Коллекция страхов прет-а-порте - Литвиновы Анна и Сергей - Страница 2

И пусть Марат тогда обозвал их «глупыми коровами» и платье вообще отобрал, отдал задаваке Ленке, – а все равно польза: после ссоры, настоящей, с криками и пощечинами, и глаза горят ярче, и щеки безо всяких румян пунцовеют, им тогда даже сам главный спонсор, надутый, словно бутыль с минералкой, аплодировал.

А скоро в жизни и вовсе сплошные приятности начнутся – ведь в следующем месяце их с Сонькой обеих в Италию посылают. В школе, правда, учебный год на излете и полно всяких итоговых контрольных – но моделям их уровня позволено жить по особому графику.

Контракт на десять показов в Милане, для известного дома моды, тоже пробил Марат. Долго ругался, что обошлось ему это дорого. Пришлось якобы и ОВИР подмазывать – чтоб паспорта побыстрей справили, и поручительство итальянцам писать – будто бы лично он гарантирует, что Лера с Сонькой там, в Милане, на панель не пойдут, и даже вроде вносить какой-то депозит как гарантию их нравственности.

– Я за вас поручился, козы, – хмуро предупредил менеджер. – Так что посмейте только загулять. Из своих гонораров штрафы платить будете.

– Да врет он все! И… еще… третирует нас, вот! – шепотом просвещала Леру Сонька. – Наоборот: это итальяшки отвалили ему за нас кучу бабок! И гулять в Милане никто нам не запретит. Там знаешь мужики какие, не чета нашим. В кроссовках сроду никто не ходит. Все, как один, – мафия, в «Гуччи» с «Армани», и волосы гелем укладывают!

Сонька Перепелицына – девчонка ушлая, о чем ни спроси – все знает. И параметры у нее – почти не хуже, чем у самой Леры. Нос только подкачал, с горбинкой, и Марат каждый месяц с ее заработков по сто долларов вычитает – говорит, что откладывает на пластическую операцию и вроде бы в конце лета, когда показов мало, запрет Соньку в клинику, чтоб ей там шнобель подкорректировали.

Сонька из-за носа стесняется и, даже когда они с Лерой кофе пьют, пытается его рукой прикрыть. Но на подругин шнобель Лере плевать – ее другое раздражает: что вокруг Соньки вечно мужики вьются, все, как на подбор, уродские: с брюшком, залысинами и золотыми перстнями. И подруга не только сама их привечает, но еще и пытается «лишних» Лере подсунуть. Так что приходится разгонять. Не потому, конечно, что мужик – это плохо. Просто уровень Сонька выбирает не тот. Уж учит ее Лера, учит: «Потерпи, Сонька, не трать силы на этих уродов! Мы ж скоро совсем другую планку возьмем!» Но разве подругу уговоришь? Она сегодняшним днем живет. Или не верит, что будущее их обеих ждет самое восхитительное…

Лера поклонение сильного пола, конечно, тоже принимала с удовольствием. Но только – поклонение, ну, или, может быть, скромный поцелуй. Застыла, как смеялась Сонька, на «школьном варианте» – когда посвящают поэмы и пишут на стене противоположного дома о том, что она – самая красивая девушка в мире. Хоть все и считают ее овцой – глупышкой, она-то понимает: чистый продукт ценится куда выше, чем с брачком. Это как в банке: если у тебя кредитная история идеальная, то и ссуду дадут, и любые гарантии. И купят в свое время за огромные деньги. А если про тебя, как про Соньку, всем известно, про миллион твоих убогих золотоперстных папиков, то кому ты нужна, кроме очередного старого да лысого?

И пусть Лере пока не дарили ни шуб, ни золотых колечек, пусть не возили на «Мерседесах» – она не жалела. Скучно, конечно, вечерами с мамашкой перед теликом сидеть, но есть в ее воздержании и плюсы. Во-первых, никто тобой не командует. А во-вторых – бояться нечего. Ни того, что мужик твой с левой ноги встанет и фингал накануне важного показа организует, ни даже более прозаических вещей. Вон, перед поездкой в Италию надо медосмотр пройти – так Сонька вся извелась. Трясется, что заставят кровь сдавать и врачи в ее анализах найдут какую-нибудь дрянь, из тех, что мужики перетаскивают. А Лере – бояться нечего. Максимум, что доктора обнаружат, – повышенный гемоглобин, потому что она для цвета лица много гранатов ест.

– Скучная ты, Лерка, – морщится Соня.

Может, и скучная. Зато она готова к тому, что ее жизнь будет идти только по восходящей. И что приятных и волнующих событий в ней с каждым днем станет происходить все больше и больше.

Пирожки в редакционном буфете – высший класс. На всю Москву лучше только в историко-архивной библиотеке, где Надька Митрофанова работает. Он набрал целую гору: и с грибами, и с капустой, и с курагой, и с маком. Поставил тарелку на стол, а сам за кофе пошел. Кипяток в заведении посетители наливали собственноручно, из пятиведерного самовара, причем в граненые стаканы. Буфет редакции «Молодежных вестей» являл собой чудом сохранившийся заповедник советскости – однако советскости не нарочитой (как в «Петровиче» или петербургской «Пропаганде»), а самой что ни на есть натуральной.

– Я тему придумал, – сказал Полуянов, подсаживаясь к столику. – Могу подарить.

– Н-ну? – кокетливо пропела юная Кирочка, которую Дима сегодня выманил на обед.

– Составить рейтинг московских пирожков.

Кирочка немедленно задумалась, долго морщила лобик и, наконец, изрекла:

– Пи-ирожки-и?.. Интересно, конечно, но это не по нашему отделу. Я ведь все-таки не ресторанами занима-аюсь, а светской жизнью.

– Как это не по вашему?! – с горячностью возразил Дима. И начал на ходу фантазировать: – Шире, Кирочка, надо мыслить. Можно знаешь какую кампанию именно про светскую жизнь забабахать? Допустим, сегодня ты идешь в гости к Маше Мироновой. Она угощает тебя собственноручными пирожками, попутно дает тебе интервью, а под конец вызывает на кулинарное состязание еще одну светскую героиню. Ну, например, Ольгу Понизову. Назавтра ты идешь к Понизовой, та тоже тебя кормит – а потом передает «пирожковую» эстафету Мордюковой… И – полетели! Все выше и выше, до самой Пугачевой, а то и до жены Путина. А?! Каково?

Кирочка насупилась. Кажется, она всерьез обдумывала сделанное в порядке бреда полуяновское предложение. Наконец сказала:

– Да наши звезды все равно никаких пирожков не пекут. Им домработницы готовят.

– Ну, как хочешь, – легко согласился Дима. Он уже сжевал пару пирогов, а Кирочка только булочку с маком общипала. – Да ты ешь, давай, ешь! А то сил на светскую жизнь не останется.

– Что ж, могу. Проблемы с фигурой мне пока не грозят, – с важностью проговорила юная корреспондентша и откусила добрый кусок от булочки.

Полуянов, прищурясь, поглядел на нее через стол. Ведь дура дурой, даже странно, что такую толоконную деваху в известную газету взяли, и далеко не красавица, и одевается никак – а все равно при взгляде на нее Дима ощущал приятное щекотание внизу живота. Хотелось ему эту Кирочку немедленно завести куда-нибудь в темный угол, и… Магнетизм какой-то.

– Давай, Кирюшка, мы с тобой куда-нибудь сегодня сходим? А то что мы все в буфете да в буфете, – послал пробный шар Дима. – Попьем пивка, я тебе других разных тем напридумываю. Поучу секретам журналистского мастерства…

Последнее предложение прозвучало сугубо двусмысленно.

Кирочка изучающе посмотрела на Полуянова. Загадочно улыбнулась. Соблазнительно облизнула с губ крошки. Но все-таки сказала:

– Сегодня я не могу. Меня редактор на премьеру «Авантюристки» гонит.

Странно, но когда Кирочка «ушла в кусты», Полуянов испытал не разочарование, а облегчение. «Ну, и слава богу. Проблем меньше. Так, на самом деле, уже надоело – сначала нужно распустить перья, затем напаивание объекта, уговаривание, потом – при наиболее благоприятном раскладе – возня в постели. И непосредственно после секса, а особенно наутро – разочарование и оттенок стыда, той или иной густоты…»

«Что это со мной? – спохватился Дима. – Старею, что ли?»

– Эх, жаль, что ты занята, – вздохнул он вслух. – А то ведь могла доброе дело сделать. Человека спасти.

Он послал Кирочке загадочный взгляд и закончил:

– Я ведь, к сожалению, тяжко болен.

– Чем?! – испугалась девушка.

– У меня, видишь ли, мидл-лайф-крайзис.