Топот шахматных лошадок - Крапивин Владислав Петрович - Страница 15

– Очень редкая. Шестнадцатого века. Ее написал ученый, имя которого неизвестно, знают только прозвище: Навигатор… Он здесь рассказывает, что вся бесконечная вселенная устроена, как кристалл. Множество граней – множество миров, а мы живем только в одном и в другие попадать пока не научились. И хорошо, что не научились, пишет он, а то и там понаделали бы всяких глупостей… Дальше в книге много чертежей и всяких формул, но смотреть не интересно, непонятно потому что… Навигатора потом объявили еретиком, как Джордано Бруно и Галилея, а книгу сожгли. Сохранилось всего несколько экземпляров…

– А его… тоже сожгли? – поежилась Белка.

– Нет. Говорят, он бежал в Африку, а там в джунглях было какое-то таинственное государство. И в нем Навигатор строил обсерватории и храмы. Но сейчас остались только легенды. И нигде его труды не изучают, кроме этого института…

– Вашек, а откуда он, этот институт? Заходишь под башню, и будто… ну, в неведомый город попал. Снаружи, с других улиц ничего не заметно, а здесь… Вашек, ведь раньше ничего же не было.

– Да все было, Белка, – отозвался Вашек с непонятной досадой и виноватостью. – Только мало кто знал… Здесь дело в свойствах Треугольника… – Сразу почувствовалось, что слово «Треугольника» он сказал с большой буквы.

– Вашек, я не понимаю…

– А думаешь, я понимаю? Я лишь чуть-чуть… Ну, я попробую объяснить то, что знаю… Только будет запутано…

– Попробуй хоть как… – с замиранием сказала Белка. Тайна буквально пропитывала все пространство, окруженное тысячами книг, в которых таилась вековая мудрость.

На столе белела пачка бумаги и стояли в бронзовом стакане отточенные карандаши.

– Смотри… – Вашек дотянулся до карандаша, придвинул чистый лист. – Вселенная… та которая Кристалл… она все время развивается, выстраивает себя. И она ищет внутри себя точки с особыми свойствами. Ну, я не знаю, с какими, со всякими… Кристалл находит их с помощью космических пеленгов. Знаешь, что такое пеленг? Это когда по компасу определяют направление на какой-нибудь предмет…

Белка закивала:

– Мы учили в туристическом кружке… – (То, что ее выгнали из кружка за "элизобетонное упрямство", она уточнять не стала).

– Вот… Лучше всех про пеленги знают моряки. Они на своих картах по двум пеленгам находят место своего корабля. Наведут пеленгаторы на один маяк, на второй, определят градусы, проведут линии, и там, где пересечение – нужная точка… – Вашек говорил и двигал карандашом. Две черты пересеклись в середине листа. Вашек ткнул в это место грифелем. – Но только это еще не все… Я бестолково объясняю, да?

– Очень даже толково…

– Дело в том, что бывает еще третий пеленг. Для пущей точности. То есть для гарантии, что точка правильная. Направит штурман свой пеленгатор на третий маяк, проведет третью линию на карте и думает: вот если и она пройдет через это же пересечение, тогда уж все точнехонько… Но так никогда не бывает, чтобы все линии в одной точке. Третья линия всегда проходит чуть в сторонке. Из-за неточностей прибора, из-за движения судна… И появляется на карте маленький треугольник. Чтобы найти самую точную точку, ищут центр треугольника… И в космосе получается так же. То есть похоже. Только Кристалл вместо простых пеленгов прокладывает векторы…

– А это что? – решилась на вопрос Белка.

– Линии с особыми свойствами… Ты меня очень-то не спрашивай. Мне объясняли, но я запомнил… пожалуй, просто, как попугай. Без этого… без внутреннего понимания. Знаю, что по краю Треугольной площади проходит с одной стороны темпоральнй вектор, Ну, то есть который определяет свойства времени. С другой стороны – вектор гравитации. Этот как бы линия всемирного тяготения. А третий вектор, он параллельный Генеральному меридиану Кристалла. А меридиан – это вроде как кристаллическое ребро…

– А главная точка – это где солнечные часы! – радостно догадалась Белка.

– Да… наверно. Да дело не в точке, а во всем треугольнике. Внутри его иногда возникают такие свойства и творятся такие дела, что физики выворачивают мозги наизнанку… Вот и здесь тоже…

Белка покачала головой, поправила очки и призналась:

– Я понимаю… только не все понимаю. Ну ладно, свойства внутри треугольника. Но ведь многие переулки переходы, площади, они же за границами Треугольной площади, снаружи. Они-то… как и откуда?

– Кажется, что снаружи, а на самом деле внутри. Поэтому на них и трудно выйти, когда идешь из города. Иногда просто невозможно… Треугольник прячет их в себе…

– А зачем? – вырвалось у Белки.

– Да ни зачем! Так получилось, когда Кристалл искал точку. Здешние студенты говорят: "Побочный фактор"… Белка, я же сам почти ничего не понимаю…

– Хороший фактор, – задумчиво сказала Белка. – Здесь ребята не злые. Даже того, «кандеевского» не побили… А правда, что самолетики превратятся в стрекоз?

– Та-а, превратятся, – отозвался с левого бока Сёга. – Птаха же обещал… Вашек, я уже посмотрел… Пойдем дальше?

Они отнесли на место книгу Навигатора, у дверей сказали седой смотрительнице спасибо. Та опять по-королевски наклонила прическу.

В коридоре Вашек объяснил, что идти надо не обратно, а вперед, тогда выберутся наружу скорее. И скоро выбрались. Оказались на усыпанной одуванчиками лужайке рядом с водопроводной башней – той, которую Белка раньше видела лишь издалека.

Вблизи башня оказалась высоченной. Заглянули внутрь. Там было гулко и пусто, вокруг железной колонны спиралью обвивалась лестница – вела под крышу, к могучему клепаному баку. Пахло ржавчиной (и все-таки опять же скошенной травой).

Вашек сказал, что башня – это одна из вершин треугольника. Здесь пересекаются два вектора ("Не спрашивай, какие. Я не знаю").

Пролезли через дыру в каменной стенке. Снаружи был, видимо, уже не Треугольник, потому что опять ощутимо куснула крапива. Белка и Вашек запрыгали, только Сёга не обратил внимания Наверно, его защищали лошадки.

Пейзаж вокруг был знакомый: городской пруд с гранитной набережной на другом берегу и плавучая пивная в виде старинного парохода. Да, привычная картина, если только не ломать голову: как это пруд оказался здесь? Казалось бы, он совсем не в том краю города, где бывшие Госпиталя… Белка ломать голову не стала. Только оглянулась. Башня, церковь, институтские корпуса оказались неразличимы за каменной стеной и кленовыми зарослями. Белка мельком пожалела об этом. Но здесь, на берегу, тоже было неплохо. Романтично даже.

Три века назад, когда город только начинали строить, здесь возвели оборонительные сооружения. Не то чтобы полную крепость, а так, пару бастионов. Это чтобы отгонять местные племена, которые, по мнению тогдашних чиновников, могли разрушить плотину и спалить железоделательный завод. Племена не нападали (на фиг им это было нужно?), бастионы зарастали и разрушались, а потом и вовсе сравнялись с землей. А незадолго до рождения Белки, когда город собирался праздновать очередной юбилей (власти устраивали юбилеи каждые пять лет, чтобы жители больше веселились и меньше думали о невыплаченных зарплатах), один бастион решили восстановить. Вернее, построить заново. На зарплаты денег не было, а на это дело нашлись, потому как история и воспитание патриотизма. Насыпали возвышеньице, облицевали гранитом торчащий острым углом бруствер, привезли откуда-то две чугунные пушки, установили их на старинных лафетах. Пушки смотрели через пруд на губернаторскую резиденцию, что давало немалую пищу для острот и анекдотов.

Достроить бастион не успели, но все же привинтили к облицовке медную доску, где объяснялось, что это за памятник. А в день юбилея устроили здесь пышный салют.

На этом все и кончилось. Скоро построенное на песке укрепление стало оседать и сползать в пруд, медную доску украли охотники за цветным металлом, пушки перекосило. У лафетов мирно цвели одуванчики, вокруг бастиона выросли могучие репейники. Это было даже хорошо – придавало укреплению по-настоящему старинный, «исторический» вид. Иногда здесь играли сбежавшие из соседней гимназии мальчишки, порой устраивались под орудиями любители пива, но чаще всего бастион пустовал. Оно и понятно, добираться сюда приходилось через кленовые и репейные джунгли.