За право летать - Лазарчук Андрей Геннадьевич - Страница 31

Глава седьмая

Много доброй еды

Все ещё 21 августа 2014 года

Геловани звали величественно: Данте Автандилович. Был он при этом вида совсем не поэтического и не рыцарского: красная морда с крошечными, навсегда прищуренными глазками без ресниц (ожог третьей степени, десяток пластических операций…) – и вывихнутая походка, последствие неудачного катапультирования. Тогда ещё в подмогу марцалам пытались биться с имперцами на простых атмосферных самолетах, «сушках» и «мигах», и Геловани был пилотом-истребителем авиации Северного флота…

– Ах, ребята, ребята… – Он сокрушенно качал головой и колотил ладонью по углу стола. – Ну как это можно, Адам, как мы дошли до жизни такой, что вот – здоровые мужики, а сидим за спинами ребятишек? На убой их посылаем… Девочек, а?.. Нельзя так, полковник, нельзя…

– Нельзя, – сказал Адам.

– А что делать?

– Думать, братец Дант. Думать. Что-нибудь и придумается.

– У меня уже вон какая плешь. Думаешь, от чего это? Думаю. Все думаю. Когтями скребу… Поверите, барышня, – он повернулся к Вите, – иногда кажется: ну вот, ещё чуть-чуть… И – ни копейки. Рассыпается. Дурак дураком. Так обидно…

– Это когда про марцалов думаете? – спросила Вита.

– И про них, родимых, тоже. Да и как про них не думать… все время рядом. Завидую, надо сказать. Сами в бой ходят. Дерутся, как черти. А мы – детишками прикрываемся…

– Слушай, Дант… – Адам зажал в кулаке подбородок. – У Мартына есть информация, что бой, в котором ребятишки завалили имперский крейсер, был… скажем так, со странностями. Что ты на это ответишь?

Геловани долго молчал. Глядел куда-то в угол.

– Ладно, – сказал он наконец. – Семь бед – один диабет. Странностей там было – в большой мешок не сложишь. То, что ребята не могли по рассчитанной орбите найти спутник… ну, ладно. Иногда бывает. То, что прозевали фрегаты, дали им подойти на дистанцию залпа, – этому я объяснения не вижу. Пока не вижу. Но это, как бы сказать… то, на что можно будет потом перевести стрелки. Потому что на самом деле никакого спутника там не было. Понимаешь, Адам? Мы потом все расчетные конуса разлета, что не в атмосферу упираются, прочесали – как сквозь ситечко пропустили. Обломки «Волка», обломки наших корабликов…

– Договаривай, – сказал Адам. – Начал, так колись до конца… Этот спутник, которого не было, – подобрали?

– А ты сам-то откуда знаешь?

– А я, понимаешь, тот самый парень, который пер через две таможни пару изувеченных трупов. И теперь должен заботиться о безопасности… э-э… даже не знаю кого.

– Понятно… – протянул Геловани. – Ну а я… В общем, да. Я их… этих… сам видел.

– Что там тетя доктор говорит – выживут они? – спросил Адам.

– Ну… иначе стоило ли возиться? Побитые они, правда, – живого места нет. И без сознания. Рвалось же там, что в твоем аду…

– Увидеть их можно?

– Нет.

– А если очень захотеть?

– Там везде охрана, – предупредил Геловани.

– Ваша?

– И ещё контрразведка флота.

– Это хорошо… Но вот, скажем – если будет нужно, – сумеют ли они не пропустить, скажем, марцалов?

– Наши – вряд ли, – сказал Геловани. – А контра… это полные отморозки. Будет у них приказ не пропускать – и не пропустят.

– Это хорошо, – сказал Адам. – Это просто здорово, дружище Дант. Может быть, мы ещё придумаем, как нам перестать прятаться за детские спины…

Они все-таки съездили к Саньке и немного посидели рядышком. Вита держала бесчувственного мальчишку за руку и гладила сухие костяные пальцы. Раза три заглядывал доктор, считывал, прищурившись, показания приборов, хмыкал и уходил. На четвертый раз он постучал по запястью, по часам, и гости послушно выбрались в коридор. Док поначалу хотел поговорить с Адамом наедине, но, всмотревшись в Виткино лицо, замахал рукой и побыстрее выпроводил их с территории.

На обратном пути Зона наконец-то по-настоящему достала её, и Вита вырубилась. Она не помнила, как оказалась в постели, а помнила только, что, пошарив вокруг и найдя пустоту, ощутила разочарование и в этом разочаровании уснула. Несколько раз Вита просыпалась, было темно, и с чистой совестью она засыпала вновь, – пока наконец не увидела в окне лиловый круг и не поняла, что вся эта темнота – из-за полностью затемненных окон. Солнце садилось. Она проспала часов двадцать…

Теперь Он понимал, что сделал ошибку. С того момента, как в голове, сразу за глазами, открылась какая-то заслонка, в Нем постоянно просыпались не только новые слова – но целые коробки, целые комнаты слов, понятий, действий, свойств и предназначений. То и дело Он сворачивался в клубочек и в полной неподвижности разгребал завалы и путаницы, выискивая то, что нужно в первую очередь. Например, Он понял, что сбежал плохо. Он оставил за собой след, а этот корабль был не слишком большим, чтобы спрятаться в нем надежно. Значит, теперь надо было оставить ложный след, и, когда Он скоренько обследовал корабль изнутри, оказалось, что это не корабль, а здание, прочно прикрепленное к земле. Это облегчало Его задачу. Он выбрался на самый верх, на наружную поверхность, проделав в ней рваную дыру и оставив на краях несколько клочков шерсти. Рядом со зданием находилось много… деревьев, да, так. Он выбрал одно из самых близких и высоких, перепрыгнул на него, спустился немного вниз, сминая и ломая тонкие ветки, а затем, уже не оставляя следов, вернулся обратно. Тонкая сетка переходов внутри здания не представлялась Ему безопасным убежищем, но по ним все ещё можно было передвигаться без оглядки. Он пустился в неторопливое исследование: где можно поесть и где можно залечь. И неожиданно ясно ощутил присутствие Большого-теплого. Совсем близкое и совсем недавнее…

Уложив Виту и в каком-то странном сомнении постояв над нею, Адам вернулся в машину. Усталость понемногу добиралась и до него, слишком много произошло событий, ум не мог связать их так, чтобы не торчали углы, а главное, совершенно не находилось места для главного феномена – этих голых на орбите… Адам потер глаза. Потер сильнее.

Наконец дотер до того, что поплыли цветные пятна и искры. Вздохнул. Впереди была встреча с Колей и наверняка водопад информации. И надо было не утонуть.

Он тронул машину с места…

Мир потек назад.