Журавленок и молнии - Крапивин Владислав Петрович - Страница 48

Его величество схватился за карман, однако понял, что ничего не скроешь, и принял независимый вид.

– Он не беспризорный, мне его подарили.

– Кто же сделал вам столь роскошный подарок?

– Гм… Один мальчик. Очень симпатичный мальчик, рыженький такой, только немножко неумытый… У них дома уже три кошки, и четвертую мама держать не разрешает…

– И котенка препоручили заботам вашего величества!

– Сударь, – слегка раздражаясь, произнес король. – Этот котенок, так же, как любой из герцогов и министров, житель моего королевства и, следовательно, мой подданный. Я не могу бросить его на произвол судьбы.

– В таком случае перестаньте заталкивать его в карман, вы свернете ему шею. Отдайте животное поварихе, она его накормит.

– Лучше я отнесу его принцу.

– Принца нет у себя. Он в зале Государственного совета вместе с министрами ожидает ваше величество.

– А что случилось? Зачем собрался совет?

– Этого потребовал принц.

– Что? Кто? Принц?! Да как он смел?! Мальчишка!.. А вы куда смотрели, Гран-Градус?

– Его высочество имеет право. К тому же у него была причина.

– Я ему покажу причину, – сказал король. – Я его запер в комнате, а он…

– Ах, ваше величество! – перебил премьер-министр. – Вспомните ваши школьные годы. Всегда ли вы оставались под замком, если ваш папа Эдоардо Пятьдесят Третий, Добрейший, запирал вас в опочивальне?

А с принцем случилась такая история. Когда король ушел, он с полчаса проскучал на подоконнике, а потом увидел, что на улице собралась компания одноклассников. Среди них был Генка Петух, уже сменивший свой шутовской наряд на обычные штаны и рубашку, сын часового мастера фон Ура Томми Стрелка, племянник городского библиотекаря по прозвищу Гуга Кошкин Дом и еще несколько мальчишек и девчонок. И среди них Лизка де Бина, которая своим смирным видом показывала, что не прочь помириться. Гуга Кошкин Дом задрал голову и закричал:

– Эдька, айда играть в футбол!

– Папаша мяч забрал, – хмуро ответил его высочество со второго этажа.

– Ну, пошли в индейцев играть!

Принц стащил с себя придворный костюм, натянул джинсы и майку с ковбоем на груди и по карнизам и выступам спустился в сад – ему было не привыкать.

Компания направилась на заросший пустырь позади городского театра, но дорога вела мимо большого сада, и Генка Петух сказал между прочим, что в саду, наверно, уже созрели ранние весенние яблочки. В решетке сада нашелся выломанный прут, и очень скоро принц и его друзья хрустели маленькими, еще не выросшими и ужасно кислыми, но все равно приятными на вкус яблочками. И набивали ими карманы.

Однако порадоваться как следует не удалось. Сад принадлежал тучному сердитому министру Унутренних дел, и на беду в этот час министр обедал дома. В окно он увидел, какой разбой творится в саду. Чуть не подавился индейкой с абрикосами, заорал и выскочил на крыльцо.

Принц отступал последним. Поэтому именно до него дотянулась лапа министра Унутренних дел с пальцами, похожими на сардельки…

Когда дерешься с Лизкой де Бина или с Гугой Кошкиным Домом – это одно. Там все на равных. А когда тебя хватает, сопя и ругаясь, этакая горилла…

Оскорбленная кровь пятидесяти четырех королей вскипела в его высочестве. А еще сильнее вскипела кровь самого Эдьки…

И вот теперь он стоял в конце стола, за которым собрались члены Государственного совета, и яростно дышал. Его порванная майка была в зелени и земле. В волосах запутались мелкие листики и травинки.

Премьер-министр Лео Гран-Градус позвонил в серебряный колокольчик и внушительно произнес:

– Ваше величество! Господа министры! Его высочество наследный принц, Правитель Нью-Ахтенбергский, герцог де Балтос де Пью де ла Картенбух сообщил Государственному совету Верхней Унутрии, что сегодня в три часа пополудни министр Унутренних дел нашего королевства господин Фридрих фон Ганц-Будка совершил злодейское нападение на его особу, то есть на особу принца…

Министры одновременно ахнули и вразнобой заговорили:

– Какой ужас!

– Какое нападение?

– Это, наверно, недоразумение!

– Ваше высочество…

– Господин министр…

– Что он сделал с вами, принц?

Принц Эдоардо, краснея и негодуя, произнес:

– Он схватил меня за ухо. И дергал…

– О-о-о-о-ох… – сказали министры. А король Эдоардо Пятьдесят Четвертый поднялся во весь рост и, прекрасный в своем гневе, пропел петушиным голосом:

– Эй, стража! Двенадцать гвардейцев и кузнеца с кандалами!

– Но, ваше величество! – завопил министр Унутренних дел. – Прежде, чем казнить или миловать, выслушайте меня!

– Говорите, – сухо сказал король. – Но о том, чтобы миловать, не может быть и речи.

– Ваше величество! Вы великий и мудрый король, – начал министр, прижимая к парадному камзолу растопыренные сардельки. – Посудите сами, мог ли я узнать принца со спины, когда он… гм… несколько торопливо покидал мой сад. Вы изволите видеть, что его высочество сейчас не в придворном платье. Он своей одеждой ничем не отличается от других юных подданных вашего величества… И даже ухо, за которое я… слегка придержал его высочество, такое же, как и у остальных детей королевства. Мог ли я подумать? Это ухо… да простят меня ваше величество, ваше высочество и господа министры, даже… гм… не совсем вымытое. В точности как у любого мальчишки…

Кое-кто из членов Государственного совета неприлично хихикнул.

Принц гордо сказал:

– Неважно, чье ухо. Вы забыли, что мой дед, король Эдоардо Пятьдесят Третий, Добрейший, запретил взрослым хватать детей за уши, раздавать подзатыльники и вообще обижать маленьких! Это государственный закон. А тем, кто спорит с государственными законами, грозит отсечение языка. В некоторых случаях – вместе с головой.

Папа-король почему-то слегка покраснел, а министр еще сильнее прижал к камзолу сардельки.

– Ваше высочество! Вы развиты не по годам и прекрасно знаете законы. Но ведь есть и закон, который оберегает собственность. В том числе и яблоки в садах жителей королевства!

– А кирпичи? – в упор спросил принц.

– Что… кирпичи? – тихо сказал министр.

– Желтые, – сказал принц.

– Какие… желтые… – прошептал министр Унутренних дел и стал белым.

– Те самые, которыми вымощены дорожки в вашем саду, – сказал принц. – Те, из которых построен гараж для вашего нового автомобиля. Те, которыми облицован ваш фонтан. Очень уж они похожи на те, которые зимой исчезли со строительства городского плавательного бассейна для ребят. Я сегодня посмотрел, так прямо в точности такие же. Может быть, поэтому вы и не любите пускать посторонних в ваш сад, господин министр?

Министр Унутренних дел покрылся потом, похожим на стеклянные бусины.

– Та-ак… – сказал премьер Гран-Градус. – А вы, господин Ганц-Будка, рассказывали что-то про грабителей из-за границы.

– Та-ак… – сказал министр Медных и Серебряных денег. – Это был убыток на четыре с половиной тысячи монет.

– Та-ак, – сказал король и поднялся опять. – Эй, стража!

Министра-жулика решили немедленно посадить в тюрьму. И держать там, пока не перевоспитается.

– Ваше величество, – взмолился он. – Можно хотя бы попрощаться с женой и взять с собой транзисторный телевизор?

– Попрощаться можно, – сказал король. – А насчет телевизора номер не пройдет… Господин премьер, дайте ему с собой в темницу старый граммофон и пластинку с песней "О великая Унутрия, ты прекраснее всех стран!" Может быть, этот древний гимн скорее перевоспитает… унутреннего хапугу… Да прикажите разобрать его гаражи и фонтаны и вернуть кирпичи на строительство бассейна.

– Ваше величество, а куда его сажать? – шепотом спросил министр Медных и Серебряных денег. – Тюрьмы-то нет.

– Как нет?

– Видите ли, ваше величество… Она столько времени пустовала… Вот я и решил пустить ее под гостиницу для туристов. Они почему-то обожают ночевать в старинных казематах с решетками. А государству доход…