Ледяное сердце не болит - Литвиновы Анна и Сергей - Страница 40

– Летс кип коннект!

И Диму на миг охватило ощущение дежавю: вот так же, пять лет назад, они прощались с опером у того же метро, и он бросил на английском ту же фразу… А затем… Затем последовали головоломные приключения, в итоге закончившиеся вполне благополучно. Только тогда Надя была с журналистом рядом. От первой и до последней минуты. А Полуянов тогда еще нисколько не ценил и не понимал, какое, оказывается, счастье, что эта тихая милая девушка находится с ним рядом…

Савельев пешком почапал по улице Адмирала Макарова в сторону своего управления. Дима нырнул в метро «Водный стадион». Кстати, где здесь находится водный стадион? Сроду его тут не видел!

Народу в метро было немного. Все в шапках, в шарфах поверх шуб и дубленок.

«Думай давай!» – приказал Дима себе. Ему всегда хорошо думалось в метро. Лучше даже, чем за рулем. В подземке ничто не отвлекало. Под стук колес, уставясь в схему метрополитена или какую-нибудь рекламку…

«Кто бы это мог быть?.. Совсем сошел с ума опустившийся журналист Казанцев?.. Но, спрашивается, при чем тут зампрефекта Бахарев и его юная дочь? Бахарев тоже где-то перешел несчастному Казанцеву дорогу? И теперь тот ему мстит?.. Или рассмотрим другую версию. Допустим, это моя сбрендившая любовь на пятом курсе Юля… Стоп. Но «Фордом Транзит» управлял мужчина. И мужчина был на той безумной пленке. Мужик отрезал Бахаревой руку… Может быть, ненормальная Юля наняла кого-нибудь? Или настолько влюбила в себя мужика, что он начинает мстить всем, кто пренебрег его любушкой?.. А вот это уже ерунда, – осадил сам себя Полуянов. – Бред на уровне женских детективов. В жизни так не бывает. В жизни все гораздо логичней и проще. Жизнь не роман, она выбирает самые прямые и простые пути».

Поезд проносился мимо «Сокола», «Аэропорта», «Динамо». Дима любил «зеленую» ветку. В ее станциях чувствовалось что-то величественное, словно в сталинских высотках, и в то же время нечто теплое, домашнее. В вагоне ему стало жарко, и он снял шапку, размотал шарф, расстегнул дубленку.

«Давай пойдем иным путем, – сказал он себе. – Что может связывать простую библиотекаршу Митрофанову и дочку Бахарева, питомицу ВШЭ, явно из мажоров? Могли они когда-то встречаться?.. Надя мне ничего ни о какой Бахаревой не рассказывала… Ни о какой юной, семнадцатилетней Марии – тоже… Но, может, они виделись накоротке? Или, например, обе случайно стали обладательницами какой-то тайны, которая угрожает кому-то явным разоблачением?.. Но если вдруг они обе сделались кому-то неудобны и их знание стало кому-то угрожать – зачем расправляться с девушками столь садистски, столь вызывающе?.. Зачем снимать процесс на видеопленку и подбрасывать диски с записями?..»

Промчалась «Белорусская» – здесь, на пересечении с Кольцевой, многие пассажиры вышли, а вагон пополнился новыми людьми. Пролетела «Маяковская» – самая любимая Димина станция в московской подземке. Хорошо идти по ней, не спеша, запрокинув голову, и наблюдать, как парят на фоне лазурного мозаичного неба люди, комбайны, планеры кисти Дейнеки. Но сейчас Полуянову было совсем не до прогулок по станциям и даже не до мыслей о них.

«Как связаны между собой Бахарева и Митрофанова?.. Надо, конечно, попытаться отработать эту версию. Позвонить, например, напарнице Нади лисичке Кристине… Но почему бы не поставить вопрос иначе: а как он сам, Полуянов, связан со старшим Бахаревым?..»

Дима порылся в памяти. Нет, ни с каким Бахаревым (или Бахаревой) он незнаком. И не писал о таком персонаже никогда. Может, давно, на заре журналистской юности, он и сталкивался с ним – но не как с главным героем очерка или фельетона (иначе бы он помнил!), а с проходным персонажем, о котором в статье остается фраза-другая. Такое может быть – но для того чтобы выяснить наверняка, надо перечитать все собственные статьи за последние пятнадцать лет. А еще лучше – все свои блокноты перелистать. Но где, спрашивается, взять на это время?

На «Тверской» Полуянов вышел, продираясь сквозь шубы жаждущих войти. Прошел по переходу на «Пушкинскую», привычно втиснулся в последний вагон. На метро получалось путешествовать гораздо быстрее, чем на машине. Ничем, кроме чистого пижонства, не объяснить тот факт, что он каждое утро заводил свою «Короллу» – и потом как минимум полтора часа толкался по пробкам, прежде чем являлся на работу.

А сейчас мало того, что все путешествие займет не более часа, он еще кое-какие планы сумел в метро построить. Ему нужно поговорить с жеманницей Кристиной на предмет того, что связывало Митрофанову и Бахареву. А потом, может, спросить об этом и Надину начальницу (с которой она его столь счастливо недавно познакомила). Это раз. Затем все-таки добиться разговора со странной Юлей из его собственного прошлого. Это два. И, наконец, три: выяснить у коллег, где сейчас пребывает бывший коллега Казанцев. И, может, поговорить с ним самим.

Дима вышел на «Улице 1905 года» и под студеным ветром пошел к редакции. Чтобы не околеть, пришлось и шапку надеть, и шарфом замотаться, и дубленку застегнуть. «И все-таки, – подумал Дима, – все эти ходы так тривиальны… А нужно какое-то озарение, вдохновение, взрыв! Времени у меня нет, времени! Не могу я сейчас спокойно обзванивать людей и выяснять у них подробности их частной жизни…»

Опять внутри появилось поганое чувство, оттого что Надя в опасности, время идет, а он не может ей помочь – просто не знает, как.

Глава 9

Как только Надя услыхала шум машины и поняла, что похититель опять куда-то уезжает, она сразу почувствовала, как отпускает напряжение внутри ее. Ее собранность и готовность к бою были столь сильны, что, когда нужда в них отпала, Надя даже заплакала.

Она лежала и плакала и не стирала слез. Надя подготовила орудия, чтобы схватиться с садистом, – но она до сих пор не знала, есть ли в ее арсенале самая главная для драки составляющая: готовность драться. Она вообще росла спокойной девочкой. И не припоминала, чтобы когда-нибудь в жизни дралась. Разве что в раннем детстве, когда они, еще в Питере, в шутку боролись с другом детства Полуяновым. Димочка – все-таки на четыре года старше! – всегда побеждал. А чтобы по-настоящему… Она даже мужчин никогда по щекам не лупила. Все ее поклонники (до Полуянова) какими-то задохликами были и особых поводов, чтобы влепить им пощечину, не подавали. А Дима пока тоже вел себя практически безупречно.

Если бы похититель вдруг стал домогаться Надю как женщину – тогда бы ей было легче ударить его. Или даже убить. Но он был какой-то… Словно и не мужчина вовсе. Словно робот. Он, этот садист (чувствовала Надя), никаких по отношению к женщинам сексуальных эмоций не испытывает. Это и в жестах, и в словах, и в фигуре его читалось.

«Может, он гомосексуалист?» – спросила она себя. И сама же себе ответила: «Запросто!» Но тогда у него должен быть партнер: сообщник или любовник. А если их двое, дела обстоят еще паскуднее.

«Или, может, с его партнером что-то случилось? – начала фантазировать Надежда. – Его убили, или посадили, или он от СПИДа умер? И теперь оставшийся в живых мстит за него – всем женщинам подряд?..»

Гадать и придумывать можно было сколько угодно. От этого положение Нади никак не могло перемениться к лучшему. И как бы она ни убегала от страшной реальности, против воли в мозгу блеснула мысль: «Мою соседку маньяк уже, похоже, замучил насмерть. И теперь повез хоронить ее тело. Значит, я – следующая на очереди».

От этой мысли холодел позвоночник.

И, стало быть, у нее не оставалось иного выхода, кроме как драться.

Кай выехал из Гостиницы, когда уже стало очевидно: зимний день прошел безвозвратно. Солнце собиралось вот-вот упасть за ели леса.

По заснеженным улицам поселка он выехал на дорогу. То была второстепенная трасса, соединявшая между собой несколько подмосковных населенных пунктов и пару воинских частей. Машины шли в один ряд в каждую из сторон, их разделяла сплошная полоса. Сюда то и дело приезжали в поисках легкой охоты гаишники. Они штрафовали лихачей, обгоняющих медлительные грузовики или автобусы. Каю были совершенно ни к чему разборки с ГИБДД, поэтому он тащился, как послушный мальчик, в колонне машин. Перед самым поворотом на проселок и вправду стояли гаишники.