Звезды под дождем - Крапивин Владислав Петрович - Страница 6

– Зонт будет как маленькое небо, понимаешь? – объяснил он. – Кругом тучи, а над тобой звезды. Как на настоящем небе. Хочешь?

– Маленькое небо? – чуть нараспев повторил малыш.

– Ну конечно! Давай…

Не надо было спешить. Поспешность испугала малыша.

– Нет! – громко сказал он и прижал зонт к себе. – Не надо. Не трогай!

Две женщины, сидевшие неподалеку, услыхали, наверно, испуганный голос малыша – разом обернулись. Кто обижает ребенка?

– Ты совсем глупый, – устало проговорил мальчик. – Будто я тебя граблю… Я хотел, чтобы у тебя был зонт, каких ни у кого нет. Да ну тебя…

Он ушел с площадки и сел на пустую скамью.

Трамвай дребезжал и катил вдоль темного парка. За окном не было фонарей, и оно казалось непрозрачным. В стекле, как в черном зеркале, мальчик разглядел себя.

А за собой он увидел малыша.

Малыш подошел незаметно. За железным стуком колес не было слышно хлопанья резиновых голенищ. Он подошел и теперь стоял у скамейки, маленький и какой-то виноватый.

– А ты… много звезд нарисуешь?

– Много, – обрадованно сказал мальчик и обернулся. – Садись. Я тебе все объясню.

И малыш сел рядом.

Мальчик открыл зонт, уткнул его острый конец в спинку переднего сиденья, а ручку положил себе на плечо. Теперь перед ним была черная внутренность маленького купола.

– Смотри. – Мальчик ткнул мелом в тугое полотно. – Вот здесь, где палка, в самой середине неба, всегда на одном месте стоит Полярная звезда.

– Всегда? – переспросил малыш и снова сдвинул коротенькие светлые брови.

– Всегда.

– А днем? – хитро улыбнулся малыш.

– И днем. Только при солнце звезд не видать.

Малыш замигал.

– Смотри, – продолжал мальчик. – Вот здесь семь звезд. Будто ковшик. Это Большая Медведица…

– Медведица?

– Да. – Мальчик нетерпеливо поморщился. – Ты что, никогда не слыхал?

Малыш склонил к плечу голову.

– Это звезды? – он показал пальцем на меловые точки.

– Ну… да, – осторожно сказал мальчик.

– Нет. – Малыш энергично замотал головой. – Такие не надо. Нарисуй с лучиками.

– С какими лучиками?

– Вот с такими! – И малыш нарисовал в воздухе пятиконечную звезду. – Большие.

Мальчик опустил руку с мелом и отвернулся к окну.

– Такие не бывают.

– Нарисуй, – тихо попросил малыш.

– Большие, все не влезут, – не оборачиваясь, ответил мальчик.

– Ну все равно. Немного влезут.

– Они будут ненастоящие.

– Сам обещал… – с трудом проговорил малыш.

Мальчик наконец взглянул на него. Тень козырька теперь не падала на лицо малыша, и в темных влажных глазах плавали отражения трамвайных лампочек.

Словно искорки обиды.

Мальчик вздохнул. Он знал, что такое обида.

– Ладно, – сказал он.

Погромыхивал, дребезжал, звенел полупустой вечерний трамвай. Останавливался и бежал дальше. Входили и выходили пассажиры. А на скамейке, где сидели двое мальчишек – маленький и постарше, – тихо совершалось чудо: черный зонт превращался в сказочное небо.

Мальчик рисовал большие белые звезды: пятиконечные, восьмиконечные, десятиконечные. Они складывались в созвездия, каких не знал ни один астроном. Малыш сидел, приткнувшись к плечу мальчика, и не шевелился. Рот у него был приоткрыт, и нижняя губа повисла маленьким розовым полумесяцем. Не отрывая взгляда от звезд, малыш вынул из сапог ноги в коричневых чулках, поставил пятки на скамейку и обнял колени. Так было удобнее. А покинутые сапоги качались, толкали друг друга. И широкие голенища с красной подкладкой были похожи на большие, удивленно открытые рты. Сапоги не могли понять, что там происходит.

На самом краю сиденья нетерпеливо звякал забытый бидон. Вагон потряхивало, и казалось, что кто-то маленький и любопытный прыгает в бидоне, подбивает головой крышку и хочет выглянуть: в чем там дело?

Мальчик рисовал быстро и умело. Сначала это было нелегко: мел плохо приставал к влажному полотну. Но мальчик приспособился. Рисовал контуры, а потом легкими частыми штрихами плотно закрашивал звезду.

– Слушай, – вдруг спохватился он. Только сейчас спохватился. – А дома тебе не влетит?

– Нет! Не влетит.

Глаза малыша сияли. Разве могло влететь за такую красоту!

– А ты можешь еще луну? – радостным шепотом спросил он. – Вот здесь…

– Круглую или месяц?

– Круглую… и месяц. Можно?

– Ну нет, – отрубил мальчик. – Так уж совсем не бывает.

– Ну, тогда круглую.

Мальчик нарисовал большое белое полнолуние, и матерчатое небо стало еще удивительнее.

– И ракету, – попросил малыш.

Ракета получилась похожей на морковь, с пушистым хвостиком ботвы, но малыш был доволен. Он поднял над собой зонт и завертел ручку. Ракета помчалась по краю маленького неба, а звезды и луна закружились в сказочном хороводе…

– Ой! – сказал мальчик. – Эх ты! – и схватил за руку малыша. Небо остановилось. – Ты знаешь, где мы едем? Где твой магазин?

Небо качнулось.

Малыш прыгнул в сапоги. Глаза его были теперь совсем круглые и рот сделался похожим на букву "о".

– Не вздумай реветь, – сказал мальчик.

Ну что с ним было делать, с этим малышом? Нельзя же так – подарить человеку звезды, а потом его бросить.

– Ладно, никуда не денется твоя сметана.

И они поехали назад, отыскали магазин, купили сметану и снова пошли на остановку – ждать трамвая. Ждали долго, стояли под одним зонтом. Капли дождя стали реже и крупнее. Они дробно колотили по зонту.

Лучи фонарей отражались от мокрого асфальта и высвечивали под зонтом колючие белые звезды и луну.

Мальчик сошел с тротуара, чтобы взглянуть, не показалось ли за деревьями огоньки трамвая.

– Куда ты? Стой под нашим небом, – обеспокоенно сказал малыш.

А когда уже подходил трамвай, он спохватился:

– Я забыл бросить три копейки!

Он забыл опустить в кассу три копейки и оторвать билет, когда ехал в трамвае. И никто не напомнил – трамвай был без кондуктора.

– Ерунда, – успокоил мальчик. – Сейчас поедешь и бросишь два раза. Это ведь все равно.

– Это ведь все равно, конечно, – повторил малыш.

Мальчик помог ему взобраться на площадку вагона. Помог и пошел с остановки.

Малыш хотел махнуть ему рукой. Но как? В одной руке был зонт, в другой – посудина со сметаной. И он просто смотрел вслед большому доброму мальчишке, который подарил ему такое удивительное небо.

Проводив малыша, мальчик вернулся в магазин. Когда мальчик первый раз уходил отсюда, ему показалось, что у порога блеснула трехкопеечная монета. Он почему-то постеснялся поднять ее при малыше. А три копейки были нужны: ехать зайцем больше не хотелось, противно. И мальчик вернулся.

Монетки у порога не было. Мальчик хотел выйти на улицу, но там в это время рванул ветер и дождь приударил так, что асфальт будто закипел.

Это было слишком даже для промокшего насквозь мальчишки. Он остановился в тамбуре – в проходе, решил переждать неожиданный дождевой шквал. Прислонился к узкой стенке, чтобы не мешать людям, которые торопливо забегали в магазин, спасаясь от потоков.

Лишь один человек не спешил. Это была довольно грузная тетя в прозрачном плаще с капюшоном. Она вошла, заполнив собой тамбур, и остановилась, шумно дыша. В руке у нее была тугая кошелка, сплетенная из цветных пластмассовых полосок. Они весело блестели в свете тамбурного плафона. Сверху из кошелки торчали, как зеленые фазаньи хвосты, пучки лука.

Спешили мимо люди, задевали эти хвосты, кошелка дернулась, и мокрые перья лука мазнули мальчика по штанам.

Владелица кошелки повернула к мальчику большое набрякшее лицо. У нее были красные, как у гусыни, глазки.

– Это еще зачем? – Она выбросила слова такой скороговоркой, что получилось непонятно: "Эт-ще-зчем?" – Эт-ще-зчем? – повторила она и машинально сжала в круглом кулаке плетеные ручки кошелки. – Чево тут надо? Чево стоишь-то?

– Какое ваше дело? – сказал мальчик.

– Знаем мы вас таких! – задохнулась хозяйка пестрой кошелки. – Стрельцов по чужим карманам!