Параграф 78 - Лазарчук Андрей Геннадьевич - Страница 28

72.

Я отправил разведчиков с заданием: методично прочесать весь этаж. Вряд ли остался кто живой, но порядок должен быть.

Док оказался прав: передатчик нашёлся здесь, в конференц-зале: комбинация из пульта проводной связи, плоской коробки с ручками настройки, пучка проводов, нескольких конденсаторных банок и грубо намотанной проволочной катушки. От всего этого безобразия под заглушку на стене уходил тонкий провод.

Я его оборвал.

Пункт первый задания был выполнен.

Теперь предстояло начать выполнение пунктов два и три одновременно. С пунктом три мог справиться док единолично, а про себя я решил, что прикрывать его будет некий Гудвин. Будем считать, что Гудвину надоело бегать. Возраст, старые раны, «колено горничной»… Остальным предстояло спуститься на ту площадку с лифтовой развязкой и посадить Спама на лифт, ведущий в самый нижний уровень, в отсек обслуживания ракетных капсул.

Пройти же им предстояло сквозь полчища очень агрессивных лабораторных крыс…

Ладно, подумал я, полчаса отдыха ребятам не повредят. Даже час… И я скомандовал привал, предупредив, что это не навсегда и спать лучше не заваливаться.

Вернулась разведка, доложив, что этаж чист. Их я тоже отправил отдыхать, а сам подсел к доку. Тот листал тетрадку – обычную ученическую, с голой Сандрой Юю на обложке.

– Никакой ясности, – сказал он, предупреждая вопрос. – Они сообразили, что что-то происходит, когда мозги уже начали закипать. Это, – он прошелестел листами тетрадки, – написано буквально на другом языке.

– На каком? Может, я знаю?

– Нет, формально это русский… Просто другая семантика, другой уровень смысловых связей…

– Типа как если подсунуть первоклашке Канта?

– Вы хорошо схватываете, Гудвин.

– Залог выживания… Что произошло с крысками? У них тоже выплеск гениальности?

– Подозреваю, что да. Непонятно только, почему крысы. С ними опыты не ставили, их держали для сыворотки.

– Сыворотки?

– Долго объяснять. Да и зачем это вам?

– Праздное любопытство, скорее всего… Ладно, не буду мешать. Если что, свистите.

– Свистну…

Я прошёл к ребятам. Они расположились в коридоре между двумя лабораториями, там, где была курилка. Только они понатаскали туда из жилого блока кресел и матрацев. Скиф чистил автомат, Лиса курила трубку, Люба хрумкал «кис-кис» – похожие видом на знаменитые ириски брикетики белково-глюкозного концентрата, – запивая их водой из фляжки. На вкус «кис-кис» кошмарные, говорят, их специально делают такими, чтобы не возникало соблазна погрызть от нечего делать – потому что четырёх-пяти кубиков хватает, чтобы обеспечить нормального бойца энергией в обычных условиях, а десяти – в экстремальных, на марш-броске там или в горах. Но Люба был не вполне нормальным бойцом…

Пусть жрёт, не жалко. До сих пор ему ничего плохого не делалось.

Фест валялся на матраце серым таким чучелком, он явно устал больше всех нас. Известно, что привычка даже к легальным, то есть особо чистым и якобы обезвреженным наркотикам выносливость снижает. А Фест, когда подрабатывал «тележкой», баловался и нелегальщиной, в том числе экстремальной – например, «скипом». «Скип» известен тем, что практикующие его ничего об ощущениях не рассказывают. Похоже, они действительно всё забывают. Что не мешает им вновь и вновь искать и покупать эти зелёные ампулы – которые в семьдесят раз дороже золота… А пока душа их странствует и скитается где-то не здесь, тела делают всё что угодно, и эта неопределённость, неизвестность, незнание того, куда ты вернёшься, – придаёт дополнительную остроту. Более того, многие утверждают, что до приёма препарата они жили в другой, немного, но всё же отличающейся от нашей, вселенной. Улицы назывались по-другому, в записных книжках список знакомых менялся, какие-то памятники появлялись или исчезали… ну и так далее.

Пай читал книжку. Спам просто маялся. В тюрьме ему надоело, но привычка к постоянному, двадцать четыре часа в сутки, насильственному общению с людьми, которых ты в других обстоятельствах к себе на пистолетный выстрел не подпустил бы, ещё не выветрилась. В тюрьме нельзя расслабляться, вот он и отвык от расслабления. Когда-нибудь привыкнет снова, но это будет не сегодня.

– Что читаешь? – спросил он Пая.

– Книжку, – ответил Пай.

– Покажи, – попросил Спам.

– Ты этих букв не знаешь, – сказал Пай и показал обложку: чёрную с алыми иероглифами.

– А это про что? – спросил Спам.

– Про то, как самураи хотят умереть, – сказал Пай и снова уткнулся в книжку. Демонстративно шумно перевернув страницу.

– Если с первого раза не получилось, то парашютный спорт не для вас, – вздохнул Спам и повернул голову. – Люба, – сказал он изменившимся медовым голосом. – А может, в картишки?

– Не буду, – сказал Люба, дожёвывая последний «кис-кис». – Ты жульничаешь.

– Ну так следить же надо! – возмущённо вскинул руки ладонями вверх Спам, на миг сделавшись похожим на индийскую танцовщицу. – Я всегда жульничаю!

– Ну и жульничай. Вон с Лисой сыграй.

– Я с тобой хочу. Ты очень прикольно бесишься.

– Иди в жопу.

– Ну вот, чуть что, сразу в жопу.

– Настоящему мужику, если разобраться, – пробормотал Фест, – жопа вовсе и не нужна.

– О! – сказала Лиса. – Устами идиота… А почему ты не хочешь со мной играть?

– Ты меня убьёшь.

– Да я тебя и так когда-нибудь убью.

– Но это же будет ещё не очень скоро?

– Может, и не очень. Сдавай.

– Я не могу. Мне моя религия не позволяет играть ни с кем, кроме Любы.

– А какая у тебя религия? – спросил Скиф, со щелчком загоняя шомпол на место.

– Такая, знаешь… – Спам развёл руки с растопыренными пальцами сантиметров на семьдесят в стороны, сделал вид, что взвешивает что-то тяжёлое; усомнился, свёл руки поближе, снова взвесил, кивнул: – Вот такая примерно.

– С дыркой посредине? – поинтересовалась Лиса.

– С какой дыркой? Ты о чём думаешь, грубая ты женщина? Я тебе говорю о религии, о высоком, а ты в этот момент о чём думаешь? Ты бы лучше, чем о всяком таком думать, уговорила бы Любу раскинуть со мной картишки. А потом он будет очень прикольно беситься, и мы все будем смеяться. Ы?

– Спам, – позвал я. – Иди сюда, есть тема.

73.

Я отвёл его на достаточное расстояние и объяснил, что, во-первых, доверяю ему больше, чем всем остальным (не вместе, но по отдельности); во-вторых, ещё не проверял, но абсолютно уверен, что система подрыва (пиростерилизации! – каково?) станции выведена из строя, я попытаюсь с ней повозиться, но вполне вероятно, что восстановить её не удастся. Поэтому, в-третьих, мне нужно, чтобы Спам не только окончательно демилитаризовал ракеты, раскурочив блоки управления, но и установил там подрывные заряды – так, чтобы пробить борт ракеты и воспламенить топливо. Возвращаясь, Спам должен будет проследить, чтобы канал, по которому пойдёт вверх пламя, был относительно свободен. Задача ясна? Ясна, сказал Спам, моргнув. Гудвин, слушай… а как ты считаешь, нас сюда не для опытов закинули? Нет, сказал я, нас закинули, как обычно – чтобы заткнуть пробоину. Ну да, ну да… – он стоял смирно, но казалось, что ковыряет пальцем стенку, – и всё-таки сомнения гложуть… Потом поделимся сомнениями, на разборе полётов, сказал я, и да, кстати: а что это ты имел в виду? – я повторил его жест, взвесив на руках пару невидимых тяжёлых арбузов. Спам сказал: кхм… да я так… не знаю… что-то в голову стукнуло…

Я его отпустил.

Он так же, как и все остальные, трахался с Лисой в пору её безудержного блядства. И теперь её же этим и дразнил, показывая, как взвешивает на руках её груди. А Лиса сделала вид, что не поняла. Перед кем она сделала вид? Передо мной или перед Скифом?

Да какая, к чёрту, разница?..

Религия у Спама сложная, я уже говорил. Но кое в чём мы с ним сходимся.