Взрыв Генерального штаба - Крапивин Владислав Петрович - Страница 10

– Про какую? – шепотом спросил Зорко. И придвинулся вплотную к теплому Лену. Тот ладонью прикрыл его колючее плечо.

– Про Дорогу, которая среди звезд. На нее люди уходят после жизни на Земле…

– Бабушка говорила, что они уходят в рай или в ад. Кто что заслужил…

– Может быть… Но есть еще Звездный тракт. Иногда он тянется прямо через космос, и звезды рядом с ним – совсем маленькие. Ну, как Динкины сережки… Не хихикай, балда… Их можно потрогать руками… А иногда он похож на простую земную дорогу. Это где как. Он же бесконечен, там бывает всякое…

– А зачем этот тракт?

– Вообще-то он называется не тракт, а именно Дорога… Зачем? Там встречаются все, кто потерял друг друга в этой жизни. Те, конечно, кто хотят. И кого ищут…

– И можно встретить родителей?

– Запросто… Неизвестно только, долго ли надо идти. Но это не так уж важно, времени там у каждого сколько хочешь. Вернее, его там просто нет…

– Как у невидимого Ермилки?

– Что?.. Да, правильно! И вот ты идешь, идешь и когда-нибудь встречаешь тех, кого ищешь… Может, даже тех, кого на свете не было…

– Как это?

– Ну… вот у меня должен был родиться брат. Мама умерла, когда ждала ребенка. И сделалось, что ни ее, ни брата… А теперь он был бы такой, как ты…

Зорко перестал дышать и придвинулся еще чуть-чуть. Лён продолжал полушепотом:

– А там, на Дороге… там может получиться, что мой брат есть. Там исправляются всякие несправедливости судьбы.

– Хорошо бы… А это правда?

– Так говорила Камилла…

– А ты веришь?

– Пожалуй, да…

Облака совсем догорели, растворились во тьме. Это была узкая гряда, она не закрывала ни зенита, ни горизонта. В зените опять белыми гроздьями вызревали звезды. У горизонта доцветала бледно-зеленая полоска. А над ней висел запрокинувшийся месяц.

Скоро месяц совсем съехал к горизонту, порозовел и должен был вот-вот коснуться воды. Наверно, всей природе казалось, что это очень важный момент. Даже цикады притихли.

Зорко повозился под ладонью Лёна и шепнул:

– Месяц похож на малыша, который собрался купаться. Вода в ванне горячая, вот он и присаживается осторожненько… Я помню, как меня мама купала…

– Тебе хорошо…

– Почему?

– Всегда хорошо, когда помнишь что-то такое… А я помню только казенные бани, там осторожничать некогда: скорее, скорее… Зорко, а когда он коснется воды, она зашипит.

– Почему?

– Потому что на самом деле не вода, а он горячий…

– Ага! И ему приятно охладиться, верно?

– Конечно! Он перегрелся на своей вахте в небе… Вот он все глубже, глубже и повизгивает от удовольствия…

– А кругом пар…

– А рыбы и медузы расплываются в панике…

– Сперва расплываются. А потом опять все ближе, ближе, ближе… Они же любопытные, морские жители… А месяц – он как светящаяся подводная лодка. И всякая морская живность может на него забраться, в его лунные кратеры. Они на нем – как оспины…

– Точно! И вся эта подводная братия путешествует на месяце, пока он плывет через океан! Ему ведь надо успеть к другому краю, чтобы взойти через полсуток…

– Да! Лён!.. А когда он опять начинает выползать в небо, они перепуганно плюхается с него в воду. Медузы, морские коньки, камбалы…

– И русалки…

– Похожие на Динку, некоторые в очках… Ничего, что в очках, все равно симпатичные…

– Ой, кого-то сейчас за вихры и в воду…

– Не-а… А с нижнего конца месяца, с его подбородка – дельфин. Бултых!..

– И всякие водяные змеи и крысы…

– Нет! Крыс не надо…

– Боишься?

– Ага… Лён, я их правда боюсь…

– Ничего. С возрастом пройдет.

– Это с возрастом. А мне надо сейчас…

– Что тебе надо? – Лён с удивлением убрал руку с Зоркиного плеча. Тот поставил пятки на парапет, съежился.

– Лён… Я хотел попросить…

– О чем?

– Вообще-то я не должен про это говорить… Но, Лён, они там и правда живут, в подвале. А мне надо туда…

– В каком подвале? Что тебе там нужно? Вот скажу Динке, чтобы она тебя, как Ермилку…

– Да нет, Лён, я не шучу… Мне обязательно надо туда. Это в том районе, где вокзал, а развалинах за старыми банями… Я не могу тебе больше ничего сказать. Может, потом скажу… Ты ничего не спрашивай, а просто сходи со мной завтра, ладно? Лён…

– Ладно, – сумрачно согласился Лён. С ощущением чего-то надвинувшегося, недружелюбного.

– Понимаешь, там вода и они в ней плавают… – Зорко тряхнуло дрожью. – Противные такие. Одна чуть не цапнула…

Догадка

Утром Зорко сказал, что идти в подвал надо под вечер. И потом весь день виновато отводил глаза. А Лён, хотя м скребло на душе, делал вид, что все обыкновенно.

Искупались, вдвоем сходили на рынок, поболтали с Динкой, которая забежала всего на полчаса:

– Завтра в школе такой ответственный диктант! Надо готовиться… Кстати, вам не пора подумать о школе? Или всю жизнь будете неучами?

– Куда мы без документов-то, – буркнул Лён.

– Можно что-то придумать…

Но на сей раз думать ей было некогда, убежала. Зорко и Лён перевели дух.

В пять часов Зорко сказал, что пора. И потупился.

– Лён… Ты только не расспрашивай…

– Да ладно, ладно! Не переживай.

Развалин, похожих на обгорелый замок, достигли через полчаса. Они темнели за путями и составами товарной станции. Зорко и Лён пробрались под вагонами, перешли рельсовые стрелки. Перелезли через рухнувшие известняковые блоки. На развалинах желтела сурепка и проглядывали синие звездочки цикория. Трещали кузнечики. Не цикады, а обыкновенные маленькие кузнечики. Прыгали из под ног.

Зорко, виновато оглядываясь, лез через камни впереди Лёна. И наконец привел его к щели в разрушенной стене. Щель была скрыта наклонной плитой и кустарником с узкими твердыми листьями. Зорко первым пролез в щель. Вытащил откуда-то фонарик. В электрическом свете заблестела черная вода.

– Надо идти туда…

– Что ж, идем, – натянуто согласился Лён. Голоса шелестяще расползлись по подвалу. Лён первым ступил в воду – он был босиком. Вода оказалась неожиданно теплой и маслянистой. По ней разбежались слепящие зигзаги. Зорко сбросил сандалии и тоже сошел с каменного уступа. Ему было до колен.

– Лён, надо вон в ту сторону… – Зорко лучом показал в глубь подвала. Вдали высветилась изогнутая толстая труба с вентилем. Вентиль был с бородкой ржавчины.

– Надо так надо… – Лён пошел вперед со смутным сознанием, будто делает что-то ненужное, даже вредное. Но не бросать же Зорко!.. В правой руке Лён держал подобранную заранее палку. И несколько раз бил ей по воде, когда черную поверхность рассекали узкие блестящие тела.

Жуть какая! Бедняга Зорко, неужели он ходил тут один?

И з а ч е м ходил?

Впрочем, Лён обещал не расспрашивать. Слово есть слово… Дошли до трубы. Зорко покачнулся, вцепился в вентиль. Сунул за трубу пальцы, что-то взял там (наверно, на обойме вентиля был крючок).

Потом Зорко совсем отвернулся от Лёна. Загородил спиной руки. Зоркины заштопанные локти суетливо двигались.

Скоро к Зоркиным ногам посыпались бумажные клочки – мелкие, как рыбья чешуя. Упали половинки крошечного пластмассового футляра. В точности такого же, как тот, взятый под лестницей. Закачались среди электрических зигзагов, будто яичные скорлупки.

Лён смотрел на них горько и отупело.

Зорко дернул его за безрукавку.

– Лён, все … пошли …

И они пошли.

Молча выбрались на солнце. Оно, это несчастливое солнце, было уже невысоким, желтым.

Без слов они пробрались через пути, вышли на Привокзальный бульвар – тихий, малолюдный.

Лён молчал с холодным камнем в душе.

– Лён… Ты обещал ни о чем не спрашивать.

– Я и не спрашиваю.

– Но ты молчишь, будто обиделся…

– Я не обиделся. Я… Зорко, ты иди один. Мне надо тоже… одному. По своему делу. Скажи старику, я вернусь к ужину. – И пошел.

И чувствовал, что Зорко смотрит вслед с испуганным вопросом. Но не оглянулся.