Пространство мертвых дорог - Берроуз Уильям Сьюард - Страница 5

Однажды он совершил обряд сексуальной магии, чтобы извести судью Фарриса – того самого, который сказал, что Ким прогнил насквозь и воняет, как скунс. Он прибил гвоздями к стене фотографию судьи в полный рост, вырванную из светского альманаха, и мастурбировал перед ней, напевая стишок, которому его научила валлийская нянька.

Волосы становятся дыбом у Кима на голове. Он стонет, всхлипывает, выкрикивает последнее слово и выстреливает семенем, прямо в пах судье. И судья Фаррис действительно упал с лестницы через пару дней и сломал себе ключицу. И потом рассказывал, клянясь и божась, каждому, кто имел терпение его выслушать, что мерзкая рыжая собачонка, забравшаяся, судя по всему, в дом через окно в подвале, внезапно возникла перед ним, когда он спускался по лестнице, осклабив зубы в самой настоящей улыбке, и бросилась ему под ноги, да так, что он споткнулся и скатился по лестнице, ударившись при падении плечом о стену.

Никто ему не верил, кроме Кима, который знал, что ему таки удалось спроецировать мыслеформу. И все же сомнение грызло его. Судья каждый вечер напивался до чертиков и частенько падал. Ким пришел к выводу, что магия – занятие ненадежное и, по правде говоря, довольно глупое. Другое дело – сталь и свинец.

Он прочитал о Хассане-и-Саббахе, Горном Старце, Повелителе Ассасинов, и пришел в восторг. О, как ему хотелось быть одним из ассасинов, проводить дни и ночи среди одних мужчин! Во снах Старец с седой бородой и пронзительными голубыми глазами являлся к нему и приказывал убить полковника Гринфильда, который сказал, что Ким похож на овчарку, повадившуюся таскать овец.

«ГРРРРРРРРРРР… Я прыгну и вцеплюсь ему в горло, как, говорят, поступают тюлени, если дрессировщик плохо с ними обращается».

После удара молнии в воздухе повисает особенный запах: это один из архетипичных запахов, таких как запах моря или опиума, один вдох – и ты его уже никогда не забудешь.

Однажды Ким Карсонс и Джерри Эллисор увидели, как молния ударила в карниз здания старой школы на окраине Сент-Албанса; запах был таким плотным, что, казалось, можно было увидеть глазами, как он ползет фиолетовым маревом от расколотых разрядом кирпичей; этот запах подействовал на мальчишек, как валерьянка на котов. Они сорвали с себя одежку и начали носиться как сумасшедшие, мастурбируя, кувыркаясь колесом, просовывая голову между ног, скалясь во весь рот и крича в синее небо:

– А ТЕПЕРЬ МЕНЯ ПОНЮХАЙ!

И маленькая черная охотничья собачка Джерри задрала голову к небу и завыла, а вокруг сверкали молнии, небо становилось все темнее и темнее, пока от горизонта не осталась только одна полоска, светящаяся ярко-зеленым светом, а затем мы схватили в охапку наши шмотки и рванули в подземное убежище, построенное на случай торнадо, а кирпичи от здания школы сыпались на нас отовсюду. Мы чуть в штаны не наложили, когда вихрь вырвал с корнем дверь убежища, а затем раздавил дом словно спичечный коробок. А собака все выла и выла. Когда мы наконец выбрались из убежища, от дома уже и следов не осталось – он исчез вместе с бабушкой Джерри, прикованной болезнью к постели. Бабушка оставалась в доме одна, потому что Арч и Ма отправились в город совершать свой ежемесячный поход по магазинам, поручив Джерри присматривать за «старой вонючкой» (так он называл старуху).

«Может, ее в реку зашвырнуло», – предположил Джерри, когда они поливали друг друга горячей водой в сауне, отскабливая от кожи налипшую дрянь. Впрочем, все были рады от нее избавиться: последние пять лет старуха совсем с ума спятила, ее груди были изъедены раком, и Арч покупал ей морфий в надежде, что он-то ее наконец доконает, но старухе морфий был нипочем, и Арч сказал, что пичкать ее морфием – это все равно что пытаться закормить свинью до смерти.

– Хуже прорвы свет не видывал, у нее просто дна нет.

– Ну, ест-то она самую малость, – сказала Ма. – Полчашки супа в день. На этом она долго не протянет.

Тут встрял Джерри:

– А я слышал об одной Святой Женщине, которая прожила двадцать лет и ничегошеньки не ела, кроме святой воды по воскресеньям.

И тогда Арч посмотрел на него и спросил:

– Ты таких историй много знаешь?

– Конечно, целую уйму. Вот один старый хрыч прожил сорок лет, после того как доктор ему сказал…

И тут Арч засандалил ему по кумполу ручкой от грабель.

Однажды Джерри позволил Киму посмотреть на бабушку. Бабушка оказалась похожей на старый утес, обросший лишайником, и он подумал, что в таком виде она сможет просуществовать еще целую вечность. Ну а сауну построил один финский парнишка, который умел искать воду и лудил посуду, и он чего-то там наколдовал такого, когда ее строил, что только одни финны умеют. Никто не мог выговорить его настоящее имя, поэтому все его звали Синки (от Хельсинки), потому что все финны оттуда родом. У Синки были ярко-рыжие волосы, один глаз голубой, а другой – карий. Ему ничего не стоило выхватить нож из рукава, снести башку курице, а затем засунуть нож обратно в рукав, прежде чем кровь успеет хлынуть из шеи… ФШШШШШ! Ким припоминает, что, когда сауна была закончена, первыми мыться туда отправились Синки, Джерри и Ким. Они совсем не боялись, что к ним вдруг ввалятся Арч или Ма, потому что к тому времени Арч и Ма подсели на морфий, и подсели на него крепко – настолько крепко, что даже больше не слышали, как воет бабушка, когда ей морфия не достается, а раньше Арч утверждал, что слышит бабушкин вой аж на другом конце кукурузного поля.

Ну так вот, Синки потер свой длинный член с багровым кончиком, а Джерри показал свои лошадиные зубы, и тут и у меня и у него оттопырилось, и мы принялись дрочить и вонять, как два ебаных хорька. А затем Синки начертил на полу круг молофьей и что-то сказал по-ихнему, объяснив, что это такое финское волшебство, так что эта сауна еще дом перестоит.

От одной мысли об этом Ким распаляется. Он видит рыжую волчью морду Синки, которая склоняется над ним, длинный тонкий острый член Синки упирается ему в живот, два глаза, один – голубой, другой – карий, смотрят по-разному, и сауна словно становится просторнее, он видит красное сияние над линией горизонта, словно лесной пожар, и он знает, что это Полярное сияние с картинки из учебника географии – чудо природы.

Так значит, когда Арч и Ма вернулись, они даже не стали печалиться о доме, поскольку и бабушка с ним исчезла тоже, а новый дом они построили на другом месте, чтобы бабушкин дух не затеял туда являться. В полнолуние на месте, где старый дом стоял, слышится бабушкин вой, а сауна до сих пор стоит как ни в чем не бывало. Правда, никто в ней не моется. Арч и Ма от морфия стали прямо как кошки, от одной мысли о воде их передергивает.

Ким вспоминает друга своего отца, джентльмена с небольшим состоянием, который объехал весь мир, изучая необычные виды единоборств. Он об этом даже книгу написал. Ким вспоминает, что это был уверенный в себе и довольный жизнью мужчина. Он мог убить любого голыми руками и знал это. Видимо, с этим чувством живется намного легче.

Это была захватывающая книга. Китайские мастера, например, умеют оглушить или даже убить жертву незаметным ударом, нанесенным в нужное время по нужному месту. Они даже владеют техникой «мягкого прикосновения», от которого человек умирает несколько часов спустя. Стоит только выбрать в толпе жертву и – тут Ким начинал радостно насвистывать похоронный марш.

А один индийский боксер мог со всего размаху ударить кулаком по листу стали, и на кулаке даже синяков не оставалось. Он попросил автора книги врезать ему изо всех сил. Причем дал понять, что если тот придержит удар, то он может и не надеяться, что боксер поделится с ним тайнами ремесла. И тогда автор – а у него по карате был пятый дан – ударил его что было сил, но индиец даже бровью не повел.