Топот шахматных лошадок - Крапивин Владислав Петрович - Страница 13

– Я чуть не опоздала, – сказала Белка. – Заблудилась. Почему-то сегодня здесь не так, как вчера. Забор какой-то, и многие дома, кажется, другие…

– Та-а… Здесь бывает такое, – беспечно отозвался Вашек. (Не чересчур ли беспечно?) – Ты, если станешь тут часто бывать, привыкнешь…

– Значит, это по правде? А то я думала, глюки у меня…

– Не-а, не глюки… Тут дело вот в чем…

Белка не успела узнать, "в чем тут дело". За спиной послышалось что-то вроде хлопанья крыльев. На другом краю площадки оказался вчерашний знакомый, Владик Пташкин в немыслимо растрепанной шапке. Он стоял на согнутых ногах-лапках, прижимал локти и перепуганно растопыривал ладони. То ли вскрикнул, то ли пискнул:

– Ребята, скорее! Там двое подрались!..

И бросился бежать, на ходу поймал слетевшую шапку.

Вашек рванул сразу. Сёга – тоже, со сжатыми в кулаках лошадками (на колючих локтях запрыгали солнечные зайчики). Оба, видимо, не сомневались, что Белка кинется следом. Она и кинулась!..

Вместе с Птахой они примчались на тесную площадь среди кирпичных торцов и выступов – ту, над которой вчера летали самолетики. Там уже толпились ребята – с десяток мальчишек и девочек разного возраста, обступили подравшихся. Белке на бегу почему-то пришло в голову, что драчунами окажутся Чебурек и мальчик во «флотском» костюме (оттого, что очень уж непохожие). Но она угадала лишь наполовину. Один из тех, кого только что оттащили друг от друга, был и правда знакомый – с якорями. Локоны его были встрепаны, щеку украшала царапина-зигзаг. Он дышал, как после отчаянного бега. Его держали за плечи высокая кудрявая девочка и Чебурек.

Второй «боец» был Белке незнаком. Да и все остальные, кажется, видели его впервые. Удерживали этого мальчишку несколько человек, и никто не называл его по имени, тогда, как мальчику с якорями говорили «Юрчик»: "Юрчик, перестань! Ну, чего ты! Юрчик, он же не хотел!.."

– Да?! Не хотел?! – взвинтился вдруг Чебурек (но все же не отпустил Юрчика). – Мы ему говорим: "Сейчас поднимем резинку, проходи", а он дёрг ее ногой изо всех сил! И напролом. И Юрчика локтем в поддых! А потом своим лаптём на самолетик… Вот он, у Птахи…

Владик Пташкин покачивал у груди сломанный аэропланчик. Сдвинул на затылок шапку, глянул круглыми коричневыми глазами на всех, на схваченного мальчишку.

– Он просто дикий. Вы его не бейте…

– Да мы его ни одним пальчиком! – возмутились те, кто удерживал пленника. – Просто не пускаем, чтобы не психовал…

– Кто дикий! Кто психовал! Сами!.. Ну, шел, наступил нечаянно, а этот шизик… – мальчишка дернул подбородком в сторону Юрчика. Был он выше и явно старше, чем Юрчик, в таких же, как у Вашека "военно-патриотических штанах", в мятой рубахе немыслимых расцветок", стриженный «дикобразом», с плаксивым и разозленным лицом. Скорее всего, младший «подголосок» чьей-то крутой компании. – Я его чуть-чуть, а он!.. Пацанов с Кандеевки приведу, вашей шараге будут полные кранты!

– Да уж! – откликнулся Вашек (и на этот раз в слове «да» не было мягкой растянутости, скорее так: "Т-та уж"). – Веди давай. Мы их тут ох как испугались…

Два мальчика – один ростом с Вашека, другой поменьше – развернули пленника и подтолкнули в спину:

– Гуляй, «кандеевский», не топчи тут больше.

И… «кандеевский», съежив плечи, пошел. Все молча смотрели ему вслед. И растрепанный Юрчик смотрел – он уже обмяк и дышал без прежней запальчивости. И Белка смотрела. И… шевелилось в ней ощущение, что такнельзя. Надо что-то сделать, иначе день поскучнеет и сказка здешних мест съежится, превратится в пыльную обыкновенность.

Сделали Сёга и Чебурек. Сёга подскочил к Чебуреку, что-то прошептал, а тот осторожно взял у стоявшей рядом рыжей девочки самолетик (она не спорила). Вдвоем они догнали «кандеевского». Сёга молча встал перед ним – расставил прямые ноги и склонил набок белую голову. А Чебурек протянул мальчишке самолетик:

– На… Может, научишься запускать.

Мальчишка (видимо от растерянности) взял. Оглянулся на ребят. Рот его был криво приоткрыт.

– Только не ломай, если тебе его не надо. Просто отпусти, – попросил Юрчик уже миролюбиво и звонко. Он гладил пальцем царапину.

Сидевший на корточках Птаха так же звонко объяснил:

– Они к середине лета в стрекоз превращаются. Зачем стрекоза-калека?..

Лицо «кандеевского» перекосилось. Он изо всех сил махнул рукой с аэропланчиком. Непонятно: то ли хотел отшвырнуть его, то ли запустить в высоту. И быстро пошел к проходу между кирпичными стенами, локти и лопатки его под пестрой рубахой яростно дергались.

Самолетик взмыл, сделал круг, опередил мальчишку и ткнулся ему в плечо. Тот – возможно опять от неожиданности – поймал его и… больше не отбрасывал. Так и ушел с похожим на стрекозу аэропланчиком в руках.

– Вроде клюнуло… – полувопросительно сказала кудрявая девочка, которая недавно сдерживала Юрчика. Теперь она ему терла листом подорожника царапину.

Чебурек взял у Птахи сломанный самолетик.

– Мы починим…

И сразу компания рассеялась. Девочки отбежали и стали прыгать через скакалки, мальчишки умчались – кто за своими самолетиками, кто за мячом. Птаха незаметно исчез (вот способность!).

– Пошли гулять! – тонко воскликнул Сёга и… вдруг прошелся колесом да так лихо, что светлые, как оструганное дерево, руки-ноги размазались в воздухе. Потом вскочил, начал щупать карманы: там ли лошадки?

– Акробат, – сказал Вашек и неловко глянул на Белку. – Может, правда, пройдемся?

– Конечно! – обрадовалась она!

Пошли по знакомому (казалось бы, знакомому!) проходу среди тесных высоких стен. Здесь пахло теперь прохладными кирпичами и, как прежде, скошенной травой. Белка была уверена, что они окажутся на Треугольной площади, но проход привел их почему-то в короткий переулок, где стояли дома старинного и таинственного вида. Они похожи были на кирпичные костелы без башен – с высокими стрельчатыми окнами на первых этажах и круглыми окошками с узорчатыми переплетами на вторых и третьих. У стен доцветала густая сирень. Среди сиреневых гроздьев были видны бронзовые бюсты бородатых и волосатых людей со строгими лицами – наверно, ученых. А еще из кустов торчало гранитное крыльцо, над которым была приоткрыта дверь с полукруглым верхом.

Из двери грациозно вышла черная кошка Луиза.

Белка обрадовалась и хотела сказать «кыс-кыс», но за кошкой сошел с крыльца низенький круглый дядя с обширной лысиной и похожим на крупный пирожок носом. В клетчатых брюках и старомодном парусиновом пиджаке. На «пирожке» сидели очки-иллюминаторы (гораздо крупнее, чем у Белки). Дядя укоризненно говорил вслед Луизе:

– Я, сударыня, ценю ваш интеллект и оригинальность вашего мировосприятия, но вынужден заметить, что ваше поведение в бытовых условиях последнее время мне представляется неадекватным. Способность преодолевать аномальные континуумы не дает вам права похищать со стола мои сосиски и при этом делать вид, что…

Луиза пренебрежительно дергала кончиком хвоста.

– Здрасте, Валерий Эдуардович! – жизнерадостно приветствовал Вашек круглого дядю. Тот обернулся, вздернул очки (а Луиза проследовала дальше).

– О! Мое почтение, молодые люди! Надеюсь, вы завтракали? А я, увы, нет, поскольку эта безответственная особа лишила меня такой возможности. Не понимаю, как при ее врожденной интеллигентности, она отважилась на столь безнравственный поступок. Не уверен, что наши с ней отношения останутся на прежнем уровне… А теперь я вынужден идти искать пропитание в кафе «Гиацинт», где пахнет не гиацинтами, а старыми мочалками…

– Лучше идите в «Кассиопею», там хорошие гамбургеры, – неожиданно решилась на совет Белка. Дядя ей понравился.

– Да? Я приму ваш совет к сведению, сударыня! – Валерий Эдуардович глянул на нее весело и вопросительно.

– Это Белка, – охотно разъяснил Вашек. – То есть Элизабетта. Она здесь первый раз…

Валерий Эдуардович отсалютовал ей снятыми очками, будто маршальским жезлом: