Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Перекресток

Ладыженский Олег Семенович

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Перекресток - Ладыженский Олег Семенович - Страница 19

Изменить размер шрифта:

ВЫХОД

Когда мы выходим на сцену,

Когда мы вершим торжество,

Мы знаем и меру, и цену,

И смысл, и значенье всего.

Мы – древние мудрые боги,

Мы – юные чудо-цари,

С презреньем швыряя под ноги

Кумиров любых алтари,

Мы брезгуем адом и раем,

Мы славим свободу и пыл,

И вольной душой презираем

Соблазны нелепой толпы.

Когда мы выходим на сцену,

За нами идет благодать,

Вселенная – это плацента,

Отвергнутая навсегда,

Законы великим излишни,

Могучим смешны рубежи…

Но вот мы выходим.

Мы – вышли.

И каждою жилкой дрожим.

Минута – и занавес поднят,

Минута – и зал начеку.

И правда коварную подлость

Сорвет, как с гранаты чеку,

И мы оставляем гордыню

В кулисах, как сброшенный плащ,

И в сизом искрящемся дыме

Наш гимн превращается в плач,

Стихает дробящийся топот,

Скрываются в ножнах мечи…

А кто-то нас хлопнет по попе

И скажет: «Родился? Кричи!»

ОТКРОВЕНИЕ

У лихой каравеллы дырявое днище,

Затупились мечи, вместо ножен – труха,

Утомленные принцы завидуют нищим,

И глодают шакалы легенд потроха.

Пока тускнеют древние венцы,

И Белоснежка спит во гробе цинковом,

Еще один романтик вышел в циники,

Еще один тихоня – в подлецы.

Черный флаг с костяком на портянки разорван,

Белый флаг с алой розой сожжен по злобе,

Из избы не выносят ни мыслей, ни сора,

Ни детей, ни покойников – тихо в избе.

Пока торгуют грешным и святым,

И книги – нет, не жгут, но давят трактором,

Еще один философ стал спичрайтером,

Еще один поэт ушел в менты.

Ах, романтика, птица, попутчица, стерва!

Не даешь? – ну и ладно. Даешь? – за пятак.

И опять не хватает ни мысли, ни нерва,

И швыряешь монетку, как душу, с моста.

Пока слепые возятся во мгле,

И бес хромой, от счастья пьян, снует,

Еще одна Джульетта лесбиянствует,

Еще один Ромео на игле.

А в Париже – дожди. Громоздится над Сеной

Нотр-Дама ковчег (после нас – хоть потоп!),

И клошар с мощной челюстью Жана Габена

Пьет вино и, зевая, ломает батон.

Пока винцо свершает чудеса,

Пока его батон, хрустя, ломается,

Клошар вздыхает и склерозом мается:

Что видел он когда-то в небесах?

* * *

Когда хулили и хвалили,

Когда толкали и тянули,

И выпили, и вновь налили,

И опьянели, и заснули,

В том странном сне я понял вдруг,

Что значат крест, звезда и круг.

Потом вставали и спешили,

Опять хвалили и хулили,

Строгали, резали, пилили,

Нимб примеряли, дело шили,

И позабыл я навсегда,

Что значат круг, крест и звезда.

Однажды просветят и взбесят,

Возьмут, поднимут и уронят,

Заплачут, рассмеются, взвесят

И отпоют, и похоронят,

И я уйду из этих мест,

Туда, где круг, звезда и крест.

Там не хулят, но и не хвалят,

Не зашивают и не рвут,

Не поднимают и не валят,

Не умирают, не живут –

И я обратно убегу

Вертеться с вами на кругу,

С крестом – наградой и бедой,

Под путеводною звездой.

ЗА ГОРОДОМ

Дождь был гуляка и повеса,

Бездельник, баловень, босяк,

Он плел из галок сеть над лесом,

Ловя пустые небеса.

А лес был возбужден и пылок,

И так пронизан сентябрем,

Как будто в мире лесопилок

Еще никто не изобрел.

* * *

Романтический флер – как вуаль на стареющей даме.

Там морщины, и тени, и горькие складки у рта,

Что копилось годами, и в ночь уходило следами

Этой жизни, которая, в сущности, вся прожита

Без остатка. Остаток – тщета.

Я люблю тебя, жизнь, как ты есть – без нелепой вуали,

С дорогой мне морщинкой, с усталым, измученным ртом.

Мы с тобою вставали, спешили, неслись, уставали,

И давно не нуждаемся в том, что случится потом.

Клен простился с опавшим листом.

РАЗГОВОР

Я говорю, а ты не понимаешь,

Не то чтоб невнимательно внимаешь –

И шляпу с уважением снимаешь,

И смотришь, как колеблется гортань,

Но в смысл тебя конфеткой не заманишь,

И нет тебе в том смысле ничерта.

Я говорю, а ты не понимаешь,

Кусаешь губы, кулаки сжимаешь,

То вдруг по-украински: «Як ся маєшь?»,

То вдруг по-русски: «А пошел ты на…»

За сигаретой сигарету смалишь,

И все ж не понимаешь ни хрена.

Я говорю, а ты глядишь с укором,

Не понимаешь, и поймешь не скоро,

Своротишь горы и построишь город,

Но пониманье, мой искусный джинн,

Уже не ссоры, и еще не споры,

Когда мы каждой жилкой задрожим

От пониманья. Ты не понимаешь,

Тебя влечет пустая кутерьма лишь,

По кругу ты, как пони, ковыляешь,

Я в центре круга, будто столб, стою,

«Ешь, – говорю. – Вот хлеб. Он задарма. Ешь!»

А ты не хочешь хлеба, мать твою!