Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга первая - Лазарчук Андрей Геннадьевич - Страница 21

Это было плохо. Очень плохо. Как ни кощунственно звучит, но – хуже, чем если бы он умер. Каким великим славом был хотя бы Гроздан... На миг Алексей ощутил то, что чувствует, наверное, воин, когда под ударом чужого меча голова его отделяется от туловища: острейшее осознание происшедшего и полнейшая беспомощность, невозможность что-либо изменить.

Нет выхода... Тропу им заступили.

Тем временем, пока сознание предавалось греху паники, тело исполняло долг. Как ни странно. Апостол не сдал тайник, и сейчас Алексей, вырвав крышку стола, набивал карманы пачками денег. Аникит лежал здесь же, упакованный в длинную картонную коробку из-под спиннинга. В шкафу, к счастью, плотно закрытом – запах не просочился, – нашлись два толстых черных новых, еще с неоторванными бирками, свитера, несколько пар теплых носков и маленькая дамская кожаная куртка на меху:

Апостол успел сделать часть необходимых покупок.

Саня сидела на краешке ванны – очень бледная, даже синеватая.

– Одевайся, – подал ей вещи Алексей. – Сейчас пойдем.

– Алешенька... что происходит? Господи, ведь...

– Выйдем отсюда – расскажу. Надевай это, свое можешь бросить.

Сам он прошел на кухню. В холодильнике лежала палка твердой венгерской колбасы и стояло три баночки с плавлеными сырками. На подоконнике распласталась пустая зеленая дорожная сумка. Он бросил в нее продукты, второй свитер, носки, часть денег, взял Аникит под мышку и осмотрелся в последний раз. Ничто здесь больше никому не понадобится... Саня ждала его. Они выскользнули на лестницу. Дверь захлопнулась.

Воздух в подъезде казался нежным, свежим, арбузным. Но Алексей знал по опыту, что сладкий запах недавней смерти еще долго будет преследовать их, прорываясь из самых неожиданных мест.

Мороз охватил их и принял в себя.

Саня уже несколько раз щипала себя за руку, чтобы убедиться в реальности происходящего, – хотя каким-то слоем сознания отлично понимала, что щипки могут быть такими же эпизодами сна, как и сошедшие с ума собаки сегодня на кладбище, и самое кладбище, и свирепая зимняя гроза... Ей приходилось видеть сны с ощущениями побогаче и посложнее, чем простые щипки. Скажем, вчера она купалась в синем ледяном озере, и маленькие добрые рыбки, подплывая, щекотали и клевали ее руки... было обжигающе холодно, льдинки кололи плечи, от горного солнца начинала гореть стянутая напряженная кожа...

Из размеренной, предсказуемой, скучноватой, бедной жизни она нырнула вдруг в темное, опасное, неизвестное... Страх распирал ее, но при этом – трубы звучали в ушах, далекие трубы, вызывая странную дрожь. Это было примерно то же чувство, что и при купании в том сотворенном сном озере: пронзительный холод, бодрящий, согревающий, обжигающий... Но пока что холод уверенно брал свое.

И страх почти смыкался над лицом, отнимая дыхание.

На подгибающихся ногах она едва поспевала за Алексеем, испытывая к нему что-то взрывное: то ли доверие, то ли наоборот... то ли ужас.

Ужас? Она не поверила.

Большой, сильный, уверенный... растерянный, что-то скрывающий... непонятный.

Саня где-то потеряла себя.

Она вынырнула из мути в неярко освещенном помещении со стойкой. Алексей что-то тихо объяснял пожилой женщине в строгом синем костюме, показывал свой военный билет, паспорт и делал успокаивающие жесты: мол, все будет в порядке... Потом он подозвал Саню, взял у нее студенческий билет – единственный уцелевший документ – и стал заполнять какие-то листки. Саня догадалась, что он, наверное, селится в гостиницу, но мысль эта была поверхностная и вялая. «Я не могу спать с сестрой на одной кровати...» – услышала она сквозь непонятный шум. Она поняла, что еще пять минут, и все: она упадет и уснет прямо на этом полу, застеленном серокоричневым ковром. А если кто-то попробует ей помешать...

Пошли, скомандовал Алексей, подвесил ее за руку на свое плечо и отправился в долгое путешествие по темным коридорам. Шаги были неслышны. Потом он отпер дверь – задержался на пороге, прислушиваясь, и вошел. Зажег свет. Номер был двухкомнатный! Быстро мойся, скомандовал Алексей, подталкивая ее к двери в ванную комнату, и спать. Я не могу, я уже... Он нагнул ее над раковиной, плеснул в лицо холодной водой. Делай как я велю, сказал он тихо. Обязательно вымой волосы – лучше в две воды. Что? – не поняла она. Вымой два раза. Так надо. Хорошо, согласилась она покорно.

Странно: она действительно сумела вымыться. Надевать после мытья старое белье вдруг показалось противно. Алеша... дай простыню... Алексей просунул ей в приоткрытую дверь розовое хлопчатобумажное покрывало. Она завернулась в него и кое-как выползла. Быстро под одеяло – и спать, приказал Алексей. А ты? Успею...

Саня нырнула под одеяло и будто умерла там. Алексей постоял над нею. Потом прошел в ванную, быстро выстирал брошенное белье и развесил на горячем змеевике. Коротко вымылся сам. Вышел, прислушался. Тишина. Вернулся в ванную, промыл волосы. Опять прислушался. Да, по-прежнему тихо. Голый по пояс, он сел на диван, привалился к стене. Потом – протянул руку, ухватил коробку, приставленную к стене. Открыл ее. Осторожно достал Аникит и положил себе на колени. Погладил объятую мягкой кожей рукоять. Теперь можно было расслабиться. Он неподвижно сидел и смотрел в окно – в промежуток между неплотно задернутыми шторами. Небо над крышами некоторое время оставалось черным, потом стало синеть. Больше ничего не происходило.

– Ты испугалась вчера?

Саня ответила не сразу. Почему-то не хотелось долго расписывать все свои переживания, но – нужно было сказать сейчас одну полную и окончательную правду. Коротко и точно.

– Испугалась. Да я и сейчас боюсь. Только... Вот здесь боюсь, – она поднесла руку к виску, – а здесь нет, – провела от горла вниз. – Это нормально?

– Думаю, да. – Алексей развернул стул, сел на него боком, опираясь на спинку подмышкой. – Видишь ли... Мне нужно очень многое тебе рассказать, и я не вполне представляю, с чего начать, чтобы ты не подумала, что я свихнулся. Может быть, вчерашнее... Как бы это...

– Вправит мне мозги? – засмеялась Саня.

– Заодно. Нет, я хотел сказать другое: что вчерашнее – только начало. Дальше может начаться такое... Саня помолчала, глядя куда-то в угол. Потом тихо спросила: