Синий треугольник - Крапивин Владислав Петрович - Страница 16

Я узнал сразу. Это улыбался мой бывший одноклассник. Не какой-то там мифический Гавриков (или Тавриков), а настоящий Жорка Аланов.

Славный такой парень. Он еще в младших классах часто заступался за меня, если приставали всякие дылды и агрессоры вроде Юрки Савёлова по прозвищу Танкист…

Жора, Ерошка и я сидели на корточках перед большим фанерным ящиком, недалеко от печки. Ящик заменял нам стол. Мы обедали. Ерошка оказался прав: каши, что сварилась в котелке, хватило на всех. Это была пшенка с прожилками говядины – такую продают в брикетах, для туристов. Она и пахла «по-туристически», дымком, будто с костра, а не с печки.

А еще пахло речной водой, песком, теплым железом от печки и какой-то береговой травой, чей запах я помнил с малых лет, но названия травы не знал.

Было не жарко. В воздухе появился тонкий, чуть заметный туман, желтое солнце светило сквозь него мягко и уютно. Нам было хорошо.

Мы ели кашу из алюминиевых мисок и беседовали. Как и положено однокашникам, которые не виделись много лет. Впрочем, немногословно, без эмоций.

– Женат, небось? – сказал Жора.

– Был…

– Понятное дело… А я так и не собрался. Не получается из меня благополучный житель государства Российского.

– Оно теперь далеко не у всех получается…

– Похоже на то, – кивнул Жора. – Но кое-кому все же везет. Борьку Тесёмкина помнишь? Такой сейчас фигура, банком «Аметист» ворочает да еще всякими предприятиями. Без охранников ни шагу. Уже два раза в него стреляли…

– Тоже мне везение…

– Ну… везение хотя бы то, что жив остался.

Мы посмеялись.

– А Стасика Язвицкого помнишь? Он тут неподалеку жил.

Я сказал сдержанно:

– Припоминаю.

– Штурманом дальнего плавания стал, старпомом. И ни где-нибудь, а на учебном фрегате «Лисянский». Я с ним два рейса корабельным плотником ходил, в Гибралтар и на Кубу… Я ведь служил на субмарине, а после дембеля потянуло поплавать по морской поверхности. На сейнерах поболтался, потом попал на парусник. А пару лет назад доктора прихлопнули мне медицинскую карту. «Чегой-то, – говорят, – юноша, у тебя клапана барахлят, подлечись». Ну, как поется в песне, «вернулся я на родину, шумят березки встречные…» Поступил вот на эту должность. Тоже вроде при флоте. И сторож, и спасатель, и начальник пристани, и сам себе капитан…

– И смотритель маяка, – кивнул на прожектор Ерошка. До этого он деликатно не встревал во взрослую беседу, деловито скреб ложкой о миску.

– И смотритель… Ну а до этого «смотрительства» все же успел поглядеть на белый свет.

– По-моему, тебе повезло больше, чем Тесёмкину, – искренне сказал я.

– По крайней мере, больше шансов уцелеть, – хмыкнул он. – Только… опять как в песне: «Никто замуж не берет девушку за это…»

– Не спеши. Семейная жизнь – штука обоюдоострая.

Жора аккуратно перевел разговор:

– А ты, я слышал, тоже успел поплавать.

– Да кто тебе сказал? Газетчик я. К тому же нынче безработный.

– Ну, а книжка-то твоя! Про синий кливер!

– Какой еще кливер?

– Ну, ты и скромник! Каким был в школе, таким остался… – Подожди-ка!

Жора быстро сходил в будку и принес книжицу в сизой бумажной корочке с рисунком из круто выгнутых парусов (один треугольный парус был синий). Я увидел свое имя и фамилию. И название: «Под синим кливером».

С ума сойти… Откуда это?!

Торопливо открыл. На титульном листе – то же название, а ниже подзаголовок; «Путешествие на шхуне „Томас Манн“ вдоль заморских берегов».

– Елки-палки… Жора, это кто-то собрал вместе мои репортажи и выпустил отдельной брошюрой!

– Не кто-то, а здешнее издательство, «Малогда-пресс». Говорят, какая-то презентация была, да тебя не нашли, чтобы пригласить. А эта книжка теперь и в школьном музее стоит…

Вот скандал-то!

Я сказал честно и покаянно:

– Жора, я же все это выдумал! Это не рассказ о настоящем плавании, а… сплошное литературное творчество! А эти идиоты… без спросу…

Жору мое сообщение ничуть не раздосадовало.

– Ну и что же! Значит, интересно выдумал, раз всем нравится. Братья Стругацкие в своих книжках тоже все выдумали, а читаешь взахлеб…

– Или «Волшебник Изумрудного города», – опять вставил слово Ерошка. – Тоже выдумка, а будто по правде…

После этой реплики он деловито собрал миски и понес к воде. Я вспомнил, как он попросил у меня на вокзале автограф. Неужели тоже читал книжку «Под синим кливером»? Кстати, я никогда не давал своим репортажам такого названия. И не придумывал синего кливера для шхуны. Откуда там это?

А вот прочту все внимательно, да устрою этой «Малогде-пресс» тарарам по поводу нарушения авторских прав!

А вдруг не было нарушения? Вдруг скажут «да вы что, господин хороший» и предъявят подписанный мною договор? В последнее время чего только не случается… И может быть, девочка-подсолнух на Лодочной настукала красным мячиком очередной перескок в хитром пространстве Синего Треугольника? Недаром же Ерошка опасался…

Я посмотрел на Ерошку. Он стоял по колено в воде и добросовестно оттирал миску пучком травы. Интересно, всегда он такой старательный? Не знаю… А что я вообще о нем знаю?

– Жора, ты помнишь в соседнем классе Альберта Таврикова? Или Гаврикова…

– Не помню… То есть не было такого. Был Глебка Тариков, на класс старше нас, он после девятого ушел в техникум связи…

– Нет, я про Альберта… Вот в чем дело. Вот этот юный друг говорит, будто вы с Альбертом Тариковым приятели, а он – его племянник.

– Тю-у… – вытянул губы Жора. – Ты его слушай больше. Он порой такого порассказывает, куда там Стругацким!

– А что это вообще за личность? Я-то с ним познакомился случайно, утром на вокзале…

Жора поскреб затылок.

– Да, признаться, я и не спрашивал. Думаю, из местных пацанов, а чей и где живет, как-то не было случая узнать. Ерошка и Ерошка… Отирается тут иногда, помогает катера швартовать, когда подойдут. Болтаем порой, сидя у огонька…

– Смышленый пацан, но какой-то бесприютный… – сказал я. – Такое впечатление, будто ему некуда идти…

– Ну, не такой уж бесприютный, – отозвался Жора, который, как я понял, не любил в жизни лишних сложностей. – И одежка, вроде, не рваная, и кроссовочки, я заметил, нынче новенькие, купил же кто-то…

– Н-ну, да… – кивнул я.

– Ты подпиши книжечку-то на память старому школьному другу, – напомнил Жора.

Я вынул из внутреннего кармана курточки ручку (которую так и не вернул девицам). Положил книжку на ящик, присел, стал писать:

«Георгию Аланову, который, в отличие от нахального автора этой книжицы, плавал на настоящих, а не на придуманных кораблях…»

Подошедший с мисками Ерошка уважительно посапывал у меня за плечом. Жора тоже смотрел, как я пишу. Спросил:

– А шхуна «Томас Манн» есть на самом деле? Что-то я не слыхал про такую…

– В том-то и дело, что нет. Я ее придумал, как все остальное…

– А кто он такой, этот Манн?

– Был немецкий писатель…

– Видать, нравится тебе?

– Да ничуть! То есть, я почти не читал его. Только роман «Иосиф и его братья», да и то через пень-колоду. А откуда это название мне в голову стукнуло, сам не пойму. Привязалось, вот и все…

– Это не от писателя название, – вдруг веско сообщил Ерошка. – Это от кота…

– От какого кота? – сказали Жора и я разом.

– Который на верфи жил, где шхуну строили. В Бем… Брер…

– В Бремерхафене? – вспомнил я календарный листок.

– Ну да! Он там дружил с корабельщиками! Звали его Томас. И умный он был, как человек. А человек по-немецки «манн». Вот строители и дали шхуне такое название…

– Откуда ты это взял?

Ерошка хихикнул:

– Вот те на! Сам написал в своей книжке, а теперь «откуда».

– Не писал я такого!.. Не помню.

– Это бывает, – снисходительно утешил Ерошка. – Сперва придумаешь, потом забудешь… Дядя Слава, можно, я сделаю аппаратом один снимок? Я умею.

– На здоровье. Можешь хоть все пять. Сколько кассет…