Наш маленький Грааль - Литвиновы Анна и Сергей - Страница 47

И тогда я решила отправиться к Аське. Поддержать ее, расспросить, а еще в приказном порядке забрать на пару часиков Никитоса, а сестру отправить хоть в салон красоты, хоть в кино. Пусть немного развеется, авось и перестанет киснуть по своему малосимпатичному супругу.

…Но только Ася, как оказалось, пребывала куда в большей депрессии, чем я рассчитывала. Встретила меня вся заплаканная, на руках сидит хмурый Никитка и тоже слезы по щекам размазывает.

– Аська! – возмутилась я. – Что за траур?! А Никитка почему плачет?!

– Он все-егда-а, – прорыдала она, – вместе со мно-ой!

– Ну и чего вы рыдаете?

– Тя-тя! – скорбно пискнул ребенок.

– Видишь, он все понимает… что папа от нас ушел! – драматически заломила руки Аська.

– Ой, подумаешь, горе! – легкомысленно отреагировала я. – Еще вернется твой хрыч!

– Ты не понима-аешь, – всхлипнула Ася. – Миша сегодня звонил, сказал, что все решил и на развод подает.

– Тем лучше!

– Ага, тебе лучше! Ты его никогда не любила! А как нам-то жить?! Он сказал, что на нашу жилплощадь не претендует, но алиментов тоже не будет. У него, говорит, основная зарплата «серая», а алименты – они от белой, и там какие-то гроши.

– Говнюк – он и есть говнюк, – неинтеллигентно отреагировала я.

Ася – вот святая душа! – взглянула на меня с укором. И горячо произнесла:

– Нет! Он хороший! Он просто меня из-за этих цветов приревновал!

Я постаралась увести разговор в сторону:

– Покажи хоть цветы-то! Макс сказал, там что-то невообразимое…

– Нету больше цветов, – покачала головой она. – Я их выбросила. В мусоропровод. Видеть их не могу!! – И снова взялась всхлипывать: – Господи, какой же бред получился!.. А я им так радовалась…

Да уж, тут не поспоришь. И Аська отличилась со своим идиотским желанием. И чаша – или кто там, прикрываясь ею, пытается вмешиваться в нашу жизнь – подкузьмила.

– Ладно, пойдем на кухню, – предложила я. – Есть хочется жуть, а у тебя наверняка имеются какие-нибудь вкусные пирожки.

– Нет, – грустно покачала головой сестра. И простодушно объяснила: – А зачем мне теперь их печь, если Мишка ушел?

– Да пугает он. Вернется еще, – усмехнулась я.

– Нет, – снова всхлипнула она. – Он сказал, что вычеркнул меня из своей жизни…

Это Аське-то такое ляпнуть! Которая с ним как с писаной торбой возилась! Кормила, обстирывала, потакала всем его капризам. Воистину: все мужики – козлы. Как я могла в минутном порыве попросить у чаши, чтоб она послала мне кого-нибудь из них?

…Я еще долго утешала сестру. Поднимала ее самооценку. Веселила бородатыми анекдотами. Но Аську не брало ничего, и любой разговор она тут же сводила на своего ненаглядного Мишку. И на то, как тяжело, просто невыносимо им с Никиткой теперь будет вдвоем (можно подумать, от этого горе-супруга какая-то помощь была!). И еще Ася постоянно повторяла, что она виновата. Что слишком утонула в ребенке и обращала на мужа мало внимания. Что не следила за собой. Что не давала Мишке выговориться. И даже что не могла угомонить ребенка, когда он плакал по ночам и мешал папе спать…

В общем, натуральная, как говорят мои студенты, крэза.

Я попыталась отвлечь сестру. Рассказала ей о наших с Максом сомнениях по поводу чаши и о том, что сегодня дедово сокровище таинственно исчезло, но только Аська мою историю еле слушала. И каждый раз, когда я произносила слово «чаша», демонстративно затыкала уши:

– Слышать о ней не могу! Она мне всю жизнь разрушила!

А я подумала: ведь не исключено, что юный братец Макс глубоко прав! Вдруг чаша и правда специально подстроила, чтобы Асин супруг наконец отчалил?

Это только Аська, глупышка, могла надеяться, что Мишка когда-нибудь оценит ее любовь, надарит ей цветов и они заживут душа в душу. Но мы-то все – мама, папа, Макс, я – видели, что ее муженек не выдерживает никакой критики. Может, и чаша это тоже поняла? И поставила себе такую задачу: побыстрее развести Аську с этим совершенно не подходящим ей субъектом?!

И тут же (человек – он скотина неблагодарная, думает только о себе) у меня промелькнула другая мысль: может, потому у меня и с американским желанием не вышло, что чаша тоже решила – жизнь на чужбине, по штатовскому гранту, не для меня?!

А вот Макс все просил правильно. Он способный теннисист, только опыта ему не хватает. И хорошего тренера. И денег, чтобы ездить на турниры… Вот чаша и исполнила оба его желания.

И дай ему, как говорится, бог, Макс теперь не пропадет. Но вот как бы сестру из ее тоскливого настроения вытащить?!

– Я буду приезжать к тебе каждый день, – пообещала я. – Сразу после работы. Буду сидеть с Никиткой и по-всякому помогать.

– Да не волнуйся, Маш… – убито откликнулась сестра. – Мы как-нибудь справимся. Правда, через неделю мне за квартиру платить. Семьсот, между прочим, зеленых баксов…

– Деньги будут, – заверила я. – Дам я тебе, я на отпуск откладывала.

– Не возьму я, – нахмурилась сестра.

– Возьмешь, куда денешься, – хмыкнула я. – Надо ж тебя поддержать, хотя бы первое время. А на будущее, если ты такая гордая, мы еще лучше придумаем. Найдем няню, а ты на работу пойдешь.

– Няню?! Да это безумные деньги!

– Ничего. Ты заработаешь больше.

– Маш, ну, не смейся ты надо мной! Я ж ничего не умею… – всхлипнула сестра.

– Научишься, – отмахнулась я. И сердито добавила: – Ты что, Аська?! Ты же – Шадурина. Не Гуляева, слышишь, а Шадурина! А у нас – порода крепкая. Нас из седла так просто не выбьешь. Хоть на деда посмотри!.. Семьдесят семь лет, а у него и особняк, и красавица-горничная! Так что все у тебя будет хорошо, а я тебе помогу.

Я не сомневалась: так оно и будет.

Кто ж знал, какой очередной, неожиданный кульбит выкинет судьба?

…Назавтра, едва я вошла в помещение кафедры, меня тут же сразила ехидная ухмылка секретарши:

– Мария Климентовна! А вас к себе ректор требует! Из приемной уже два раза звонили.

– Когда?

– Сказали, архисрочно. Сразу, как только появитесь.

Секретарша выразительно взглянула на часы: одиннадцать. И хотя официальных присутственных часов у меня нет, а ближайшая пара начинается только в половине первого, сердце все равно противно затрепыхалось. Четыре дня за свой счет только что брала, вчера заседание кафедры прогуляла, мои студенты, бедняги, брошены на чужих людей, да и сегодня явилась на работу отнюдь не с рассветом…

Я попыталась напустить на себя безразличный вид и небрежно спросила:

– А по какому вопросу, не сказали?

– Аттестация у нас скоро, – глубокомысленно изрекла секретарша.

Вот язва! Аттестация преподавателей – дело, конечно, грустное, но могу всю свою невеликую зарплату прозакладывать: к ректору меня вызывают по совсем другому вопросу.

И я – второй день подряд даже чашки чаю не получается выпить на родной кафедре – потащилась в обшитую дубовыми панелями ректорскую приемную. По пути завернула в туалет, стянула как можно ниже, так что пояс оказался почти на бедрах, короткую юбку и на всякий случай стерла яркую помаду. Нашему ректору уже добрых восемьдесят, и он обожает разглагольствовать, что институтский преподаватель должен выглядеть скромно.

Распахивая массивную дверь ректорской приемной, я поймала себя на мысли, что дрожу, как студентка, которую за «хвосты» отчислять собираются. А что вы хотите? Не так еще далеки те времена, когда я ходила к нашему ректору на лекции (он теорию литературы ведет), а на экзамене по его предмету с трудом отхватила скромную четверочку. И вот вроде уже кандидат наук и полноправный сотрудник нашего института, а все равно страшно. К чему, интересно, шеф сегодня привяжется? Может, к тому, что я своих студентов на День святого Валентина обещала с занятий отпустить?

Да еще и тетка в приемной хмурится – вот оно, противнейшее секретарское племя.

– Заставляете себя ждать, Мария Климентовна!

И тут же под белы рученьки сразу к ректору в кабинет. Ввела меня, недовольным голосом объявила: