Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга I - Лазарчук Андрей Геннадьевич - Страница 6

Холодом обвило плечо и бок – будто в самую стужу привалился к каменной стене. Мимо прошёл и встал напротив мёртвого Гроздана мёртвый Домнин.

И Гроздан будто бы даже попятился, но тут же остановился.

"Старик, уйди. Я не подчинюсь тебе, бедный седой мотылёк. Тот, кто послал меня, готов овладеть миром, а чем можешь овладеть ты? Садовой лейкой? У тебя ещё есть время уйти самому. Даю тебе три счёта…"

"Не трудись считать, трус. Здесь ты не пройдёшь. И ты это знаешь, так ведь?"

Домнин сделал шаг вперёд. Комната чуть провернулась, в щели меж потолочных плах посыпался мусор.

"Остановись, безумец, – сказал Гроздан. В голосе его было только спокойствие. Слишком много спокойствия. – Ты ведь не желаешь остаться на пороге?"

Домнин сделал второй шаг. Ртутный ручеёк побежал по стене, растёкся лужицей. Тяжёлые блестящие капли застучали о половицы и столешницу.

"На этом тебя и подловили, так ведь, слав? Да, ты ещё помнишь то время, когда был доблестным славом… Остаться на пороге. Что может быть страшнее?.. Может, слав. И ты это тоже очень хорошо знаешь…"

"Знаю. Хочешь, расскажу, как это выглядит? Просто очень длинная лестница вниз. И всё. Ничего другого там нет. Очень длинная лестница. Хочешь, чтобы мы пошли по ней вместе?"

"Пойдём", – легко согласился Домнин… и Гроздан понял, что он говорит правду.

Мёртвый слав стремительно отшатнулся. Но старый чародей уже подошёл к нему достаточно близко, чтобы коснуться его рукой. Алексей каким-то чудовищным обострением мыслей и чувств понял, что теперь оба мертвеца слиты в одно. Гроздан задёргался и заметался, круша всё в зале, и Домнин в этих метаниях обнимал его всё плотнее и плотнее. Чудовищный бесформенный ком тьмы замер наконец у руины печи.

"Это всё, слав", – сказал Домнин тихо.

Ком напрягался, перекатывался внутри себя…

"Нет!!! – крик Гроздана вынес оставшиеся стёкла из переплётов. – Нет, старик! Не так просто…"

Наверное, Домнин вовремя понял, что хочет сделать мертвец. Почти вовремя.

Тонкая белая искра вылетела из недр тьмы и ударилась в грудь кесаря. Он пошатнулся, а слившиеся в бесформие мертвецы с чудовищным рыком взвились в воздух и ринулись в чернеющее квадратное отверстие дымохода. Весь потолок вспыхнул жутким ртутным блеском. Плахи расселись, одна матица выскочила из паза и повисла, удерживаемая Бог знает чем. Сухая земля и клочья мха сыпались обильно.

Алексей чувствовал себя вынырнувшим с самого дна – уже после того, как будто бы хлебнул воды. Всё вокруг было страшно яркое и вещественное. Он видел и запоминал навсегда: слезы и царапины на лице августы – цепочку с золотым скарабеем на морщинистой её шее – кровь под обломанными ногтями… разрубленный в двух местах – под горлом и напротив сердца – кожаный чёрный жилет на Войдане… и странно изменившееся лицо кесаря. У него был изумлённый и чуть недоумевающий вид. Он осторожно потрогал свою грудь рукой…

Потолок над головой угрожающе трещал.

– Уходим отсюда! – крикнул Алексей. – Государь!..

– Да, конечно… – растерянно ответил тот и посмотрел на августу.

Но Войдан понял всё правильно. Он подхватил отца под руку и повлёк в коридор. Там толпились.

– М-матушка… – Алексей повернулся к августе. – Матушка, прошу вас…

Она встряхнула головой, расправила плечи и неторопливо зашагала следом за своими мужчинами. Алексей пропустил её и ещё раз быстро огляделся.

Ртутный блеск быстро и коротко показывался то там, то здесь, и в мерцании его что-то мгновенно завораживало, казалось то ли обязательным, то ли неузнанно-знакомым. Но Алексея уже тащили за руки и за полы куртки, и он не сумел рассмотреть и понять, в чём была странность и прелесть этого блеска…

Он ещё много раз будет видеть его во сне и просыпаться с мучительным чувством того, что ещё миг – и тайна перестанет быть для него тайной… но этот миг не был ему дан никогда.

Алексея буквально выволокли из разгромленной залы, и тут же рухнул потолок.

Мелиора. Двор кесаря Радимира

В месте прикосновения искры к груди кесаря участок кожи размером с детскую ладонь позеленел и потерял всяческую чувствительность. Лекарь Деян долго осматривал распростёртого на широкой лавке пациента, качал головой и бормотал неслышно. Потом сказал:

– Государь. Я впервые вижу такое. В моей памяти нет никаких упоминаний о подобной болезни. Позволь мне удалиться и обратиться к книгам. Может быть, я найду нужное описание и средство.

Кесарь слабовольно махнул рукой: иди. И подтвердил словом:

– Иди уж, мучитель. И всё – идите. Сил моих больше нет, чтоб вас видеть…

Отвернулся к стене и замер.

Алексей, что стоял в дверях, пропустил лекаря мимо себя и вышел следом.

– Так плохо? – спросил он.

Лекарь, не оборачиваясь, кивнул.

Силентий – тайный совет – собрался в стражницкой. Этериарх стражи Мечислав Урбасиан стоял во главе стола, за которым друг друга напротив сидели стратиг Рогдай и потаинник Юно Януар. По правую руку от Рогдая держался Войдан, всё ещё бледный после столкновения с мертвецом, а рядом с Юно Алексей неожиданно для себя увидел Аэллу Саверию, ведиму и целительницу, служившую, как и многие другие ведимы, семейству Вендимианов, относящемуся к их ремеслу терпимо и даже поощрительно. Появление её при дворе кесаря в трудный час могло многое значить…

– Садись, лекарь. Садись и ты, слав… – этериарх дождался, когда Деян и Алексей займут места за столом, и тяжело сел сам. – Говори, лекарь.

Деян покосился на Аэллу, вздохнул.

– Хорошего вы от меня не услышите. Я не видел никогда сам, как начинается "болезнь царей", но в трудах описания читал многократно… Всегда первоначально возникает маленькое серое пятнышко с розовой каймой, оно растёт… Завтра оно будет с блюдце, через три дня появится смрад. Пройдёт ещё две-три недели… Мне хотелось бы ошибиться, но я не ошибаюсь – всё слишком очевидно.

Повисло молчание. Слышно было, как в соседей комнате идут часы.

– Скажу я, – начал стратиг Рогдай. – Не было такой тяжести дня на моей памяти. Замять в Степи. Конкордия опять готовит армаду. Семейства наши так и не договорились до мира. Можно было рассчитывать, что хотя бы перед лицом врага они сплотятся, как это было при кесаре Паисии – пусть на время, пусть кое-как… Потому, думаю, и нанёс враг удар нам в самое сердце. Если лекарь прав, то остаётся у нас один кесаревич Войдан… с женой своей Блаженой… – стратиг проговорил это ровно, но ровность далась ему не сразу. Юная Блажена была младшей дочерью Терентия Вендимиана, генарха южного семейства. И ясно, как день, что все Паригории и те, кто держит их руку: славы северные и большая часть восточных – с большой неохотой пойдут под знамёна кесаря… – И происходит всё это с руки проклятого Полибия – а значит, ждать нам новых напастей и бед. Я сказал. Говори теперь, Юно.

– Сказать хорошего тоже не могу, – приподнял Януар свою круглую, как бы кошачью голову. – В Бориополе странной смертью умер кесарский судья Агав Дометий, а в порту Ирин забили до смерти двух комитов, приставленных к таможне. Вандо Паригорий умыл руки, не став расследовать эти смерти… На востоке начались усобицы мелких дворов из-за торговой дороги на Нектарийский рудник. Всё точно как пред той войною… Моих наличных сил уже не хватает и на Столию. Банды и бродиславы подходят к самым границам кесарских пределов, грабят хутора. Скажу честно, как ни мерзко это звучит: я надеялся на вторжение, потому что тогда мы имели бы шанс отринуть внутреннюю смуту. Но теперь… не знаю. Говори, Аэлла.

– Жизнь кесаря для нас бесценна, и мы можем её сохранить, – тихо сказала она. – Но он будет… только жив. И всё. Его нельзя будет даже показать сторонним людям…

– Кокон Пианы? – догадался лекарь.

– Да, кокон доброй Пианы. Тем временем можно попытаться найти средство… противоядие… мало ли, что мы никогда не слышали о таком…

– Гроздан был всего лишь рукой Полибия, – сказал Алексей. – Значит, если заставить Полибия снять чары…