Даже ведьмы умеют плакать - Литвиновы Анна и Сергей - Страница 9

А потом, в один прекрасный день, новый образ влезает в голову и весь заполняет тебя. И ты снова (несмотря на все неудачи) берешься за работу. Потому что иначе отделаться от того, что вступило в башку, невозможно…

Думая обо всем этом, я наконец механически закончил отвечать на дурацкую интернетскую анкету. Щелкнул мышкой по клавише на экране «Показать результаты». Вспыхнул титр: «Ждите. Идет обработка данных…»

Я откинулся в кресле. Мой Дуся спал, свернувшись клубком на мониторе.

На экране появилась мультипликационная кукушка. Она помигала в мою сторону глазком-бусинкой. Потом вдруг разочарованно развела крыльями и улетела за обрез экрана.

Посреди экрана вспыхнула надпись:

Sorry…

А затем ее сменила другая:

Вам осталось жить-поживать 8 дней 2 часа и 28 минут.

Я вперился в титр. Ну ни фига ж себе!

Я битый час угрохал на дурацкую анкету – и ради чего! Чтобы меня так мерзко, предательски разыграли! Подумать только – мне осталось жить восемь дней с минутами!

Тут на мониторе появился новый титр:

Причина смерти – несчастный случай.

Не успел я вглядеться в него, как возникла новая надпись:

Время пошло!

А ниже появился цифровой хронометр.

08 дней 02 часа 28 минут 36 секунд.

Часы вели обратный отсчет.

Последнее число стремительно убывало:

35 секунд… 34… 33… 32…

Пока я, ошеломленный, пялился на экран, счетчик секунд обнулился, а потом снова пошел по убывающей:

08 дней 02 часа 27 минут 59 секунд… 58 секунд… 57… 56… 55…

Вот твари! Ну шутнички!

Раздосадованный, я тут же нажал мышкой клавишу Завершить работу.

Экран мигнул и потух. Я с шумом отодвинул от компьютерного стола кресло. Дуся приоткрыл на меня один глаз, словно проверяя: что случилось? Я усмехнулся и выбежал на кухню. Залпом выпил стакан холодной воды.

«Ну идиоты! – вознегодовал я на создателей «Кукушки». – Это же надо так пошло шутить! Мало того, что я потратил битый час на их анкету, – они еще на полном серьезе дают дурацкие предсказания!»

И главное, ведь ничего нового. Что-то подобное я уже видел. В каком-то фильме ужасов. Кажется, он назывался «Звонок». Сначала он был японским, а потом еще и американцы римейк сняли. Ну, а то, что бывает в «ужастике», – никогда не случается в жизни. Кстати, и у Мураками в одном из романов герой знал точное время собственной смерти…

Долбанутые компьютерщики! Сами ничего нового придумать не могут – вот и крадут чужие идеи. Шутнички, блин! Кукушечки!

Разумеется, я ни на секунду им не поверил – но все равно неприятный осадок оставался. Будто кто-то посторонний влез к тебе прямо в душу. Ты ему чуть ли не исповедался, а он плюнул тебе на ботинки и сказал, что ты говнюк и вообще вот-вот умрешь.

Да, гадское ощущение внутри – будто пирожок с несвежим фаршем съел.

Чтобы перебить его, я заварил себе еще одну чашку мощного кофе. Полез в холодильник за конфетами «Шоколадный крем».

Вот идиоты, вздохнул я, откусывая шоколад и постепенно успокаиваясь. Испортили настроение.

Хотя…

Я отхлебнул горяченного кофе и самоиронично подумал:

«Ну, раз я умру через неделю – имеет ли смысл браться за банку пепси? Нарисую очередную, стомиллионную банку газировки – и что?

А вот натюрморт… Есть шанс – правда, мизерный! – что после моей нелепой, скоропостижной смерти (через восемь дней!) картина вдруг возьмет и прославит меня. И обессмертит мое имя. И лет через сто пойдет с молотка аукциона «Кристи» миллионов за сто долларов… Так что прямой смысл заняться именно картиной. Чтоб было чему моим далеким наследникам порадоваться.

Что ж, идиотская интернетская шутка мне помогла сделать выбор.

Решено. Берусь за цветы.

Оставшихся (я хихикнул про себя) восьми дней мне хватит».

НАТЮРМОРТ. ЗВОНОК

Я уселся на кухне. Взял планшет с бумагой. Карандашом быстренько набросал эскиз.

Отложил. Пристально осмотрел. Мне понравилось. С композицией все было в порядке. Мне вообще нравится момент, когда нематериальные образы, возникшие в башке, начинают превращаться в первые линии.

Когда из ничего проступают первые контуры чего-то.

Эскизничал я на кухне – с натуры. Вот стол – а вот задний план: окно. А вот и вид из окна: соседский дом, детская площадка, машины. Все перенесется на задуманную картину.

На кухню приплелся, заметив мое отсутствие в комнате, Дуся. Пришел проверить: вдруг я тут ем? А если ем – может, и ему перепадет? Вот примитивная тварь. Ничто ему неведомо: ни муки творчества, ни мысли о смерти. Ничто его не интересует. Одна жратва.

Дуся покрутился по кухне, тыкнулся в свою плошку. Убедился, что едой и не пахнет, и разочарованно поплелся в туалет.

И тут раздался телефонный звонок.

Обычно я отключаю телефон, когда работаю. Пусть те, кто решил меня побеспокоить, записывают свои послания на автоответчик. Нечего отвлекать творческого человека в рабочее время.

Но сегодня с самого утра у меня не раздалось ни единого звонка. Да еще эта дурацкая сетевая шутка… От нее, несмотря ни на что – кофе, конфеты, работу, – внутри было кисловато. Поэтому, чтобы развеяться и забыть дикий розыгрыш, я снял трубку.

В наушнике что-то слегка щелкнуло. Затем раздалось легкое шипение. А потом механический голос – точь-в-точь как в службе «100» – безразлично произнес:

«Вам осталось… – Пауза. – Восемь дней… один час…»

Между словами автоматический голос делал паузы, как делает обычно механизм, сообщающий точное время.

«Тринадцать минут… И сорок секунд…»

Потом опять щелкнуло, и снова:

«Осталось… Восемь дн…»

Я бросил трубку.

МЕРТВАЯ ТИШИНА

Не скажу, что после идиотского звонка у меня поднялись волосы дыбом. Или там – что я побелел как смерть.

Хотя не знаю. Сам я себя в зеркале не видел.

Но было противно. И как-то неприятно. Дурацкий розыгрыш затягивался. И принимал все более объемлющие формы. Интернет, а теперь вот и телефон.

Попался бы мне этот дурацкий шутничок – немедленно получил бы прямо в ухо.

Смерть!.. Нашли чем шутить.

Я оглядел кухню.

На столе валялся отложенный планшет с эскизом натюрморта и карандаш. Керамическая чашка с остатками кофе, смятый фантик и пустая баночка из-под йогурта дополняли реальный, а не идеальный – возникший в моем воображении – натюрморт.

Кухня показалась мне сейчас какой-то нахохленной, неприкаянной. Тюлевая занавеска была содрана с двух крючков. Ее вообще давно не мешало бы постирать. А окна – помыть.

При этом и кухня, и вся квартира казались полными какой-то нехорошей тишины.

И в этой абсолютной, мертвящей тишине капала вода из крана. Давно пора сменить прокладку. Дзыньк, дзыньк! – звенели капли, падая в непомытое блюдечко из-под вчерашнего чая.

Но – что удивительно! – больше в нашем огромном многоквартирном доме не раздавалось ни единого звука.

Я выглянул в окно.

Залитый весенним солнцем двор был абсолютно пуст. Недвижно стояли припаркованные машины. Из помойки торчал длинный кусок картонной коробки и чуть покачивался на ветру.

И тут я заметил движение. По пешеходной дорожке шел человек. Шел он с трудом, будто преодолевал сопротивление ветра.

Я пригляделся и увидел, что человек попросту пьян. Нагрузился с утра и шкандыбает от магазина.

В руках у пьяного был старый полиэтиленовый пакет. Нес он его с чрезвычайной осторожностью. Видно было, что он готов при необходимости защищать его всем своим телом. У стороннего зрителя вроде меня не оставалось никаких сомнений по поводу содержимого пакета.

На сердце как-то отлегло. Отчего-то этот пьяный, шествующий поперек двора, теперь показался мне чрезвычайно симпатичным.

А тут вдруг из квартиры сверху донесся посвист дрели. Еще ни разу в жизни этот звук не был мне настолько мил.

Все нормально. Я стряхнул с себя морок. Жизнь продолжается. Все живы. И мир – жив.