Пираты Венеры - Берроуз Эдгар Райс - Страница 31

— Чтобы забрать провизию, оружие и вепайянских пленников, — объяснил я.

Внезапно до нас донеслось шипящее стаккато пистолетного огня с нижних палуб.

— Я полагал, что кто-то хочет обойтись без убийств, — презрительно фыркнул он.

— Если хочешь прекратить это, выйди отсюда и прикажи сдаться, — ответил я.

— Я не верю тебе! — воскликнул он. — Это обман.

И он набросился на меня с мечом.

Я не хотел хладнокровно застрелить его, так что встретил атаку своим клинком. Преимущество в искусстве обращения с оружием было на его стороне, так как я еще не совсем привык к амторианскому мечу. Но у меня было преимущество в силе и реакции. И еще мне были известны некоторые приемы немецкого боя на мечах, которым я обучился во время пребывания в Германии.

Амторианский меч — это преимущественно рубящее оружие. Его вес около острия делает его особенно эффективным для такого метода атаки, хотя уменьшает эффективность парирующих ударов, делая меч достаточно медлительным орудием. Неожиданно я оказался перед человеком, умеющим проводить невероятные уколы, и в бешеном темпе! Я с трудом защищался.

Офицер был весьма подвижен и искусен в обращении с мечом. Ему не потребовалось много времени, чтобы понять, что я новичок. В результате он злобно стал прижимать меня к стене, пользуясь своим превосходством, так что я быстро пожалел о своем великодушии — надо было все-таки воспользоваться пистолетом до начала схватки. Теперь это сделать было поздно, я был все время настолько занят, что у меня не было времени вытащить оружие.

Он заставил меня отступить назад и вглубь каюты, а сам занял позицию между мной и выходом. Когда я оказался в положении, откуда не было возможности бежать, он постарался прикончить меня. Этот бой я проводил почти исключительно в защите. Атаки капитана были такими быстрыми и настойчивыми, что я мог только защищаться, и за первые две минуты боя я не сделал ни одного выпада в его сторону.

Я очень хотел бы знать, куда делись те, кто сопровождал меня, но гордость не позволяла мне позвать на помощь. Впоследствии я узнал, что это ничего бы мне не дало, так как они были заняты целиком и полностью отражением атаки офицеров, которые поднялись с нижних палуб сразу вслед за ними.

Мой противник скалил зубы в злобной ухмылке, непрестанно стараясь сломить мою защиту. Он как будто уже чуял победу и внутренне ликовал, предвкушая ее. Звук ударов стали о сталь заглушал все звуки за пределами четырех стен каюты, где мы сражались. Я не мог сказать, идет ли битва в других местах на корабле, а если она идет, то выигрываем мы или проигрываем. Я понимал, что мне совершенно необходимо знать это, что я в ответе за все, что происходит на борту «Совонга», и что я обязан выбраться из этой каюты, чтобы привести своих людей либо к победе, либо к поражению.

Такие мысли делали мое положение еще более невыносимым и заставляли меня идти на крайние меры, чтобы освободиться. Я должен уничтожить противника, и немедленно!

Он к этому времени уже практически прижал меня к стене. Острие его меча уже один раз коснулось моей щеки и дважды — тела, и, хотя эти раны были всего лишь царапинами, я оказался весь в крови. Капитан прыгнул с решимостью покончить со мной тотчас же, но на сей раз я не отступил. Я парировал его удар, так что его клинок прошел справа от меня, затем я отдернул свой меч и, прежде чем он опомнился, пронзил его сердце.

Он рухнул на пол. Я выдернул лезвие из его тела и выбежал из каюты. Весь эпизод занял лишь несколько минут, хотя они показались мне гораздо дольше. Однако за это краткое время многое произошло на палубах и в каютах «Совонга». Верхние палубы были очищены от врагов. Один из моих людей был у руля, другие в машинном отделении. На главной палубе все еще продолжалась схватка, там несколько офицеров «Совонга» делали последнюю попытку дать отпор с горсточкой своих людей.

Но к тому времени, как я достиг поля боя, все было кончено. Офицеры, заверенные Камлотом, что их жизни пощадят, сдались. «Совонг» был наш! «Софал» взял свою первую добычу.

Оказавшись, наконец, среди взволнованных воинов на главной палубе, я, должно быть, представлял печальное зрелище. Из моих трех моих царапин все еще текла кровь. Мои люди приветствовали меня громкими возгласами. Впоследствии я узнал, что мое отсутствие в битве на главной палубе было замечено и произвело плохое впечатление на амториан, но когда они увидели, что я возвращаюсь, неся на себе следы какой-то иной схватки, они вернули мне свое уважение вдвойне. Эти три небольшие царапины достались мне немалой ценой, но это было ничто в сравнении с психологическим эффектом, произведенным непропорционально большим количеством крови, которое пролилось на мой обнаженный торс.

Мы быстро окружили и обезоружили пленников. Камлот взял несколько людей и освободил вепайянских пленников, которых тотчас препроводил на «Софал». Почти все они были женщинами, но я не смог увидеть, как их переводили с корабля на корабль, поскольку был занят другими делами. Однако я прекрасно представлял себе радость воссоединения Камлота и Дуари, на которое она, вероятно, уже не надеялась.

Мы быстро перенесли все ценное с «Совонга» на «Софал», оставив только самое необходимое для офицеров корабля-неудачника. Эта работа была поручена Кирону и проводилась нашими собственными людьми, тогда как Гамфор с группой наших новых пленников перенес на борт «Софала» излишек провианта. Когда это было сделано, я приказал сбросить все пушки «Совонга» за борт — по крайней мере это я мог сделать, чтобы нанести ущерб мощи Торы. Последний акт этой морской драмы состоял в переведении сотни неудачников-заключенных с «Софала» на «Совонг» и представить их новому капитану. Он не выглядел обрадованным, впрочем, так же как и они. Не могу его обвинять.

Многие из заключенных умоляли меня взять их обратно на «Софал», но у меня и так уже было больше людей, чем нужно было для управления кораблем и его обороны, а каждый из удаляемых фигурировал в докладах как выказавший неодобрение той или иной части нашего плана. Мне была нужна абсолютная лояльность, поэтому я счел этих людей бесполезными.

Странно сказать, но Кодж был самым настойчивым. Он чуть ли не падал на колени, умоляя позволить ему остаться на борту «Софала», и обещал мне такую верность, какой доселе не было в природе. Но мне уже хватило его с избытком, что я ему и сказал. Когда он понял, что растрогать меня не удастся, он набросился на меня, и клялся всеми своими предками, что он со мной еще посчитается, даже если это займет тысячу лет.

Возвратившись на борт «Софала» я отдал приказ отцепить абордажные крючья. Два корабля снова легли каждый на свой курс, «Совонг» — вперед к торанскому порту, куда он и направлялся первоначально, «Софал» — назад к Вепайе. Теперь только у меня появилась возможность выяснить наши потери. Я обнаружил, что мы потеряли четырех убитыми и двадцать один человек был ранен. Потери в команде «Совонга» было гораздо больше.

Большую часть оставшегося времени в тот день я был занят со своими офицерами, организуя команду «Софала» и систематизируя основы нового и незнакомого мне предприятия. В этой работе Кирон и Гамфор были бесценными помощниками. Только поздно во второй половине дня я наконец смог поинтересоваться благополучием спасенных вепайянских пленников. Когда я спросил Камлота о них, тот ответил, что им не особенно повредило пребывание в плену на борту «Совонга».

— Видишь ли, эти отряды, совершающие набеги, имеют приказ доставлять женщин в Тору в хорошем состоянии, не причинив им вреда, — пояснил он. — Они предназначены более важным персонам, чем офицеры корабля, и это их спасает. Все же Дуари сказала, что, несмотря ни на что, капитан заигрывал с ней. Я бы хотел, чтобы это стало мне известно еще на борту «Совонга». Тогда бы я смог убить его за то, что он посмел так себя вести.

Тон Камлота был резким, и он выказывал признаки крайнего волнения.

— Можешь быть спокоен на этот счет, — заверил я его. — Дуари была отомщена.