Ледяное сердце не болит - Литвиновы Анна и Сергей - Страница 14

В итоге, с толком закусив в канадской котлетной, Полуянов появился в переулке, где располагалась Надина библиотека, на двадцать минут раньше срока: в пятнадцать сорок. Отзвонился ей, сказал, что он на боевом посту. Стал вглядываться в граждан, выходящих и входящих в библиотеку.

Народу у очага знаний толклось мало. Сессия недавно закончилась, новый семестр только начинался – посему студенты, за вычетом совсем уж завзятых «ботаников», посещением Историко-архивной библиотеки себя не утруждали. Да и у редкого научного работника хватало смелости выползать в такой мороз из своего дома или с кафедры, чтобы посетить храм культуры. Лишь единицы, в шапках с опущенными ушами, замотанные по самые глаза шарфами, появлялись на крыльце. Одни – с тем, чтобы скорой пробежкой потрусить к метро. Другие, напротив, быстро-быстро ныряли в спасительное тепло библиотеки.

Скуки ради Дима позвонил в редакцию. Сперва чтобы узнать официальные новости, – ответственному секретарю.

Тот сказал, что полуяновский материал из Питера стоит в завтрашнем номере и его надо сократить на тридцать строк.

– Ты приедешь, Полуяныч?

– Ради того, чтобы тридцать строк вычеркнуть? Нет уж, доверяю тебе. Ты у нас – ас сокращения и правки.

– Эта услуга тебе дорого обойдется.

– Ваша цена, граф?

– Три бутылки родного «Гиннесса».

– Две.

– Принято.

Затем, чтобы выяснить новости неофициальные, журналист звякнул секретарше главного Марине Максимовне. По ее словам, в редакции царила тишина, и «главнюга» Димой не интересовался. Да и вообще: как обычно, отсутствия Полуянова на рабочем месте никто не заметил. Он уже приучил коллег и начальство, что штаны в редакции не просиживает, а где-то бродит, носится, вынюхивает – а потом, бац, приносит «гвоздь» на полосу или даже на цельный разворот.

Между тем ярко-малиновое солнце, устав светить сквозь морозную дымку, свалилось за стены библиотеки. Минуло четыре. Затем четыре десять, четыре двадцать. На библиотечном крыльце и около него не появлялось ни единого подозрительного гражданина. Никого, кто бы там остановился и дожидался. В одном из окон четвертого этажа время от времени появлялось белое пятно: лицо Нади. Она выглядывала вниз – ничего. Она, конечно, должна была видеть полуяновскую машину в конце переулка.

В четыре двадцать пять Дима позвонил ей на мобильный.

– Полчаса опоздания – недопустимо ни для кавалера, ни тем более для маньяка, – заявил он Наде веселым тоном.

– Что прикажешь делать?

– Поедем по своим делам. Выходи на крыльцо, я тебя встречу.

Надежда спустилась через пять минут. Полуянов, дожидавшийся у входа, небрежно чмокнул ее в щеку.

– Испугался твой поклонник серьезного мужского разговора, – констатировал он.

– Да? – возразила Митрофанова. – А откуда он мог знать, что разговор ему предстоит серьезный имужской? Он что, наш с тобой телефонный разговор прослушивал?

– Наверно, ты его предупредила, – по-прежнему шутейно высказался Дима.

– Ха-ха-ха. Как смешно, – прокомментировала Надя.

И в этот миг рядом с влюбленными материализовался шкет, от горшка два вершка – в сдвинутой набекрень ушанке, румяный, что твое зимнее солнце.

– Вам просили передать, – звонким голосом отрапортовал ребенок и протянул Надежде большой конверт.

Она автоматически взяла пакет, а Дима уцепил юного гражданина за плечо.

– Кто просил передать? – спросил он строго.

– Дяденька.

– Какой еще дяденька?!

– Ну, такой, взрослый. В шапке.

– Кому он просил это передать? – продолжал допрос Полуянов, чуть сжимая детское плечо.

– Я не знаю.

– Как «не знаю», когда ты нам пакет принес?!

– Ну, дядька меня спросил, – заныл ребенок, – знаю ли я Историко-архивную библиотеку? Я сказал «да», а он сказал, что здесь на ступеньках будет девушка стоять. Такая, в дубленке и белой шапке, полненькая…

– Я те дам, «полненькая», – тряхнула шкета за второе плечо Надя.

– Ну, не на-адо, – противным голосом проскрипел юнец.

– Спокойно, дядя, – остановил нытье пацана Дима. – А вы, миледи, – повернулся он к подруге, – держите себя в руках. – И обратился к ребенку: – Ты знаешь, что находится в конверте?

– Не-ет… Чессно слово, не-ет…

– Тебе дядя этот заплатил?

– Да, он тридцать рублей мне дал. И сказал, что мне еще девушка добавит, от щедрот. Так и сказал: «от щедрот».

– А дядя этот на машине был или пешком?

– Пешком.

– Ты уверен?

– Ага, он потом к метро пошел.

– Так, может, у него там, у метро, тачка стояла?

Юный курьер секунду подумал, а потом ответил:

– Не, он на машине вряд ли ездит. Сильно у него лицо от мороза красное. И руки.

Надя с Димой переглянулись.

– Да ты прямо юный следопыт! – похвалил журналист. – Руки красные заметил! Наверно, оперуполномоченным будешь, когда вырастешь. – И скомандовал Наде: – Ну-ка, полненькая девушка, выдайте будущему майору МВД тридцать рублей от ваших щедрот.

– Червонца ему хватит за глаза и за уши, – проворчала Надя, протягивая юнцу мятую купюру.

– Ну, лети, юный Меркурий, – скомандовал журналист и отпустил плечо мальца. – Ты сегодня неплохо заработал, на два пива хватит.

– Какое пиво? – возмутилась Надя. – Ребенку еще и десяти лет нету.

– Ну, значит, на клей «Момент», – легкомысленно бросил Дима, за что получил от подруги жизни легкий подзатыльник.

Впрочем, шкет не слышал последней антипедагогической реплики Полуянова: он со всех ног дунул по направлению к метро.

На сей раз на конверте не имелось ни фамилии получателя, ни адреса. Белый стандартный пакет без всяких отметок.

Полуянов прямо на морозе, на крыльце вскрыл конверт. Присвистнул: в нем лежала плоская коробочка с надписью «CD-R».

Дима осмотрел коробочку со всех сторон, затем заглянул внутрь: там, как положено, имелся лазерный диск. И больше – ничего. Ни одной пометки ни на коробочке, ни на диске.

– Что ж, Надежда, – заявил репортер, – думаю, нам придется вернуться в твои пенаты. На рабочее место, я имею в виду.

– Зачем?

– Я надеюсь, ваша библиотека хоть отчасти компьютеризирована? И в ней есть компы с си-ди-приводом?

У Полуянова нашелся билет Историко-архивной библиотеки – хранился еще с тех времен, когда он работал над делом об украденных отсюда рукописях.[6] Впрочем, у журналиста имелись с собой на всякий случай пропуска в самые разнообразные учреждения и организации Москвы. А туда, куда ксивы не было, он, как правило, проникал и без оной.

Впервые после того как Надя стала встречаться с Димой по-настоящему, она привела его на свою работу – и от этого чувствовала одновременно неловкость, гордость и даже легкое головокружение. Лицо ее раскраснелось. Она шла по коридорам и лестницам впереди него, широкими шагами, Дима поспешал за ней.

Надежда подмечала: какими долгими, волоокими, даже щенячьими взглядами провожают Полуянова женщины. И ее коллеги – сотрудницы, и грымзы – научные работники, и даже посетительницы – студентки. А на Надю, сопровождавшую красавца, они бросали ревнивые, завистливые косяки.

Ох, Дима, Дима!.. Может, недаром покойная мама предостерегала Надежду: красивый муж – чужой муж? Может, и не подходит ей Полуянов? А нужен кто попроще? И ценить ее больше будет, и ей с ним будет спокойнее?..

На входе в единственный в библиотеке компьютеризированный зал они, как нарочно, нос к носу столкнулись с Надиной начальницей, и та – пятидесятилетняя сухая ведьма, а туда же! – окинула Диму многозначительным и многообещающим взглядом. Наде пришлось их познакомить:

– Дмитрий Полуянов, журналист. Мой, мм-м, друг… Вера Степановна, моя начальница…

– Очень приятно, – разулыбалась начальница молодому красавчику, а девушке не преминула сделать замечание – власть свою над ней ее кавалеру продемонстрировала: – Надя, не дело, что вы расхаживаете по залам в верхней одежде. Посетители должны раздеваться внизу, а вы – в гардеробе для сотрудников или, в крайнем случае, на своем рабочем месте.