Синий треугольник - Крапивин Владислав Петрович - Страница 13

Я расплатился за аппарат и обувь (бумажник был с собой). А про плату за снимки хозяйка мастерской сказала, что пока не надо.

– Потом, когда получите портреты. Приходите за ними на той неделе…

9

«На какой „на той неделе“? – думал я, уходя из мастерской. – Будет ли она? И найду ли я снова Ключевской спуск?»

Ерошку такие мысли не беспокоили. Он весело пританцовывал на ходу в своих новеньких кроссовках. Сказал даже:

– Дядя Слава, спасибо. Замечательные лёпы…

А потом опять:

– Дядя Слава…

– Что, дитя мое?

– Можно, я понесу аппарат?

– Сделай одолжение.

Ерошка с удовольствием надел через плечо прикрепленный к футляру ремешок.

– Дядя Слава, а ты дашь мне разок щелкнуть аппаратом? Я знаю как…

– На здоровье. Сам я и не собираюсь им снимать.

– А зачем купил?

– Я же говорил: на память…

Ерошка присмирел. Кажется, он чутко уловил в моем голосе нотку раздражения. Оно и правда зашевелилось во мне. От неожиданно трезвых мыслей. «Ну а дальше-то все-таки что? Куда идти, чем заниматься? И кто же все-таки он? Как с ним быть дальше?»

Ерошка сбил шаг, сказал вполголоса:

– Ты на меня злишься, да?

– С чего ты взял?

– Ну… про дядьку Альберта наврал. Новые башмаки выпросил…

– Ничего ты не выпрашивал, я сам купил! Подумаешь, расход какой…

– И вообще. Приклеился и таскаюсь следом… Но я не виноват…

– Дурень, – сообщил я с моментальным раскаяньем. – Ничего такого я не думаю. А думаю… что оба мы голодные. Где-нибудь поблизости есть столовая?

– Есть… Только опять будешь на меня тратиться. Сперва кроссовки, потом обед…

До чего щепетильный субъект! Я уже собрался заявить, что если он готов глотать слюни, когда я буду лопать щи и котлету с макаронами, то пожалуйста…

И тут нам встретились знакомые – на тротуаре у входа в компьютерный салон «Семь измерений». Вышли оттуда и округлили глаза.

Это были «Нэлька и Зинка Патраковы», дочки кожевенного бизнесмена.

– Здрасте, – сказали они мне. А Ерошке: – О-о! Кого мы видим! Сам Ерофей Ерофеич! И в каком-то непривычно джентльменистом обличии…

– Ты, Зинка, помолчи лучше, – сумрачно ответствовал Ерошка девице с кристалликами на ушах. Другая (очевидно, Нэлька) обратилась ко мне:

– Вы не доверяйте этому типу. Внутри он знаете какая коварная личность. И про нас, небось, наговорил вам всякое…

– М-м… нет…

– Небось, что мы дочки миллионера или торговки наркотиками. Или еще кто похуже…

– Ничего я не говорил! – Мы стояли посреди тротуара, и Ерошка тяжко сопел, растопырив локти.

– Говорил, говорил, – не поверила ему и мне Зинка. – А знаете почему? Сводит счеты. Мы ему три дня назад на пляже ухи накрутили.

– Молчи, козлиха крашеная, – с пружинистой угрозой произнес Ерошка и качнулся вперед. Я удержал его за плечо.

– За что же вы подвергли ребенка столь мучительной процедуре?

– Ха! Еще не так надо было подвергнуть! – разом воскликнули красавицы. А Зинка, мотая клипсами, разъяснила: – Он знаете что? Он вертелся там у женских раздевалок и подглядывал…

– Врете! – взвыл Ерошка. – Дядя Слава, врут! Вот хоть кто буду, врут! Было бы на что глядеть, воблы драные!.. – Он рванулся, сжав кулаки, я опять ухватил цыплячьи плечи. В голосе Ерошки звучали нешуточные слезы. Девицы, обворожительно просияли и пошли прочь, умело двигая попками.

– Шкыдлы паршивые! – взвыл им вслед Ерошка. – Дядя Слава, ну врут же совсем по-гадючьи!.. – В глазах его дрожали капли. Лопухастые уши были помидорными, словно их накрутили сей момент.

– Будь мужчиной, Ерофей. Стоит ли так реагировать на девчоночий трёп! Я и сам вижу, что врут… Ты, небось, просто шел там, а они привязались…

Он все еще колюче растопыривал локти и дышал, как перегретая скороварка.

– Я… не просто шел… Мне там… надо было…

– Искал кого-то? – подсказал я.

– Да… – Он стал дышать потише, указательным пальцем почесал под носом. – Хотел встретить Еську…

– Кого?

– Одну… девочку. Она должна приехать сюда… и оказаться у реки… – Он еще раз чиркнул пальцем под носом и крепко замолчал. Будто понял, что сказал лишнее.

«Ну и ладно, не хочешь – не говори», – слегка обиделся я. Но сказал бодро:

– Инцидент исчерпан. Идем искать заведение общепита.

Ерошка вскинул глаза. В них все еще был излишек сырости, но «ухи» уже принимали нормальную окраску.

– Если еще раз коснешься финансовых вопросов, поступлю с тобой, как Нэлька и Зинка, – сурово предупредил я. – Или как Софья Мироновна с Мотей. Она сочла меня твоим папашей, значит имею право…

Он не возмутился. Конфузливо шмыгнул носом, хихикнул:

– Не надо, как Мотю, я уже большой. Лучше просто дай по шее тумака.

– Чего-чего?

– Тумака, – увесисто повторил Ерошка. И на ходу пнул кроссовкой блестящую пивную пробку.

– Могу и дать. Только надо говорить «ту-ма-ка». Грамотей…

– Можно и так… Но «тумака» больше подходит.

– Для твоей шеи? – хмыкнул я.

Он глянул искоса и буркнул:

– Не для шеи, а для стихов…

– Это для каких же?

Ерошка поддал ногой очередную пробку. Вздохнул:

– Которые… я сочинил.

Я помолчал, переваривая информацию. Надо же – он сочиняет стихи! И сказал очень осторожно:

– А про что они?

– Ну, так… про обезьяну…

– Из-за которой ты ногу ободрал? – вспомнил я.

– Не… Про другую. – Ерошка шел сбоку от меня, с опущенной головой, на которой все еще сохранялась «интеллигентная» прическа.

Я сказал с прежней осторожностью:

– Может, расскажешь… стихи-то?

Ерошка не стал упрямиться. Лишь спросил тихонько:

– Смеяться не будешь?

– Я, по-твоему, кто? Полная скотина?

– Ну ладно… – И не поднимая головы, он забубнил на ходу. Негромко, но разборчиво:

Он попыхтел, словно закончил тяжкую работу. И буркнул:

– Ну вот… все…

– М-м… у тебя несомненный литературный дар, – сказал я почти честно.

Он хихикнул – знакомо так, «по-ерошечьи»:

– Есть в кого…

– Это в кого же?

– Мало ли… А тебе понравилось?

– Да… Ощущается в твоих виршах этакая… драматическая струна…

Ерошка вдруг развеселился:

– Чего-чего? Это же дурацкие стихи! Шуточные! А ты думал, в них душевное страдание? Ха!..

Я хотел сгрести его за кофту и дать тумака. Или поступить, как с Мотей. Но этот «Кикимора» отскочил и заприплясывал в трех шагах.

– Иди сюда, пиит недозрелый! А то хуже будет! – зверски сказал я.

Он, танцуя, вытянул руку.

– Смотри! Вон столовая.

Мы подошли. Дверь была распахнута, но поперек прохода висел шнурок с табличкой «Обед».

– Кому обед, в кому шиш без масла, – резюмировал я. Впрочем, без большой досады. Запах, доносившийся из полутемного помещения не повышал аппетита: кислая капуста и вчерашняя вермишель.

Ерошка примирительно взял меня за рукав.

– Дядя Слава, да ну ее, столовую. Пойдем на Катерную пристань. Там есть один человек, мой знакомый. Он в это время всегда варит обед. Хватит на всех…