выбрал именно ее! Какая же она счастливая! Именно ее он кормит конфетами, и водит в кино, и приходит к ней в гости!

Верочка поспешно бросалась прочь от беспощадного зеркала. Заваривала себе чай в потемневшей от времени чашке с волком из «Ну, погоди!». Смотрела на часы. Где он сейчас? Что делает? Элегантным жестом повязывает галстук? Или пьет кофе, задумчиво пролистывая журнал «Новый мир»? Может быть, уже вышел из дома и ловит такси, строго говоря шоферу: «Мне на Бауманскую!» (Вера не могла представить, что Владик по утрам добирается до работы на метро. Ее воображение не пускало его в толпу сонных и угрюмых горожан.)

Влад, Владушка! Как бы ей хотелось быть с ним – всегда, везде и вечно.

Он тоже этого хотел, Вера знала. Видела, как восхищенно Влад смотрит на нее, когда она делает вид, что спит. Понимала – не дура! – что за нее – молодость, свежесть. И даже глупость – тоже за нее. Кому нужны тетки далеко за тридцать в вискозных костюмах и с бантом из шифонового платка на шее! Кому понравится целовать лицо с уже явными морщинами!

Жена Влада приближалась к бальзаковскому возрасту и работала где-то на овощебазе: бухгалтером, что ли. Громогласная, самоуверенная и наглая тетка – Вера ее видела, когда та зачем-то явилась в институт на научные чтения. Преподаватели сидели за длинным столом и слушали доклады, а Вера в подсобке резала бутерброды к послекафедральному чаепитию и подглядывала в щелку. Овощебазовская грымза устроилась в углу и делала вид, что понимает, о чем идет речь. А вся кафедра посматривала на нее снисходительно – Вера перехватила не один такой взгляд. Конечно, они все чувствуют, что утонченный, остроумный и образованный Владислав Владимирович совсем не пара этой чрезвычайно грубо надушенной тяжелыми французскими духами женщине.

Не пара она ему. Ей такой же, как она сама, нужен – какой-нибудь директор овощебазы. В финском костюме, сидящем на нем словно на корове седло, и с двумя классами образования. Влад сам говорил, что не сегодня-завтра он женушку свою бросит! И детей ей оставит. И квартиру ей, и вещи. А сам начнет все заново и быстро наживет все снова. «Потому что, – говорил Полонский, – самые главные мои богатства – не мебель, стенка, хрусталь или даже не книги. Самое главное богатство на свете – ум, образование, опыт, талант. А когда все это есть, добиться остального – вещественного, материального – пара пустяков!»

Вероника лежала в постели – в его постели! – натянув простыню до подбородка. Середина дня, она сбежала с лекций, у него библиотечный день, за тяжелыми шторами угадывается яркий сентябрьский день. Она во все глаза смотрит на Полонского. Во все уши слушает…

«А ты подрастай пока, Верочкин. Зачем тебе сейчас замуж? Погуляй немного, впечатлений наберись, прежде чем я тебя на кухне запру!» – говорил ей Влад.

И она опять понимала, что он шутит. Он не собирается запирать ее на кухне. Они вместе будут ходить в институт, а после института – в театр или в ресторан. И по выходным ездить – по Золотому кольцу или по пушкинским местам. Или даже в Сочи станут на субботу-воскресенье летать…

Ее возлюбленный Полонский – он сам, мысли о нем, мечтания о нем – настолько переполняли Веронику, что ей больше ни до чего и ни до кого не было дела.

Она оставила пока идею отыскать убийцу родителей. Катастрофа, происшедшая год назад, этой осенью как-то забылась. Нет, Вера не собиралась забывать совсем. Она не собиралась прощать… Но… Не сейчас. Потом, потом… Вот когда они с Полонским будут вместе, тогда она для начала расскажет ему обо всем. И он – с его умом, опытом и связями – поможет ей найти погубителя, этого черного человека. И поможет ей отомстить ему…

После начала любви с ненаглядным Владушкой – взрослым, сильным и опытным – Вера уже не могла воспринимать всерьез никого из своих ровесников. И Васечку Безбородова, конечно, тоже.

Они пару раз встретились с Васечкой в августе в Куйбышеве, сходили вместе на пляж. Он показался ей таким юным, наивным, глупым… Он, конечно, хороший друг – младший друг! – но разве может он даже близко сравниться с Полонским!.. Мысли ее витали далеко… Васечка не понимал ее холодности, злился, дулся…