Сказки о рыбаках и рыбках - Крапивин Владислав Петрович - Страница 43

Валентин беспомощно сказал:

– Вернемся, и я поговорю с ними. С… тетей Лизой и…

Илюшка опять вскинул голову.

– Зачем? Дело ведь не в них…

– А в ком?

– Во мне, – совсем по-взрослому объяснил Илюшка. – Я сам виноват. По-другому ведь и не могло кончиться. Просто я был счастливый дурак и ничего не понимал… Даже того, что я изменник…

– Почему? – со страхом спросил Валентин. Будто ему самому кто-то залез холодными пальцами в душу.

– Из-за тети Маши… – признался шепотом Илюшка. – Она в прошлом году со мной на улице познакомилась. А потом в интернат ходила. Все «Илюшенька» да «Илюшенька»… Потом спрашивает: «Пойдешь ко мне жить?» Я говорю: «Не знаю…» Она хорошая, только… Ну, я глупый был! К другим все богатые, красивые приезжают, на машинах, а она… в старом платье всегда, пожилая такая… А тут как раз эти появились – веселые, на «линкольне», с подарками. Раз, другой… «Ах, Илюша, как нам хочется, чтобы у нас был такой мальчик…» Ну, я и… вот…

– А… та? Тетя Маша? – вдруг подал голос Женька.

Илюшка ответил сразу. Он изливал свое покаяние, словно перед смертью.

– В то утро, когда все решалось, они, как нарочно, в одно время появились. Я на крыльце стоял, с него видно, потому что интернат на горке… С одной стороны калитка, а с другой – главные ворота. И вот эти к воротам подъехали, а тетя Маша от калитки идет. И две тропинки от крыльца, среди сирени… Мне бы налево побежать, к тете Маше, а я… туда… к ним… И еще думаю: лишь бы она не заметила… Потом, правда, совесть скребла маленько, но я себя успокоил: «Ей же, тете Маше-то, такой немолодой, со мной трудно было бы…» Да и не долго думал про это, потому что от радости все позабылось. Поверил, что у меня теперь дом свой… и родители… Только теперь понимаю, что так мне и надо…

– Ты же ни в чем не виноват, – вдруг сказал Женька. – Тебя просто обманули…

– А я обманул ее! Тетю Машу…

– Все ведь еще можно исправить, – нерешительно сказал Валентин. – Вернешься, встретишься с тетей Машей…

Илюшка глянул на него с тоскливым удивлением.

– Как же я встречусь? Если я ее предал…

– Ты не предал, а ошибся. Они тебя простит.

– Она-то простит. Я сам себя не прощу. Потому что я… Если бы эти от меня не отказались, я бы ведь и сейчас… жил бы такой радостный…

Валентин вдруг увидел, что Илюшка старше, чем казался. Не десять ему и не одиннадцать, а, пожалуй, не меньше двенадцати. Только ростом не вышел…

Илюшка опять ткнулся лбом в колени. Он вроде бы не плакал. Но проговорил так, что лучше бы слезами зашелся:

– Я теперь понимаю. Я им вместо игрушки был нужен… А тетя Маша… Если бы я тогда по другой тропинке побежал!..

Солнечный воздух зазвенел пуще прежнего. Будто в напряженном сне. В этом звоне Валентин спросил:

– А если бы вернуться туда, на крыльцо… выбрал бы теперь правильную тропинку?

– Еще бы… – выдохнул он.

«Вот и все, Валечка. Хотел убежать?.. Ты не мальчик, ты свою тропинку выбрал не по детскому недомыслию…»

– Встань, Илья, – резко сказал Валентин.

Тот метнул мокрый от слезинок взгляд – удивленный, с капелькой надежды. Послушно поднялся.

– Оденься… Женя, дай ему его одежду…

Илюшка торопливо натянул майку, шорты, носки, задрожавшими пальцами застегнул сандалии. Не разгибаясь, глянул с мучительным вопросом.

– В какой день это случилось? – хмуро спросил Валентин. – Когда ты побежал… не туда…

– В конце мая… двадцать девятого числа.

Валентин прикинул в уме. Получалось в самый раз: два лунных месяца. Случайность? Или опять все предопределено?

Уже совсем по-иному, мягко, Валентин проговорил:

– Сейчас вернешься обратно, Илюшка. В тот день… А там уж смотри, не ошибайся больше…

Илюшка улыбнулся грустно, без надежды:

– Сказок не бывает…

– Бывают… То, что ты летал, разве не сказка?

– Нет… Это экран гравитации…

– А это… обратный темпоральный вектор… Чука, надо ему читать заклинание?

– Не надо, – со стороны отозвался чука. – Ты прочитал, и ладно… Пускай рыбку сожмет. Чтобы, значит, хрустнула…

– Смотри, Илюшка. – Валентин, дважды крутнув, положил на его ладонь рыбку (она опять глянула понимающе, трепыхнулась хвостиком). – Зажмурься, рыбку сожмешь изо всех сил. Тут уж ничего не поделаешь, надо… И сразу будешь там… Это критта-холо, талисман обратного перехода…

Незнакомый термин, видимо, убедил Илюшку. Может, и не до конца, но все же… Он посмотрел на Валентина, на Женьку, на чуку (без удивления). На рыбку. Нерешительно сжал пальцы, закрыл глаза. Постоял, замерев… И раскрыл ладонь.

– Я не могу… Она живая…

– Надо, Илюшка. Иначе нельзя. Стисни зубы и…

– Но она живая! – с надрывом сказал Илюшка.

– Попробуй еще…

Илюшка опять спрятал рыбку в кулаке. Мучительно зажмурился… Чука подковылял, встал рядом.

– Кха… Не получается у мальчика. Сердчишко не то…

– Что же делать? – со стоном сказал Валентин.

– Сделать… кха… можно. У вас ведь колечко…

– Ну и что?

– И большое кольцо есть… Лучше бы тоже медное, да уж ладно. Вы его только обратно в круг превратите…

Валентин сперва не понял. Но Женька сразу метнулся, начал срывать с дюралевого обруча алые лоскуты.

– Дядь Валь, дай ножик!

Складным ножом он срезал все клочки. Поставил обруч торчком. Ухватился за верхний край, дернул вниз, чтобы эллипс опять превратился в круг. Обруч запружинил. Валентин помог. И дюралевое кольцо вновь обрело форму окружности…

– Вот и ладушки, – добродушно одобрил чука. – Вы колечко-то медное дайте мне…

Женька нерешительно положил в черную ладошку кольцо от трубы. Илюшка смотрел непонимающе и виновато. Чука, переваливаясь на коротких мохнатых щупальцах, подковылял к нему, забрал рыбку, отдал Валентину. И велел:

– Держи большое кольцо торчком. Вот так… И сынка своего держи покрепче. Чтоб, когда волна пойдет, не раскидала вас.

– Какая волна?

– Такая… Закинуть может неведомо куда… Не боитесь?

Женька крепко держался за Валентина. И не боялся.

– Выберемся, – сказал Валентин. – Илюшке помочь бы…

– И я про то же… Ты, малой, иди сюда. – Двумя щупальцами с ладошками он потянул Илюшку, поставил в двух шагах от обруча, который Валентин держал вертикально. Крепко держал. (А рядом – вцепившийся Женька, а на плечах – тяжелая от засунутой в карман трубы куртка; и рыбка в левом кулаке, и ощущение полной нереальности, путаного сна.)

Чука заковылял опять, встал позади Илюшки шагах в пяти. Поднял в пальцах колечко. Объяснил с важной ученостью:

– Вроде телескопа получается… кха… только не для света, а для времени. Называется хроно-скоп… Это я у одного научного человека подсмотрел, когда в его доме обитал. Этак лет, наверно, двести назад… Вот, оно даже чуется, как время-то в большое кольцо входит, а в малое летит со свистом…

Позади чуки на березовом кусте стремительно желтели, покрывались инеем, облетали и распускались опять листья.

Илюшка стоял с опущенной головой и повисшими руками. Отрешенный и будто задремавший.

– Ты, малой, шагай, шагай в кольцо-то. Супротив времени, значит, – поторопил чука. – А как уйдешь, я за денежкой поспешу.

– Рыбку… надо сжимать? – тихо спросил Валентин.

– Теперь не надо. Сама она…

– Иди, Илюшка, в кольцо, – неловко проговорил Валентин. Будто был в чем-то виноват.

Илюшка глянул без недоверия, но печально, словно прощаясь. Сделал шаг, второй… Пересек дюралевую окружность. И не стало Илюшки – будто не было никогда. Женька слабо вскрикнул. Сильнее обхватил Валентина. Тот растерянно глянул на чуку: что теперь? Рыбка рванулась, выскользнула из кулака.

В этот же миг дохнуло зябким ветром и упала тьма.