Когда пришли триподы - Кристофер Джон - Страница 4

Я не очень хорошо помню, как складывались его отношения с моей матерью, за исключением того, что они иногда целыми неделями не разговаривали друг с другом. Помню, как они говорили со мной по отдельности, как будто они два разных кегельбана с единственной кеглей, а кегля эта – я. С Ильзой ничего подобного. Отец замучивал разговорами и ее, и Анжелу. Однако со мной он никогда много не разговаривал. Вероятно, на меня приходилось три процента его разговоров, да и эти проценты были вынужденными.

Однажды в воскресенье я остался один: папа показывал клиентам дом, а Марта взяла с собой всех остальных на передвижной рынок антиквариата. Она и меня спросила, хочу ли я ехать с ними, я отказался под предлогом домашних заданий. Но это было правдой лишь отчасти: большую часть заданий я сделал в пятницу вечером.

Закончив остальное, я был свободен. Приготовил себе сандвич с беконом, поиграл в игру с драконами, просмотрел комиксы в воскресных газетах, и все еще было четверть одиннадцатого. Я подумывал, не позвонить ли мне Энди, и тут услышал машину папы.

Он спросил:

– А где все? А, да, на антикварном рынке. Не хочешь ли удивить их, Лаури?

– Мы их не найдем.

– Они ведь в Бадлейке? На лужайке.

– Марта говорила, что они могут отправиться еще в несколько мест.

– Все равно можем попробовать.

Я ничего не сказал. Он слегка обеспокоенно посмотрел на меня.

– Ты предпочитаешь что-нибудь другое?

– Мы давно не выходили на лодке.

– Уже поздно в этом году. Да и погода неподходящая.

Ночью была буря. Сейчас она прекратилась, но по-прежнему дул сильный ветер, а небо было закрыто серыми тучами, гнавшимися друг за другом.

Я сказал:

– Мы могли бы проверить причал.

Он помолчал.

– Конечно, Лаури.

Лодка у нас была уже два года. Это «Моуди-30» с семью местами в трех каютах. У нее боковой киль, мощный дизель, дающий 20 километров в час, навигационная установка Декка и радар; в камбузе большой холодильник; есть душ. Папа купил его с рук с помощью фирмы, у которой выдался хороший год, так как цены на дома выросли.

По пути на реку папа много говорил. Я только слушал. Постепенно он истощился, и мы вернулись к нашему привычному молчанию. Я понял, что, как обычно, возмущаюсь этим, и решил что-нибудь предпринять.

Я сказал:

– Ты читал сообщение о том, что тело, найденное в обломках треножника, было предварительно вскрыто? Вероятно, вначале об этом не сообщали, чтобы не пугать народ.

– Вероятно, ты прав.

– Но кто мог проделать это вскрытие?

– Наверно, робот, управляемый на расстоянии. Часть тех механизмов, обломки которых найдены в капсуле.

Я сказал:

– Он просто выбежал из фермы. Энди или я могли выбежать из сарая, и тогда нас разрезали бы.

Папа молчал. Я продолжал:

– Ты никогда не рассказывал, что почувствовал… когда это все произошло.

– Разве?

Я резко сказал:

– Не помню, чтобы ты говорил.

– Я помню то утро, – медленно начал папа. – Помню очень хорошо. Проснулся рано, и в шестичасовых новостях было сообщение о странном предмете в Дартмуре. В 6.30 сообщили больше, упомянув, какой он огромный и что он на трех ногах, потом было сообщение об аналогичном предмете в Америке. В семь всякие сообщения прекратились, только министерство обороны перекрыло движение в нескольких районах. Я понял, что изолируют район Дартмура. Вспомнил, как накануне ты рассказывал о вашей разведывательной экспедиции. И сообразил, что ты внутри этого района.

Я несколько смутился:

– Район большой. Там было с полдесятка других команд, они ничего не видели.

– Ну, я был уверен, что ты где-то там, и похоже, происходит что-то неприятное. Я начал звонить – вначале в полицию, затем на Би-би-си, в конце концов – в министерство обороны. Со мной разговаривали так вежливо и уклончиво, что я понял: дело серьезное. Сорвался и накричал на них. Это мне, конечно, ничего не дало.

У папы обычно хороший характер, он не любит ссориться. То, что он сорвался, меня обрадовало.

Он продолжал:

– Я уже собрался вывести машину и ехать туда – попробовать прорваться. Но тут сообщили о ракетном ударе и о том, что треножник уничтожен. Я решил, что лучше оставаться у телефона и ждать новостей от тебя. Ждать пришлось долго.

Я сказал:

– Мы были в безопасности в сарае.

Он снял руку с руля и положил мне на плечо.

– Ты поступил разумно, затаившись в сарае. Энди рассказывал, что ты отговорил его от попытки убежать. Мы говорили с Ильзой, и она сказала, что можно рассчитывать на твой здравый смысл.

Я отодвинулся от него.

– Ты знаешь, Лаури, Ильза тебя любит. – Я промолчал. – Любит, как Анжелу.

Звучит глупо.

Я сказал:

– Надеюсь, катер в порядке. Ночью было ветрено.

– Наш участок реки защищен, кроме южного направления. А ветер был западный.

В первое лето мы хорошо попользовались лодкой, но с тех пор почти не выходили в море. Ильзе это занятие не очень нравилось, может быть, потому что в Швейцарии ловят рыбу только в озерах. Ее обычно укачивало. Она не жаловалась и не отказывалась выходить на «Эдельвейсе» – ну и имечко для лодки! – но выходы постепенно прекратились.

– Мы так и не сходили на Гернси.

Возможно, звучало как обвинение. Во всяком случае, отец заговорил извиняясь. Он объяснил, что у него много работы, что его партнер часто болеет. И Марта всегда занята, а нам нужно подстраиваться под нее. У Марты был небольшой дом на Гернси, раньше мы проводили в нем каникулы. В этом году папа с Ильзой и Анжелой ездили в Швейцарию к родителям Ильзы; ее отец – мы называли его Швейцдед – болел. Поэтому я и отправился в летний лагерь.

– В следующем году обязательно сходим, – сказал папа. – В начале лета. А сейчас в Истер. Как насчет Истера?

– Замечательно, – ответил я.

Я готовил уроки, когда зазвонил телефон. Я взял трубку, думая, что звонит Энди. Разобрал одно-два слова, но понял, что звонит Швейцба, Ильзина мать. По сравнению с ее акцентом Ильза – диктор Би-би-си. Я сказал, медленно и отчетливо произнося слова: «Это Лаури. Я позову ее. Пожалуйста, подождите. Warten Sie, bitte».

Я позвал Ильзу и пошел к себе. По радио передавали записи триппи-музыки. Это были отрывки из телешоу с добавкой вокального синтезатора – эта пьеса была всю неделю наверху списка. Слова глупые, мелодия резкая и повторяющаяся, синтетический голос действовал раздражающе; но это как раз тот сорт музыки, что забирается тебе под кожу, и ты, сам того не замечая, напеваешь ее, доводя себя до сумасшествия. Триппи-шоу приобрело фантастическую популярность во всем мире, включая Россию и Китай. Я все еще не видел его, отчасти потому что Анжела отчаянно им увлекалась, но я чувствовал, что музыка каким-то коварным способом захватывает меня.

Кончив уроки, я пошел в гостиную. Здесь были Ильза и папа; он наливал выпивку, и они разговаривали. Входя, я услышал слова Ильзы: «Любой приступ опасен. Он ведь так давно болеет».

– Я только хотел сказать, что день-два можно подождать, – ответил папа.

– Тогда может быть поздно.

– Что-нибудь с Швейцдедом? – спросил я.

Папа кивнул:

– Сердечный приступ. – Он продолжал, обращаясь к Ильзе: – По тому, что она говорила, положение не безнадежное. Он ведь даже не в реанимации.

– Но оно безнадежное для нее. – Ильза жалобно посмотрела на папу. – Я не хочу уезжать. Ты знаешь. Но…

Она замолчала. Папа подошел к ней, она обняла его. Я смотрел в окно. Два дрозда дрались из-за оранжевых ягод ползунка, покрывавшего заднюю стену.

Папа сказал:

– Закажу билет на первый же рейс. А как Анжела?

– Ты думаешь, ей лучше лететь со мной?

Конечно, лучше, подумал я. В этот момент я увидел, как Анжела подъезжает к дому и прислоняет к стене свой велосипед. Ильза тоже увидела ее и позвала в дом. Она объяснила, что у дедушки был сердечный приступ, что она должна лететь в Швейцарию, чтобы повидаться с дедушкой и бабушкой, и что Анжеле лучше лететь с нею.