Солдаты Вавилона - Лазарчук Андрей Геннадьевич - Страница 6

Оркестр играл что-то легкое, полетное, и леди Денниус, хозяйка, маленькая и подвижная, шагнула к ней, поцеловала в щеку и шепнула: «Ты здесь, слава Богу!» Сэр Денниус, давний друг, наставник, почти отец – напротив, холодно коснулся губами запястья и молча посмотрел в глаза, и Аннабель вдруг поняла, что он боится за нее.

И – почувствовала, что благодарна ему за этот страх.

– Богниц, – сказал барон лениво, – вы неизбежны, как судьба. Как удар молнии. И так же несносны.

– Судьбу вы считаете несносной? – сделал домиком свои белесые брови Богниц; глаза его смеялись.

– Я с ней конфликтую с момента рождения, – сказал барон.

– Нельзя ли несколько подробностей для прессы?

– В раздел скандальной хроники?

– Как можно! В спортивный, разумеется. Кстати, правда ли, что вы оба,

– Богниц поклонился Аннабели, – намерены выступить одним экипажем в «Трансафрике»?

Барон, не глядя, поставил пустой бокал – под бокалом тут же оказался поднос, а мгновением позже при подносе материализовался официант. Другой официант, несущий свежие коктейли, качнулся было в их сторону, но барон отмахнулся от него.

– Это неплохая мысль, – медленно сказал он, – поэтому, наверное, она мне в голову и не приходила… А что скажет ваше высочество? – повернулся он к Аннабели.

– Я вообще не собиралась заявляться на эту «Трансафрику», – сказала Аннабель. Сейчас он спросит: почему? – мелькнуло в голове. Надо что-то сказать… – Хотела бы не торопясь подготовиться к Кубку Наций.

– Это, конечно, цель… – протянул Богниц недоверчиво. – А можно политический вопрос? То есть я обращаюсь к вам не как к знаменитым спортсменам, а как к представителям виднейших фамилий Конкордиума. Ваше мнение о завтрашней Конференции Гор и Долин?

– Я отвечу как частное лицо, – сказала Аннабель. – Я считаю, что в нынешней ситуации любые шаги навстречу друг другу надо только приветствовать – и помнить, что есть вещи важнее застарелых обид.

– А я вообще не отвечу, – сказал барон. – Во-первых, я ничего не понимаю в политике, о чем вы, Богниц, прекрасно знаете. Во-вторых, что бы я ни сказал, это будет вразрез с мнением моей семьи – кажется, так получается автоматически.

– Послушайте, Ян, – сказала Аннабель. – Вы тут знаете всех – кто вон тот человек с черной розой?

– О, это же Яппо. Говорят, он _н_а_с_т_о_я_щ_и_й_ маг. Из старых. Я знаю, что его очень боялся покойный король Томас.

– Понятно, – сказала Аннабель.

Значит, вот он какой, этот Яппо, подумала она. Почему-то думала – старик, с бородой, с посохом… Как Хиид – таким он запомнился ей. Впрочем, может быть, это детские аберрации, тогда все, кто старше тридцати лет и выше пяти локтей, казались глубокими стариками и великанами…

– Король Томас, по-моему, боялся всего, – сказал барон. – Даже собственной тени.

– Вот именно, – поднял толстый палец Богниц.

Барон уже набрал в грудь воздуха, чтобы задать вопрос, когда Аннабель перехватила брошенный мельком на них взгляд высокого человека во всем черном и с черной розой в петлице и положила руку барону на плечо.

– Давайте лучше о скачках, – сказала она. – Или о боксе. Ведь наш друг Ян…

– В прошлом, ваше высочество, в прошлом!

– Не столько в прошлом, сколько в душе, правда ведь, Ян? Вот, допустим, волею судеб вы снова стали спортивным репортером – пари, что будете втрое счастливее, так? Или нет?

– Если с нынешним окладом – о, вдесятеро! Кстати, о пари: хотите свеженький скандал? Помните бой Раулингсон – Ферри? Третьего апреля? В восемнадцатом раунде Ферри проиграл техническим нокаутом?

– Сломал руку, кажется, – уточнил барон.

– Тот самый бой, – закивал Богниц. – Так вот, выяснилось, что оба боксера заключали пари на победу противника! Огромные суммы! Раулингсон дисквалифицирован и по уши в долгах, а Ферри вообще скрылся – но зато с двумя миллионами. Хотя, если его найдут, миллионы ему вряд ли понадобятся…

– То есть руки он не ломал? – приподнял бровь барон.

– Естественно. Массажист в перерыве незаметно впрыснул ему под кожу что-то, вызывающее отек, и Ферри осталось только удачно упасть…

– Свинство, – сказала Аннабель. – Массажист его и продал, наверное?

– Нет, – сказал Богниц. – Случайный снимок, и фотограф не сразу обратил внимание…

– Что осталось более или менее честного, – сказал барон, – так это теннис, шахматы, яхты и большие ралли. Все остальное…

– Я сказал бы иначе, – прищурился Богниц. – Бокс, лошади и футбол. Это продано, куплено и продано снова. Все остальное – с вариантами.

– Лошади, – сказала Аннабель. – Знаете, Ян, есть лошади и лошади…

– Я не имел в виду выездку, – сказал Богниц. – Я говорил про ипподром.

– Самый честный вид спорта – это рулетка, – сказал барон. – Ты знаешь, что всегда выигрывает казино…

– Смотрите, это Берт, – сказала Аннабель.

К ним подходил, заранее широко улыбаясь, Берт Яскульский, рыжий и круглолицый; четыре года назад, когда он только начинал свою карьеру, его простецки-легкомысленная внешность страшно мешала ему. Как и островной акцент. От акцента и веснушек он избавился – но не это, конечно, стало причиной его стремительного взлета. Сейчас он был товарищем премьер-министра Маргитании, второго по значению королевства Конкордиума.

По слухам, влияние его в кулуарах власти самого Конкордиума было колоссальным.

– О, милая Аннабель, как я рад вас видеть! Лео, я слышал, у вас проблемы? Поговорим за картами. Ян, никаких интервью, я отдыхаю. Что интересного в мире? Господа, позвольте мне похитить у вас принцессу…

Конечно, и Берт с ними, думала Аннабель, увлекаемая мягкой превосходящей силой. Как же без Берта… Она автоматически раскланивалась со знакомыми, окидывала взглядом платья и украшения дам, и вдруг оказалось, что они идут как бы по длинному коридору, в конце которого стоит, вовсе на них не глядя, человек в черном, но в последний момент коридор слегка вильнул, и их пронесло мимо, куда-то ко входу в зимний сад…

– Берт, куда вы меня тащите? – спросила она, оглядываясь.

– Как, вы еще не знаете? У Денниусов зацвела инстрелла. Вы видели цветок инстреллы?