Наш маленький Грааль - Литвиновы Анна и Сергей - Страница 8

Конечно, никаких денег у южного деда нет. И наследства нам от него не дождаться. Но говорить, что он нас зовет только потому, что у него, как говорит брат, «поехала крыша»… Не все так просто.

Дед, как считает его сын, то бишь наш с Максом и Аськой папа Климент, – фигура одиозная. Жизнь прожил – любой авантюрист позавидует. Сразу после института, вместо того чтоб коммунизм вместе с прочими жителями СССР строить, пошел в торгаши. Бензин менял на самогон, самогон – на мебель, мебель – на радиолы. Попался. Отсидел. Вышел – и вместо раскаяния развернул бизнес по новой, с куда большим размахом… Опять попал под суд – в этот раз с конфискацией… Между отсидками успел жениться, настругать бабушке двоих мальчишек – нашего папу и дядю Митю, на четыре года младше отца – и очень быстро развестись. Даже странно, как такой человек согласился назвать старшего сына в честь красного маршала Ворошилова. Пошутить, наверно, решил.

Бабушка – она живет в Подмосковье и часто приезжает к нам в гости – про бывшего мужа говорить не любит. Но иногда в ее рассказах проскакивает: вот дед, молодой и бесшабашный, является домой с парой друзей… они усаживаются в гостиной – пить самогон. А к ночи кто-то из них достает наган, и все трое начинают палить, споря, кто быстрее попадет в крохотную декоративную вазочку.

Или другая история: как дед очередную бартерную (впрочем, тогда этого слова еще не знали) сделку провел. Обменял сколько-то литров водки на сто килограммов черной икры. И мой папа, несмотря на то что геолог и скромник, теперь может с чистой совестью говорить, что с детства черную икру ненавидит, потому что тогда объелся…

…Странно, что у нашего папани – соответственно, дедова сына – отцовских генов будто и нет. Внешне они похожи, а к бизнесу, к авантюрам у отца никакой склонности нет. И к деньгам он почти равнодушен. Вот дядя Митя, другой дедов сын, – он совсем другой был. Тоже, по рассказам бабушки, с юных лет пытался шустрить. Ее сколько раз в школу вызывали из-за того, что младший то жвачками приторговывал, то даже японскими электронными часами.

«Потому и кончил плохо».

А наш папа – наоборот. Учился сплошь на пятерки, помогал по хозяйству, начинал со старших классов ездил в стройотряды и половину тамошней зарплаты честно отдавал маме. А отца своего всегда осуждал. И до сих пор осуждает. А также старается, чтобы мы, внуки, общались с дедом как можно меньше.

И здравое зерно в его действиях, безусловно, есть. Помню, как мы с Аськой, ей тогда было четырнадцать, а мне восемнадцать, летом, несмотря на папины протесты, отправились к деду на каникулы. Так он, вместо того чтобы нравственность юных внучек блюсти, нас ежевечерне ругал:

– Вы чего, как старые клуши, дома торчите?! Времени – девять вечера, а они в квартире сидят?! Тут море, шампанское, мальчики, южное небо, а они в телевизор уставились!.. Пошли бы на набережную, посидели где-нибудь, с ребятами познакомились…

Происходило это во второй половине девяностых. Тогда, особенно на югах, кабаки – да и мальчики – были такие, что приличным девушкам не сунься. Это сейчас в поселке модный курорт с вполне безопасными дискотеками, аквапарком и дельфинарием.

Или другой случай, как дед трехлитровую банку домашнего вина притащил и заставил нас с Аськой ее прикончить. Все разглагольствовал, что это дико полезно и в цивилизованных странах его даже грудные младенцы пьют.

Ну, мы тоже ведь не железные, не крайние зануды – дедовым уговорам и поддались. И правда с его помощью трехлитровую банку уговорили. Как у меня на следующий день башка трещала!.. А бедная Аська с тех пор вообще вина не переносит.

Вот такой у нас дед. Бесшабашный. Безответственный. Безалаберный… Но, и в этом я уверена абсолютно, секреты у него есть. Конечно, не клад и не скопленные нечестным трудом средства (если какие сбережения и были, он их наверняка давно уже промотал). Да если б еще и оставались – наш дед совсем не альтруист. Он, Макс прав, лучше себе телевизор купит, чем внукам жертвовать. А что же тогда у него за тайна?..

– …В общем, я сказал, что у тебя до черта семинаров в неделю, а у Аськи ребенок, и мы приехать не сможем, – пробухтел братик. – Правильно?..

Правильно-то оно правильно… Но, с другой стороны…

Если мы никуда не поедем, то исполним свой долг. Я не подведу своих коллег по институту, Ася продолжит бесконечное ублажение ребенка и мужа… То есть мы поступим, как поступил бы наш правильный, высокоморальный папа.

Но только деда я тоже люблю! Плюс так надоело в Москве сумрачным ноябрем! В институте – нудно, в метро – мерзко, дома – скучно… Да и Аську хорошо бы развеять. А то она после рождения Никитки ни разу дальше километра от дома не отходила, сидит, возится то с ним, то с противным мужем. А тут такая оказия! И самой развеяться, и сестру развеселить, да и потом – вдруг дед и правда завещает нам что-нибудь полезное?

В конце концов, чем мы рискуем? Ну, уедем ненадолго из Москвы, потратимся на билеты да на гостинцы старичку.

– А ты сам поехать сможешь? – спросила я брата. – Не умрет без тебя твой теннис?

– Да нет, наверно… – растерялся он.

– Тогда езжай за билетами. Мы вылетаем сегодня вечером. Как дед и просил.

– Ты гонишь! – изумленно выдохнул Макс.

Я только поморщилась, но пенять ему на жаргон не стала.

– А как же твои семинары? – продолжал напирать брат. – Да и Аську этот ее хрен с горы, муж, в жизни не отпустит!..

– А кто его спросит? – усмехнулась я. – Все, я решила. Мы едем! Хоть к деду, хоть к черту на рога!

Надоело мне быть пай-девочкой, и точка!

Таких скандалов муж мне еще не устраивал. Трения, конечно, и раньше бывали, и орали мы друг на друга, и дулись, и даже ужинали в полном молчании, но идиоткой он меня прежде не называл. Никогда. И про послеродовой психоз не упоминал ни разу. И семью мою не цеплял, не говорил, что мы – сборище ненормальных.

А тут раскричался:

– Тащить ребенка! В самолете! Непонятно куда! Непонятно зачем?!

И все мои объяснения, что дед хочет нам, всем троим, огласить завещание и вручить нечто важное, Мишка даже слушать не захотел.

– Это безумный старик! Понимаешь: просто безумный! А ты идешь у него на поводу!..

Я, конечно, тоже не выдержала. Обозвала Мишку в ответ провинциальным дундуком и халявщиком. Сказала, что подаю на развод, и велела убираться из квартиры, хотя живем мы на съемной, и если муж и правда уйдет, то платить за нее мне будет нечем.

В общем, рассорились в пух. Хорошо, что Никитка нашего скандала не слышал, а то б точно начал реветь так, что не остановишь.

Мишка ушел на работу с каменным лицом, а я осталась наедине со спящим ребенком и беспросветным дождем за окном. Так сразу грустно стало… И я подумала: «А если Мишка и правда вечером не придет?» Это ведь ужасно: ночевать одной, и просыпаться одной, и даже словом перемолвиться не с кем, потому что максимум, на что пока способен Никитка, – это реплика «тя-тя-тя-тя-тя!».

Я уже была готова первой дать задний ход, извиниться перед Мишкой и от поездки на юга отказаться. Никакое дедово завещание не стоит семейных скандалов.

Но удержала меня сестрица Машка. Примчалась к нам с Никиткой уже с билетами, замахала пестрыми бумажками:

– Смотри, Аська! Нам с Максом – по одному, а тебе – целых два!

– Почему два? – не поняла я.

– Один твой, второй – Никитин.

Никитка – звук собственного имени, как и свое отражение в зеркале, он любит самозабвенно – тут же заулыбался, запротягивал к Маше ручки. Сестра с удовольствием схватила малыша, прижалась щекой к его щечке, зафырчала, имитируя любимый племянником звук паровозика.

«Эх, пора ей тоже своего… Пора», – в который уже раз мелькнуло у меня.

Но развивать тему я не стала. Вместо этого спросила сестру:

– А Никитка разве не бесплатно летит?

– Бесплатно. Но билет ему все равно выписали, как большому, только видишь, написано «фри оф чардж».[4] И еще ему в самолете люльку дадут.