Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга вторая - Лазарчук Андрей Геннадьевич - Страница 22

Молча качая головой, вернул баклагу десятнику. Лица его разглядеть не мог, глаза застило слезами, но показалось – Азар смеется.

– Ничего, старший, – услышал он сквозь гул внутреннего пламени, сейчас полегчает...

И правда, легчало на удивление быстро. Жжение и смрадный привкус еще сохранялись, но дышать и говорить стало можно. И – прояснилось перед глазами...

– Крепкая вещь, – с уважением произнес Алексей.

– Ну'тк... Азах древностью силсн – так говорят.

– И надолго это спасает?

– Пока опять не устанешь. Да, да, – он ухмыльнулся в ответ на недоверчивый взгляд Алексея. – Такое вот это хитрое варево. Наверное, ведьмачат они над ним, не просто так варят... тещу мою взять – природная ведьма, да и женушка в нее вся... была, покойница... Ты вот что, старший. У тебя дела были в отрыве от нас. Так? Или нет?

– Были. Именно что в отрыве, – кивнул Алексей.

– Делай.

– Да я бы, может, и делал... да только видишь... не получилось так, как поначалу задумывал, а теперь вот нерв не могу поймать.

– Ошибиться боишься...

– Ошибиться... Да. Боюсь. И еще чего-то боюсь. Чувствуешь... как будто в тесте сидим? Туго, вязко... а кто-то тесто это замешивает, замешивает...

– И – в печку...

– Угу.

– Скажи-ка, старший. Я вот человек простой, в делах высоких разбираюсь слабо. А ты при дворе служил, разговоры умные слушал. Думали они, стратиги, да и кесарь, отец наш – что можем проиграть войну подчистую?

– Думали. Понимали, что так и будет, скорее всего.

– На что же надеялись?

– На чудо, должно быть... Да еще на таких, как ты. На меня. На случай. На то, что конкордийцы восстанут. На то, что чародей, все это затеявший, с собственным чародейством не справится. Мало ли на что... На то, что Бог еще жив.

– А в то, что измена была, ты веришь?

– Измена? – Алексей пожал плечами. – Да как-то и в голову не приходило.

Кто изменял, в чем?

– Ну, как же... Все знают, что в битве чародейство бессильно. А тут – на тебе... молнии с неба... ну, и – будто бы так может стать, если чародеи сговариваются. Попахивает чем-то, а?

– Что я тебе могу сказать, Азар? Хоть и изучал я это все и кое-чему даже научился, а все равно... не то чтобы другому объяснить – сам почти ничего не понимаю...

Они выехали на крошечную – только скатерть расстелить – полянку и остановились. Потом кони попятились. Сытые вороны, не в силах взлететь, замахали крыльями, отгоняя незваных пришельцев, и закричали в страхе.

Наверное, страх, родившийся в этом месте, был так велик, что Алексей сразу и почти наяву увидел то, что происходило здесь два дня назад – не потребовалось закрывать глаза, вслушиваться в то, что шепчут деревья, что впитала земля...

Не бедные люди забрались в эту глушь... мать-вдова, две дочери, две служанки, кучер и конюх, лакей – молодой сильный парень... еще человека три...

Те вышли из леса, солдаты неизвестно какой армии, мародеры. Без особых затей приступили к потехе... Лакей не выдержал, бросился с топором, перерубил насильнику хребет... Забили. Не просто так забили, с выдумкой. А он боялся больше всего, что это какое-то неизвестное колдовство над ним творят...

– Что делают, – тихо сказал Азар. – Что же они все делают...

В этот момент дудочка-близняшка, висящая у Алексея на шее, тихо пискнула. Потом – издала трель. Коротко... длинно... коротко... длинно...

Они разучили пять сигналов... «иди ко мне, я жду», «жди и не уходи», «я ухожу, прячусь», «я тебя ищу» и «опасность!». Сейчас звучал последний... Он поднес дудочку к губам и продудел... «Жди и не уходи».

Дудочка молчала с минуту, потом отозвалась... «Я прячусь». И после паузы снова... «Опасность!» Тогда он продудел... «Я тебя ищу».

Больше дудочка не отзывалась.

Ничего не понятно.

Столько времени было... нет чтобы выучить азбуку Морзе...

– Я поеду, – сказал он. – Продолжай... как условились.

– Возьми вот, – Азар подал ему баклажку. – Бери, бери, у меня еще одна есть, – усмехнулся он, показав неровные желтые зубы. – Да и ту, небось, до конца не издержим...

Все было как в повторном кошмаре... с неба сыпались люди на птицах... и кто-то в бессильном ужасе вздымал кулаки, женщины хватали детей, а кто-то пытался стрелять из этих нелепых мускарских луков...

Нападение застало ее на улице. Она оделась в походное и вышла из дому на рассвете, чтобы увидеть Афанасия... чтобы сказать ему...

По улице неслись две женщины с подойниками, прижимая их к груди, как детей, а за ними, вздымая могучими крыльями пыль и сор, почти касаясь дороги когтями выставленных вперед лап – летела огромная бурая птица! Клюв был раскрыт, черный язык высунут, глаза горели безумным огнем. На спине ее сидел человечек в остроконечной шапочке и с тонким длинным копьем в руке... Отрада закричала.

Другая птица пронеслась над самой крышей, заставив ее присесть, закрыть голову руками.

Женщины бились в пыли, пытались встать, в воротах голосили ребятишки. Живые, тупо удивилась Отрада. Наваливалось что-то ужасное. Такое, что лучше умереть, чем пережить снова...

Афанасий бежал через улицу наискось, бежал неуклюже, боком, придерживая неживую руку. Стрела, упав вертикально, вонзилась в землю прямо перед ним. Он перепрыгнул через стрелу, налетел на Отраду и, обхватив ее поперек туловища, молча поволок в дом.

– Все прячьтесь, – сказал он хозяину. – В подполье – и тихо. Крылаки подолгу не задерживаются.

Они пробежали через хозяйскую половину, выскочили на крытый двор, забежали в хлев. Коровы выли. Афанасий открыл задние ворота, выглянул, кивнул Отраде... идем.

Тут была истоптанная стадом дорога, сразу за ней – заросшая речка, а за речкой через поляну – густой ельник.

Огромная птица вылетела из-за крыш справа и с клекотом стала разворачиваться. Наездник смотрел в другую сторону... что-то он там увидел...

– Бегите, – сказал Афанасий.

– Я с вами, – быстро сказала Отрада.

– Мне нужно выпустить Конрада. Нельзя же его отдавать вот так.

– Я с вами!

– Нет. Вас я с собой не возьму... Хорошо. Не бегите в лес, ждите пока здесь.

Скоро вернусь.

Афанасий нырнул в вонькую теплоту хлева. Отрада прижалась к стене, вытянулась. Свес крыши надежно защищал ее от взоров сверху... она вдруг почувствовала себя маленькой и беззащитной, еще меньше и еще беззащитнее, чем тогда в общежитии... в комнату вломились наголо остриженные пьяные или, скорее, обкуренные парни и никак не желали убираться, но и не приставали в обычном смысле, а делали что-то непонятное... построили их троих вдоль стены, на щеках помадой нарисовали какие-то зигзаги, заставляли учить и повторять непонятные слова... «Казыр надах, казыр надах...» Один из парней сидел на полу и бессловесно пел, раскачиваясь...