Наш маленький Грааль - Литвиновы Анна и Сергей - Страница 44

– Ладно, время позднее, – взглянул на часы Мерзлов. – Ты ведь пока без машины? Беги, а то метро закроется…

– А как мы… – испугался Макс. Вдруг великий тренер только похвалил его, а теперь в кусты?!

– Завтра в десять утра жду тебя здесь, – успокоил его Мерзлов. – Составим план тренировок. И со спонсорами познакомлю. – Он кивнул на своих доселе молчавших спутников.

Вот это фарт! Все, все сразу!

…А Михалыч – некогда грозный Михалыч! – увидел краем глаза Макс, бочком, будто побитая собака, плетется к выходу с корта. Будет теперь знать, как бросаться перспективными учениками! И орать на них матом! Можно еще нагнать и спросить его, так небрежненько: «Что, получил?!»

– Ну я пойду? – робко спросил Макс у Мерзлова.

– Да, да, до завтра. – Великий человек уже потянулся в карман за телефоном, но вдруг остановился, вернул аппарат на место. – Хотя подожди. Скажи, как ты считаешь, что в теннисе самое главное?

И хрен поймешь, как отвечать. Нет хуже, когда взрослые философские разговоры заводят.

Но Мерзлов ответа, кажется, и не ждал. Сказал сам:

– Да что я спрашиваю? И так видно: ты все силы в подачу вложил. Все вы, молодые, такие. Как вы там говорите? Главное – со всей дури залупить?

– Зато можно одним ударом очко выиграть! – осмелился возразить Макс.

– А скорее – попасть точнехонько в аут, – пожал плечами тренер. – Сильная подача – коварная штука. Она априори каждый раз проходить не может.

Что это еще за «априори»? Надо будет потом у Машки спросить…

– Так что ж? Играть, как Ленка Дементьева? Вообще без подачи? – ощерился Макс.

– Да нет, конечно. Только думать, что тебя она в чемпионы выведет, тоже дурь. Что, тот же Руседски – такая уж знаменитость? Или кто там еще, с сильной подачей? Иванишевич? Или Хрбаты?

– Роддик в десятке лучших, – напомнил Макс.

– А самый лучший, Федерер, подает как раз довольно заурядно, – парировал Мерзлов. – Ладно, иди. – Он ободряюще потрепал молодого человека по плечу. – Мы из тебя и так чемпиона сделаем. И без пушечной подачи.

И Макс, безумно счастливый, покинул Академию тенниса. Чтобы завтра в десять утра вернуться в нее, но не в статусе скромного арендатора кортов, а учеником самого Мерзлова.

…Время действительно оказалось позднее, но ехать домой ему совсем не хотелось. Сейчас бы с кем-то поболтать! Поделиться своим триумфом, но не с друзьями-завистниками, а с тем, кто тебя любит и искренне радуется твоим успехам. С семьей.

Но только где эту семью взять, когда время близится к часу ночи? Маман уже давно спит, папа в очередной экспедиции, Машка до сих пор не вернулась из Абрикосовки…

Вот дед, будь он в Москве, точно за него бы порадовался. Но старик далеко, сидит сычом на своей вилле. А бабуля, хотя и живет в Подмосковье, но ей на теннис плевать. А больше в их семье и нет никого. Ни дядюшек, ни теть. Поневоле позавидуешь каким-нибудь сицилийским кланам, где столько родственников, что всегда найдешь того, кто тебе посочувствует!

Только и остается: навострить лыжи к Аське. Она говорила, что поздно ложится. Там, правда, сейчас этот ее хрыч, Мишка… А что, давно пора поговорить и с Мишкой. Дать этому дундуку понять, что с такой обалденной женщиной, как его сестра, и обращаться нужно соответственно. А то вон Аська, бедная, совсем иссохла.

…Макс очень обрадовался, что цветочная палатка у метро, несмотря на поздний час, еще работала. Денег, правда, ему хватило только на три несколько подержанных тюльпана, но тоже кое-что. Особенно если человеку уже почти год цветов не дарили.

И в начале второго ночи он звонил в квартиру сестры. Эх, Мишка наверняка сейчас разгундится, что его перед рабочим днем разбудили.

…Дверь распахнулась мгновенно.

На пороге стояла Ася. Выглядела она необычно – полупрозрачный шелковый халат, крашеные алым ногти, яркая косметика… И – слезы в глазах.

– Аська!.. Что с тобой? На вот, держи! – Макс протянул ей свои тюльпаны.

– Спасибо. – Она взяла цветы механически, будто деревянная кукла.

– Да почему ты такая? Что случилось-то? – встревоженно спросил Макс.

– Мишка… ушел, – выдохнула она. Закрыла лицо руками и сквозь рыдания добавила: – Навсегда…

Краснодар для меня – какой-то невезучий аэропорт. Как улетаешь – обязательно проблемы. Вот и сегодня: хотя и день солнечный, и в Москве погода нормальная, а опять я в нем проторчала чуть ли не шесть часов. Самолет, видите ли, сломался. Я попробовала по этому поводу возмутиться, но тетка из справочной ответила философски:

– А что делать? Самолетный парк старый. Вы бы предпочли, чтобы лайнер в воздухе развалился?

Да нет, спасибо, конечно, что не угробили, но болтаться в полном одиночестве в аэропорту было очень скучно. Одно утешение, что больного Никитки нет, как мы с ним тогда, в ноябре, намучились…

Прочая ожидающая публика развлекалась каждый на свой лад. Мужики приладились к пиву, дамочки погрузились в женские журналы или в вязание. Молодежь активно флиртовала, дети канючили. А мне даже почитать было нечего. Пару нормальных книг, что брала с собой, я осилила еще в Абрикосовке, в «Морской розе», а в местном ларьке покупать было нечего, весь прилавок завален мутью со скелетами и роковыми красотками на обложках.

Только и оставалось: в гордом одиночестве хлебать отвратительный аэропортовский кофе. И подводить итоги своей поездки.

Итоги, прямо скажем, были неутешительные. Потерянное время и деньги. Дед исчез. Про чашу я ничего не узнала. Те сплетни, что удалось насобирать про старика на лодочном причале, к делу не пришьешь, болтовня – она и есть болтовня. Да еще и на душе как-то пусто – спасибо моей новой знакомице, несостоявшейся американке Ангелине Петровне. Как ни пыталась я выбросить ее речи из головы, как ни убеждала себя, что та – просто невезучая и потому злобная особа, а ничего не выходило. Постоянно то одна ее инсинуация в адрес американцев вспомнится, то другая… Понятно, конечно, что Геля – неудачница, и у меня в Америке все будет совсем по-другому, но все равно тревожно.

А особенно задело то резюме, которое новая знакомая приберегла напоследок: «Знаешь, Маша, что обиднее всего? Я всегда считала, что здесь, в России, – опасно, нестабильно и непредсказуемо. А вот в Америке – совсем другая жизнь. Богатая и сытая. Яркие краски, счастливые события… Только на деле знаешь как оказалось? Там действительно стабильно. И куда менее опасно. И предсказуемо. И сыто. Но счастье-то, оказывается, не в этом…»

Да уж, в чем счастье – этого никто не знает.

Я мечтаю об Америке с детства. Я добиваюсь ее. Алкаю. Каждый день представляю, как спокойно живу там в аккуратной квартирке и занимаюсь любимой литературой. Но вдруг я туда приеду – и так же, как Геля, разочаруюсь? Вот это будет крушение так крушение!

…Да еще, как назло, краснодарский аэропорт – какой-то рассадник эротики. Куда ни кинь взгляд, везде парочки. Обнимаются, милуются, поцелуйчики, томные взоры. Ясное дело, что людям просто заняться нечем, вот и убивают время, пока самолета ждут, но все равно обидно. Даже самые распоследние крыски при кавалерах, а я, красивая, самодостаточная и умная, в одиночестве вкушаю мерзкий кофе.

Может, черт возьми, братец Макс прав? И мне действительно надо не рефлексировать, не предаваться долгосрочным мечтаниям и не ездить к деду «за правдой», а без изысков попросить у чаши не гипотетическую Америку, а какого-нибудь перца? Желательно, конечно, с головой на плечах и золотыми кредитными карточками в кошельке? Может, если перец окажется нормальным мужиком, мне и в Америку ехать не захочется?

Я, правда, убедила себя, что мужской пол – сплошное ничтожество. Но вдруг еще остались последние из могикан? А я из-за дурацкой гордости упускаю шанс своего последнего встретить?

В конце концов, чем я рискую? Поможет чаша – спасибо. Нет – и обойдусь. Стыдно, конечно, у столь исключительной вещи просить банального мужика. И очень обидно будет, если чаша и второе мое желание проигнорирует… Что ж, если так, в дальнейшем уж точно буду рассчитывать только на собственные силы. И продолжу штурмовать американские бастионы.