Муж для девочки-ромашки - Ларина Арина - Страница 40

– Почему тяжелый?

– Потому что понедельник. Кстати, ты как и где Новый год хочешь встречать?

– Очень своевременный вопрос. В гробу на кладбище. Чтобы цветы, венки и никто не лез. Устала я. Просто заговор какой-то против меня. И домой не вернуться, там мама с мужиком. Надо же, даже у мамы есть мужик, а меня бросили!

– Нечего, твою маму тоже когда-то бросили. Не завидуй. Чтобы найти вторую любовь, надо похоронить первую. Кстати, надеюсь, ты оказалась умнее родительницы, в подоле ничего не принесешь?

– Умнее. Я вообще теперь дико умная. Не голова, а дом советов: все гудит и толку никакого. Вот маманя порадуется, когда я завтра в родную келью въеду. А любовь, Вика, ее нельзя похоронить. Если она есть, то это уже объективная реальность и никуда от нее не денешься.

– Не придумывай отговорки, – усмехнулась Вика. – Тебе просто лень ее закапывать. Похоронить можно что угодно, было бы желание. Охота себя пожалеть – расслабься, пожалей, только краткосрочно. Если будешь колыхаться унылым студнем, тебя сожрут на чужом праздничном застолье. Отвлекись, поставь себе цель и при к ней на грейдере. Возьми себя в руки и умой всех. Кстати, тебе и без траура по Валере есть чем заняться. Поговори с мамой, найди подлеца-папашку, столкни его лбами с кредитором, а потом иди на новый виток. Цивилизация, равно как и жизнь, развивается по спирали. И только от тебя зависит, куда и как двигаться: карабкаться вверх или забуриться в гумус и в гумусе же прозябать. Сделай их всех, Надька! Зачем тебе мужик, который тебя не любит? Ну зачем? Ты себя убедила, что не можешь без него. Это фикция, бред. Теперь напрягись и убеди себя в обратном. Все могут, и ты сможешь. Без прошлого нет будущего, только надо из этого прошлого шагнуть вперед, а не упиваться собственной трагедией.

– А ты смогла забыть Андрея? – Надюша испытующе уставилась на замявшуюся подругу.

– Во-первых, я не привожу в пример себя, а даю советы, – не растерялась Вика. – А во-вторых, как я могу его забыть, если еще не отомстила. Я не злопамятная: растопчу и успокоюсь. Все. Утро вечера мудренее. Пошли спать, а то завтра, когда с помятыми физиономиями на работу заявимся, народ решит, что мы вместе квасили.

Наверное, Вика все говорила правильно, только советы прошли по касательной.

Рана была слишком свежа, чтобы так легко следовать чужой логике.

Весь день Надя ждала, что Валера все же перезвонит. Разумеется, он вздохнул с облегчением, лишь только за ней закрылась дверь, но вдруг? Вдруг он понял, что без нее никак? Вдруг осознал, что это и была любовь? Пусть неправильная, неотлаженная, как несмазанный механизм, неуправляемая, как необъезженная лошадь, но любовь! К которой надо было привыкнуть, притереться, понять ее. Зачастую мы способны оценить лишь потерю. Но Валера не звонил.

– Нет, – твердо решила Надюша. – Я звонить не буду. Он должен сам.

Через час она уже убедила себя, что Валера сам позвонить не может, потому что мужчине трудно сделать первый шаг. Через два – что он точно так же измаялся. Через два с половиной Надюша уже звонила Валере, выйдя в коридор.

– Надя? – в его голосе было столько удивления и досады, что сразу стало ясно: не маялся он. И спал этой ночью, вероятно, тоже крепким и здоровым сном.

– Как дела? – спросила она, чтобы хоть что-нибудь спросить. Если бросить трубку, он тут же догадается, что ей не все равно, что она переживает.

– Послушай, – раздражение, сквозившее в Валерином тоне, ледяными струями окатывало слух и впивалось в сердце, – не надо мне звонить, пожалуйста. Я не умею дружить с женщинами, с которыми спал. Мы расстались. Так что лучше друг друга забыть. Не надо пытаться реанимировать то, чего у нас не было. Прощай, Надя! Совсем прощай, ты поняла? Не звони больше.

«Совсем прощай…» Надя поняла, что сейчас заплачет.

– Что, обсчитали? – сочувственно спросила ее телефонистка Оля, притормозившая рядом. – Бывает, не переживай. Сегодня тебя, завтра – ты. Что ни делается, все к лучшему.

Утешив Надежду столь незатейливым образом, Оля побежала по своим делам.

Как просто. Действительно, все к лучшему. Надо просто перешагнуть эту стену, за которой счастье, или перепрыгнуть. Или вскарабкаться, а потом упасть, но уже по другую сторону неприятностей.

Философия и теория – одно, а практика – все же другое. На практике ни перешагнуть, ни перелезть не получалось.

– Мам, я сегодня приеду. – Надя постаралась говорить беззаботно, словно между делом, но от ее нервозности даже трубка нагрелась.

– Вот радость-то, – съехидничала мама. – С чего бы это? И почему ты мне звонишь? Надеешься на встречу с оркестром и хлебом-солью?

Конечно, Татьяна Павловна не обрадовалась. С чего радоваться, когда на закате второй молодости у тебя вдруг налаживается личная жизнь, а у дочери наоборот – все рушится. И она, не желая прозябать на руинах, приплетается в родное гнездо с чемоданами и намерением обосноваться третьей в их теплом тандеме. А третий, как известно, лишний. Надя это все понимала, но идти ей было некуда.

– Я просто предупредить, на всякий случай.

– На какой случай? – снисходительно поинтересовалась мама.

– На тот случай, если вы собираетесь скакать по квартире вечером в неглиже. Или имеете в виду еще какие-нибудь развлекательные прожекты. Так вот не забудьте меня в свои планы вписать, чтобы мой приход не стал для вас неожиданным сюрпризом, – почтительно пояснила дочь и нажала «отбой». Везде лишняя, никому не нужная, кроме кредитора. Фортуна не только повернулась задом, но и вела себя как обнаглевший скунс.

После смены Надя осталась доделать перевод. Работа была срочная, заплатить должны были побольше, чем обычно, поэтому она старалась. Если в этот раз все получится, то и в будущем можно будет рассчитывать на не менее симпатичные заказы. В агентстве ей сказали, что иногда появляется шанс перейти из разряда внештатных переводчиков в штатные. Надюша еще не решила, нужно ли ей это, но перспектива обнадеживала. Это была видимость еще одного выхода из лабиринта, в который ее загнала собственная неосмотрительность. Всю жизнь проработать на гостиничной стойке в любом случае не получится, поэтому запасной аэродром не помешает.

– Вы работящая девушка, Надежда, – раздался над ухом бесстрастный голос Рельке, и Надя напряглась. В принципе использовать компьютер в личных целях никто не запрещал, но и не разрешал. Скандала очень не хотелось.

– А что это? – изумился босс, вчитавшись в текст на экране монитора.

– Я подрабатываю переводами, – как само собой разумеющееся выдала Надежда.

Главное – вести себя уверенно, но не наглеть.

– Хочу заработать на второе образование, – заглянув в очки Рельке, радостно поделилась подробностями Надя. За очками недоумевали маленькие блеклые глазки, в самих очках отражалась симпатичная и в меру доброжелательная девица.

– Второе? – еще больше удивился Рельке.

– Ну да. Юридическое или экономическое. В будущем мне это пригодится, – мечтательно поведала Надежда, на всякий случай не отводя открытого и честного взгляда от парализованного ее откровенностью шефа. – Чтобы сделать карьеру в нашем отеле.

Последнее она добавила для страховки. Одно дело – работать для себя, а другое – на пользу великой гостиничной сети, во имя общего блага, так сказать.

– Я хочу вас есть. – Рельке перешел на русский язык, приведя Надюшу в состояние ступора.

«Переборщила, – испугалась она. – Надо было хотя бы покраснеть, а не делать из него такого откровенного дурака».

Затравленно улыбнувшись и подобострастно хихикнув, в любом случае одобряя все задумки любимого начальства, Надя затихла.

– Есть вас хочу? – перестроил фразу Рельке и обиженно поджал губы.

«Вот полиглот придурошный, – расстроилась Надежда. – И переспросить нельзя».

Все в гостинице знали, что Рельке чрезвычайно гордится знанием местного языка, поэтому дико раздражается, если его поправляют или недоуменно переспрашивают. Кроме всего прочего, милейший австриец, стремившийся ассимилироваться и подружиться с коренным населением, был невероятно злопамятным. Поэтому народ дальновидно кивал и понимающе улыбался, когда Рельке, отклонившись от стандартного «Как дела?», выдавал немыслимые конструкции из серии «К порядку», что означало «Все в порядке», и «Но, пошла», когда он пропускал даму вперед. Сначала сотрудники шарахались, потом привыкли.