Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Параграф 78 - Лазарчук Андрей Геннадьевич - Страница 9


9
Изменить размер шрифта:

13.

Я был идиотом тогда. Ну, не только тогда…

Отматываю время назад. Поднимаю с пола листовку и читаю её всю. В качестве противозачаточного средства дозировка по одной таблетке в день… внимание: применение по схеме через два дня на третий сколько-нибудь надёжного контрацептивного эффекта не обеспечивает… и так далее. Но это я сейчас такой умный. Когда уже… Ладно, проехали.

Отвечаю:

– Бывало и получше.

Голос гнусный. Сам провоцирую скандал – тем более, что с Лисой это не фиг делать.

– Что-то случилось?

– Случилось… – цежу. – Я тут обнаружил нечаянно, что в доме… что в нашем доме чистые только кастрюли. И ещё холодильник.

Молчу. Потом поясняю:

– Чистые – в смысле, там ничего нет.

Она перелезает через спинку дивана и мгновенно оказывается рядом. Есть у неё такое умение: мгновенно оказываться рядом. Какая-то нечистая сила. Японская ведьма Садако.

– Я не успела помыть посуду.

– А приготовить пожрать?

Она вроде как пристроилась к столу, чтобы с него убрать, – и теперь охотно прекращает это занятие.

– Так, началось…

– Скорей бы кончилось?

– Ну, типа того.

Я подаю ей листовку.

– Особенно мне нравится слово «нежелательной»…

Она садится и смотрит – не столько на меня, сколько мимо. Потом говорит:

– Там у тебя…

– А ведь я даже успел поверить твоему врачу. И давно?..

– Там сейчас…

– И давно ты их пьёшь?

– Ага.

– Понятно.

– Ну вот, теперь ты всё знаешь. Можешь заказать мне песню по радио. Кстати, вот-вот…

– Мне в этом месте надо смеяться?

Она внимательно смотрит мимо меня.

– Лиса!

Медленно переводит на меня взгляд. Откидывает волосы со лба. Глаза опухшие, белки в красных сеточках.

Вообще-то у неё глаза красивые, редкого в наших краях светло-зелёного цвета. Но когда они такие, как сейчас, – они страшные, будто варёные.

– Я, кажется, просила меня так больше не называть… – цедит медленно и опасно.

– А как тебя называть? Может, крошкой? Или рыбкой? А?

Лиса выуживает из-под стола квадратную бутылку скверного эстонского «Баллантайна» – его легко отличить от настоящего по поносному оттенку жидкости, – наливает в залапанный пивной бокал и снова смотрит мимо меня.

– Что-то долго…

Я беру бокал и выплёскиваю пойло в раковину. Она выпячивает губу.

– Хотела бы я знать, что тебя больше злит, котик, – говорит она медленно. – Что я типа хочу выпить или что я типа не хочу детей?

И я должен ответить.

14.

– Могу сказать, рыбка. Больше всего меня злишь ты.

– А, – говорит она с облегчением. – Это легко пережить. К тому же у меня сейчас месячные, так что, котик, пойди подрочи.

И в этот момент в микроволновке взрывается та дрянь, которую я сунул разогреваться. Явно что-то с кетчупом внутри, – потому что стекло изнутри заляпано киношной кровью и киношными внутренностями. Они сползают, шипя и пузырясь…

Мы некоторое время пялимся на это непотребство. Потом Лиса вздыхает:

– Н-да. Жизнь в целом не задалась…

Я знаю, что если я сейчас ударю её, то убью. Несмотря на все её навыки. Просто я тяжелее, сильнее и опытнее. Мне придётся повозиться, но я её убью. Поэтому я сажусь напротив, любуюсь ею (исключительно как явлением природы) и говорю:

– Ну ты и сука…

Она молча разводит руками, наклонив голову: ну, мол, так получилось, тяжёлое детство, мегабайтные игрушки, осквернённая наследственность, дурное влияние среды, ну, сука, да, уже ничего не поделаешь, любите меня, пока тёплая.

И тут я ни к селу ни к городу понимаю, что и с Лаской у неё что-то было, и не зря психоложцы их развели по разным группам. Не знаю, к чему это я. Просто так. Иллюстрация. Смотришь на человека и вдруг что-то про него понимаешь.

Но мне непреодолимо захотелось спросить об этом, а потом уколоть, уязвить, хотя я знаю, что с этой стороны Лиса абсолютно неуязвима. В ней есть что-то от деревенских жеребцов, которые обожают с подробностями живописать процесс. То есть Лиса охотно выложит, как и где она трахалась с Лаской и какова та на ощупь и на вкус…

Да. Но тут наступила та самая 311 тысяч 967-я секунда до сего момента (до С.М.), и пейджер гнусно пипискнул, мигнув красным светодиодиком.

Началась новая эра.

Я посмотрел на дисплей. Там высветился код места встречи и знак, что встреча должна произойти немедленно.

– Прости, крошка, – сказал я и встал. – Труба зовёт.

И сделал вид, что хочу чмокнуть её в щёчку.

Она отстранилась.

– Бедный котик. Так и пойдёшь, не пообедав? – в голосе прозвучало неприкрытое участие.

(Ну и скажите теперь: какие у нас, в жопу, могли получиться дети? Только сволочи. Но тогда я этого не понимал и думал, что всё само собой наладится, и что наоборот – у нас так плохо потому, что нет детей. Идиот, скажете вы – и будете правы, совершенно правы. Но, но, но…

В общем, не знаю. Ничего я не знаю, хотя и всезнающ. Такой вот парадокс.)

15.

От кого мы шифруемся? Естественно, от друзей, от кого же ещё? Друзья у нас строгие, и ежели им что не по ндраву…

Нет, с врагами проще. Кроме шуток.

Вот, например, что я читал курсантам помимо моей основной дисциплины, оперативно-тактического планирования:

«Понятие минимально необходимого воздействия в исторических примерах.

Лекция первая, вступительная.

Анализ современного положения России как игрока.

Современное положение России и сторонними наблюдателями, и многими экспертами внутри страны оценивается как заведомо проигрышное; по терминологии шахматистов – цугцванг. То есть каждый дальнейший ход неизбежно будет приводить к общему ухудшению позиции. Хотя история шахмат знает по крайней мере одного гроссмейстера, который умел выигрывать именно из цугцванга: это Алёхин. Он обладал парадоксальным шахматным мышлением. Но это был уникум, рождающийся раз в триста лет. Мы не можем рассчитывать на то, что такой человек родится в нужное время, что он захочет заниматься делами государства, что ему позволят, наконец, заниматься делами государства. Родовая беда избирательной демократии: к власти почти всегда приходят в лучшем случае твёрдые четвёрошники, а в худшем – зубрилы-отличники. Никто из них не сможет одержать победу, используя традиционную активную стратегию. Таким образом, сегодня и на много лет вперёд активная стратегия для России запрещена.

Другой выход из ситуации цугцванга – как можно дольше затягивать партию, уповая на ошибку противника, или на то, что у него истечёт отведённое для игры время, или что он заболеет и умрёт. Этим, собственно, наши правители и занимались до сих пор. Но игру невозможно затягивать бесконечно; пассивная стратегия так или иначе тоже ведёт к поражению.

Более продвинутым вариантом пассивной стратегии является виртуальный: незаметно с каждым ходом изменять правила игры. Настолько незаметно, что противник будет уверен на сто десять процентов, что играется прежняя партия; более того, делая последний роковой ход, он громко объявит вам мат – и вдруг окажется, что это и есть его проигрыш. За время игры правила изменились. Однако он может опротестовать результат, стукнуть вас доской по голове или потребовать играть заново…

Однако развивая этот вариант пассивной стратегии, мы выруливаем на стратегию принципиально иную; назовём её странной. Самый простой пример: играющий белыми играет в шашки, чёрными – в поддавки. Партия закончена – кто выиграл? Очевидно, что оба. Более того, в этом случае не может быть проигравшего, и даже подавляющее превосходство одного из игроков в классе игры никак не влияет на результат. Но, повторяю, это простейший демонстрационный пример, в нашей ситуации он не работает. В более продвинутом варианте странной стратегии мы заставляем противника использовать его силу на пользу нашего дела, вынуждаем совершать сложные шаги и делать громадные траты для достижения копеечных целей, и, допустим, создаём ситуацию, когда противник кричит «сдаюсь» и убегает, потому что уже не может этим дышать… Он обижен и оскорблён в лучших чувствах, но что делать: не садись играть с кем попало.

(Тут до майоров доходит, как правило, смысл шутки, и начинаются смешки)

То есть при использовании странной стратегии мы не изменяем и не нарушаем правила, но выводим фактический результат игры из зоны действия этих правил. Мы выигрываем независимо от того, сильный у нас противник или слабый. Просто он где-то после второго-третьего хода будет делать только то, что нужно нам.

А теперь рассмотрим всё это на исторических примерах. Я буду использовать в основном примеры из истории второй мировой войны, холодной войны и событий последнего десятилетия – просто потому, что эти периоды вы более или менее знаете. Если кто-то захочет расширить исторический профиль: не возражаю, но его инициатива может оказаться наказуемой рефератом или докладом…

Начнём с того, что положение цугцванга началось не вчера, не десять лет назад, не в кризисные девяностые, не при распаде СССР и не в перестройку Горбачёва. Боюсь, что последние успешные сильные ходы в игре с применением активной стратегии были сделаны Хрущёвым. Дальше активной стратегии пытались придерживаться, но игроки были уже не те. Мягко говоря, не те.

Да, я считаю именно Хрущёва сильнейшим стратегом России со времён Екатерины Великой. Екатерина, потом долго-долго-долго никого нет, потом Хрущёв. Да, он был эксцентричен. Но Фишер тоже был эксцентричен, я уже молчу про Каспарова. Путин? Ну, Путин довольно успешно затягивал партию, он оказался неплохим игроком позиционного стиля – но и только. Общая позиция на доске в целом не улучшилась.

Сталин? Ну, ребята… «Гроссмейстер знал только ход королевской пешкой». Это про него. Он очень хорошо себя подавал, и ему очень везло. Знаете, есть такая байка про блондинку, которая сыграла вничью в сеансе одновременной игры с двумя гроссмейстерами? Она ходила из комнаты в комнату и просто повторяла ходы одного на доске другого? Вот так примерно удалось устроиться Сталину. А когда он порол отсебятину, тут-то и приходил полный кирдык. Но об этом чуть позже.

Так вот: для того, чтобы играть, надо определиться с противником. Кто наш противник? Чтобы избежать длинного ряда перечислений, скажу сразу: весь остальной мир. Всё, что лежит за нашими границами, враждебно нам по природе своей. Во всяком случае, нам с вами так положено мир рассматривать. Как говорится, ничего личного…

Возвращаясь к активной стратегии и заодно уж к Сталину. Парадокс сорок первого года: РККА почти по всем параметрам превосходит вермахт, но терпит жесточайшее поражение, которое едва не приводит к гибели страны. Кабинетные стратеги сотни томов исписали, пытаясь объяснить, как это можно проиграть, имея двадцать пять тысяч танков против трёх тысяч? И объясняли это десятками способов, как правило, очень нелепых. А суть парадокса в том, что в реальных условиях манёвренной войны три тысячи танков гораздо сильнее, чем двадцать пять тысяч. Поясняю: для того, чтобы танк исправно функционировал, нужен бензин, масло, запчасти, инженеры и техники – и так далее. На полноценное обслуживание одного танка требовалось около ста человек в тылу и на фронте, минимум четыре грузовика и половина товарного вагона. А главное – всё это должны функционировать как единая система, без сбоев. Танк, как и самолёт впрочем, – крайне высокозатратное оружие. Та предвоенная орава, даже не вступая в бой, а просто один раз заведя моторы, тут же создавала пробки на тыловых магистралях. Я уже не говорю, что управлять в бою таким количеством танков при тогдашнем уровне связи и коммуникаций было просто немыслимо. То есть: отковали себе трёхметровый десятипудовый меч и попытались им драться… А теперь скажите мне: что, военные этого не знали? Прекрасно знали. Но никто не мог втолковать этой простой истины тому самоуверенному невежественному дилетанту, который военного дела не понимал, военным не доверял и военных боялся; может быть, и не без оснований; есть у меня толстые подозрения, что военный переворот где-то в тридцать шестом – тридцать седьмом всё-таки готовился…

Но об этом мы поговорим, когда дойдём до оперативной аналитики.

На эти же грабли наступили в семидесятых, что привело в конечном итоге к поражению в холодной войне и краху Союза. Уверен сам и могу доказать, что именно попытка создать бессмысленное количественное превосходство в технике в конечном итоге и переломило хребет системе…