Дата собственной смерти - Литвиновы Анна и Сергей - Страница 24

И теперь, поздним вечером, за столом, под светом лампы, куря одну за другой вонючие сигареты «Ту-134» (по четыре рубля за пачку), над листом блокнота – Ходасевич занимался тем, чем занимался всю жизнь: сортировал и анализировал информацию.

Первое, записал он, – место преступления.

Откинулся в кресле, закурил, задумался.

Комнату для гостей в особняке Конышевых, которую ему отвели для ночлега, так и хотелось назвать «номером»: удобная, но стандартная и безликая до невозможности. Всего метров восемь площадью: кровать, шкаф, стол, кресло. Лампа, пепельница. Все. Правда, есть ванная. И балкончик.

Полковник встал, распахнул дверь на балкон и выбрался наружу. Дожди прекратились, ночь выдалась звездной, а где-то на юге полыхала розоватым заревом Москва. Балкончик был настолько маленьким, что едва вмещал полковника. Странно, но эта гостевая спальня была одной обалконенной во всем доме. Рядом светили огни другой гостевой: там (как и вчера) поместился Инков. Еще чуть дальше была спальня, где расположилась Наташа. Куда-то на другую сторону дома выходили окна Дениса с Майей, а также Риты и Вики.

Классический детектив. Шестеро под одной крышей. Один – сыщик, а один – убийца.

«Итак: кто убил? И почему?.. Как же пока мало о них обо всех удалось узнать! Может, это каждый из них по разу ударил ненавистную мачеху ножом – как у Агаты Кристи в «Восточном экспрессе»? Ведь в теле Тамары менты насчитали пять ран. Пять ударов ножом, по числу гостей…»

Полковник вернулся в комнату, закрыл за собой дверь – не дай бог, комары налетят.

«А почему бы нет? Каждый может оказаться убийцей. У каждого из них есть мотив. У каждого из Конышевых: и у Наташи, и у Риты, и у Дениса. И у Инкова – тоже. И у Майи.

И мотив грандиозный: наследство. Речь идет о миллионах долларов. За такие деньги многие убить за честь почтут. Вот только… Почему мачеху убили именно сейчас? Почему – так скоропалительно? Как говаривал Гамлет, не успевши башмаков износить, в которых шли на похоронах… Почему убийца не выждал, не затаился, не подготовился – а потом не нанес удар чужими руками? Как убрали самого Конышева?

Почему такая спешка? Куда убийца торопится? Или – у кого-то из них заныло ретивое? Обида от того, что уплыло наследство, оказалась настолько сильна, что невозможно было ни часа стерпеть?»

Ходасевич снова сел в кресло. Загасил сигарету. Придвинул блокнот.

«Итак, попробуем мыслить, как положено: системно. Что там нам известно по первому пункту – месту преступления?»

Тамара убита пятью ударами ножом. Убита между четырьмя и семью часами утра. Возможно, убита во сне. Во всяком случае, она не защищалась. Никаких следов борьбы. Никаких следов кожи убийцы под ногтями. Никаких отпечатков пальцев.

Вопрос: кто-нибудь проникал в дом? Ответ: нет. Входная дверь заперта изнутри. Черный ход – тоже. Окна закрыты, не взломаны. Но. Есть одно «но». Кто-то, кажется, проникал на участок. Менты тщательно осмотрели и главные ворота с калиткой, и «черный ход» на задах участка. С главным входом все оказалось в порядке, а вот с задней калиткой… Она оказалась отпертой. Судя по всему, взломанной. По всем признакам – неумелой рукой. Правда, никаких свежих следов милиционерам обнаружить не удалось – да и как их обнаружишь на бетонных-то дорожках? По поводу калитки опросили и всех Конышевых, и Вику, и Инкова. Гости, разумеется, ничего не знали – не видели. А Вика – та смутилась, задумалась, покраснела… И показала, что ежедневно проверять заднюю калитку – это, конечно, ее обязанность… Но так как убили хозяина… неразбериха, хлопоты… Ей оказалось не до того… В общем, в последний раз она проверяла калитку аж пять дней назад. Еще до гибели Конышева-старшего. «Может, бомжи залезали?» – предположила Вика. Насчет бомжей, в элитном-то поселке, – сомнительно. Тем более что не только дом, но и все прочие хозяйственные постройки – гараж, банька, летний домик – оказались заперты, и ничего из них не пропало.

Теперь другой вопрос: орудие преступления. Оно не найдено. Вот это, пожалуй, стоит записать и подчеркнуть: орудие не найдено.

А ведь менты перевернули вверх дном весь дом. Тщательно осмотрели все комнаты. Лазили в погреб, на чердак.

Переворошили весь участок. Спустили воду из бассейна. Искали в гараже, в бане и в летнем домике… Но нет. Орудие как в воду кануло. Известно только, исходя из характера ран: это был длинный нож, примерно сантиметров двадцати пяти в длину, с широким лезвием – до пяти сантиметров.

Может быть, это один из кухонных ножей? Об этом милиционеры расспрашивали домработницу Вику. Но что Вика? Может быть, и кухонный… Ножей разного калибра в доме – полно. В том числе и тех, что подходят под описание орудия преступления.

Кухня здесь вообще оборудована что надо. Блендеры, миксеры, шейкеры, измельчители мусора. Куча кастрюлек. И – десятки кухонных ножей. Они лежали в верхнем ящике рабочего стола. Они стояли в двух деревянных коробах на том же столе. А еще была пара охотничьих ножей, принадлежащих старшему Конышеву – они хранились в его столе в кабинете.

Что-нибудь из этого многообразия исчезло? Об этом мильтоны пытали Вику два часа. Она не помнила. Она не могла ничего сказать с уверенностью.

Ладно. Хорошо. Непонятно, откуда нож взяли. Но есть и второй вопрос: где он сейчас, этот самый нож? Куда делся после того, как им совершили убийство? Испарился? Провалился сквозь землю?

А может быть, – странно, почему менты об этом даже не подумали, – убийца и в самом деле взял один из кухонных ножей, затем – совершил им преступление, а потом… принес его обратно на кухню, тщательно вымыл и положил (поставил) на место? Хорошая мысль. Это умно. И для этого надо иметь дьявольски крепкие нервы. И еще – позаботиться о том, чтобы кровь с ножа не перепачкала одежду и не оставила следов на полу.

Валерий Петрович закурил новую сигарету и записал в блокноте:

?Где нож?

Самые главные вопросы он всегда записывал, начиная и заканчивая вопросительным знаком – словно бы по-испански писал.

Как, кстати, будет по-испански «где нож?». Ответ всплыл сам собою:

?Donde esta cuchillo?

Или даже в данном случае:

?Donde esta navaja?

А по-английски?

?Whereis the knife?

А по-французски?

?Ou est le couteau?

Валерий Петрович напряг память и сообразил, как звучит то же самое по-баскски, по-каталонски и по-португальски. Бессмысленное занятие, пенсионерская мозговая тренировка. Еще можно, до кучи, припомнить, конечно, итальянский и турецкий, но на этих языках Ходасевич говорил совсем плохо. Во всяком случае, под личиной итальянца или турка он ни разу в жизни не работал. И не смог бы.

Однако вернемся к нашим мутонам: все-таки, где нож?

В то же самое время в другой гостевой комнате мучился без сна Денис Конышев. Свет был потушен, Маечка тихонько лежала рядом. Кажется, спала.

Раньше Денис не знал, что такое бессонница. Засыпал, стоило ему только свет потушить. А порой – даже со светом. Слишком он уставал. Слишком много дел, забот, встреч происходило в течение дня. Слишком много проблем приходилось решать. Но тогда, раньше, эти проблемы, пусть со скрипом, с нервами, на пределе, – но решались.

А сейчас ситуация выглядела безвыходной, и совсем не смерти отца или мачехи были причиной Денисовой бессонницы. Их гибель не являлась проблемой. Проблема – это нечто, требующее решения, а тут-то что решать? Убиты – и бог с ними. Отца немного жаль, конечно. И Тамарку тоже слегка жалко – но что теперь поделать? Что об этом думать? Чего ворочаться? Что решать? Ни его, ни ее уже не вернешь. А похороны Тамарки, дележ ее наследства – все пройдет заведенным чередом. Все организуют и решат без него, Дениса, и даже за него. Не стоило этим заморачиваться.

Денису не давал покоя его бизнес. Которую ночь подряд. Работа уже требовала не раздумий, а решений. Однако никакого решения Денис не мог принять – потому что куда ни кинь, выходил клин. Или, говоря по-современному, вилы.